Мифы и общество Древней Ирландии

Уладский герой Коналл Кернах вообще часто связывается в преданиях с отрубленными головами и особыми историями, где голова противника играет вполне независимую роль. Так, в предании «Осада Эдара» речь идет о последнем поединке Мес Гегры, короля Лейнстера, брата Месройды Мак Дато. Мес Гегра, лишившись руки и своего возницы, выезжает на колеснице к броду, где встречает Коналла Кернаха на колеснице. Они сражаются в честном поединке – Коналлу привязали к боку его руку. Тем не менее ослабленный раной Мес Гегра не смог выдержать натиска Коналла и признал свое поражение: «Добро же, о Коналл. Знаю, ты не уйдешь, пока не возьмешь с собой мою голову. И положи мою голову на свою голову, а мою честь – на свою честь». Коналл срубил голову Мес Гегры и положил ее на камень у края брода. Из шеи вытекла капля крови, вошла в «голову» стоячего камня и вышла через него в землю. Потом он положил свою голову на камень. «Голова» камня упала на землю и покатилась на его глазах в реку. Тогда глаза Коналла были неким образом травмированы, поэтому героя стали называть Косым[319 - The Book of Leinster. Vol. II / Ed. R. I. Best and M. A. O’Brien. Dublin, 1956. P. 432.]. Так Мес Гегра пытался обмануть Коналла и уничтожить его уже после своей смерти. Важно, что голова воина непосредственно связывается с воинской честью. Все описание последовательного положения голов в предании, при том что «верхушка» камня также по-древнеирландски дословно означает «голова» (cend), скорее всего восходит к описанию некоего неизвестного нам ныне языческого ритуала. Видимо, честь противника действительно должна была переходить из мертвой головы в живую.

После описанного ритуала Коналл положил голову врага на свою голову, взгляд его снова стал прямым, и он перестал быть косым. Видимо, подразумевается, что головы воинов соприкасались затылками, подобно двум каменным головам своеобразного кельтского двуликого Януса из упоминавшегося уже святилища в Рокпертюзе в южной Галлии (ил., см. во вклейке).

Завершив все эти манипуляции с головами, Коналл встречает вдову Мес Гегры, Буан, и сообщает ей, что муж ее велел ей идти с ним. Тогда вдова интересуется, взял ли он с собой какое-нибудь доказательство тому. «Его колесница и его лошади здесь», – ответил Коналл. «Много он дарит сокровищ», – сказала женщина. «Его голова тоже здесь», – сказал Коналл. «На этот раз по праву это от него», – ответила вдова[320 - Loc. cit. См. русск. пер.: Осада Эдара / Пер. Н. Чехонадской // Саги об уладах / Сост. Т. Михайловой. М., 2004. С. 41—43.]. Голова выступает последним аргументом, как в случае дележа свиньи Мак Дато. С головой к воину переходит и собственность, и жена побежденного. Судя по всему, к нему переходит и сама личность врага: победитель сам становится в какой-то мере своим побежденным врагом.

Интересно, что в качестве ценного трофея можно было использовать не только голову, но и ее содержимое. Когда слуга Коналла не смог нести голову Мес Гегры, Коналл приказал ему вынуть из нее мозг, измельчить его мечом, смешать с известью и слепить из него шар. Так и было сделано[321 - The Book of Leinster. Vol. II / Ed. R. I. Best and M. A. O’Brien. Dublin, 1956. P. 433.]. Предание о смерти Конхобара добавляет, что в то время среди уладов был обычай поступать таким образом с мозгом каждого воина, убитого в поединке. Шар из мозга Мес Гегры хранился на вершине кургана. Когда улады соревновались и спорили, они держали в руках подобные шары как свидетельства доблести. Впоследствии именно от этого шара и погиб король уладов Конхобар, когда Кет, сын Магу, выстрелил в него этим мозгом из пращи[322 - The Death-Tales of the Ulster Heroes / Ed. K. Meyer. Dublin, 1906. P. 4, 6.].

Если же ни головы, ни заизвесткованного мозгового мяча под рукой не оказывалось, в ход шли вражеские языки. Так, на собрание уладов во время Самайна на равнине Муртемне воины приносили языки своих убитых врагов, чтобы доказать свои победы. Правда, как сообщает средневековый комментатор, чтобы увеличить число трофеев, к ним добавляли и языки животных[323 - LU fo. 43a 3231—3233.]. Видимо, это была упрощенная форма хранения боевых трофеев.

Среди кельтов в древности на континенте и на Британских островах война и насилие были практически нормой повседневной жизни, причем для свободного мужчины участие в войне было делом чести и престижа. Свидетельством подобной почти постоянной войны в Ирландии могут служить анналы, согласно которым ни один год не проходил без столкновений войск враждующих королей или нескольких династий. Вообще, в раннесредневековой Ирландии и Уэльсе сложно было четко разделить периоды войны и мира: мы наблюдаем скорее постоянное насилие, санкционированное королями или несанкционированное[324 - Charles-Edwards T. Irish warfare before 1100 // A military history of Ireland / Ed. T. Bartlett, K. Jeffery. Cambridge, 1996. P. 26—27.]. Шли не только войны королей между собой, но и вооруженные столкновения родов, дружин и просто групп отдельных воинов. При этом мы можем разделить боевые действия на массовые столкновения армий и на поединки. Поединок двух воинов был более престижным видом боевых действий и необходимым элементом карьеры молодого воина, потенциального героя. Притом что те правила поведения воинов, что сохранились в древнеирландской литературе, часто представляют собой идеализированную картину, мы должны признать, что этот идеал неизбежно влиял на сознание аристократии, бывшей основным адресатом традиционных преданий. Массовые столкновения армий, хоть и были довольно беспорядочными, начинались, судя по всему, с ярких и ритуализированных построений войск противников.

Кроме регулярных войн, мы должны упомянуть еще и постоянное насилие и вооруженные столкновения на бытовой почве между свободными мужчинами. Причем, как сообщают предания, столкновения эти могли быть спровоцированы самыми незначительными причинами, действиями, которые могли показаться оскорбительными самолюбивым ирландским воинам. Кодекс чести, не всегда понятный современному читателю, регулировал их отношения. За оружие хватались часто и по самым незначительным поводам. Противника и обидчика могли атаковать внезапно, коварно, обманно, и всякая осторожность и рассудок отбрасывались в этот момент в сторону.

Судя по античным и древнеирландским описаниям, гордость пирующих воинов часто разжигала их страсти до такой степени, что они начинали кровопролитие, обращая оружие против своих сотрапезников. Основным предметом спора за такой трапезой была особая ритуальная «доля героя» – лучший по вкусам того времени кусок (как правило, свинины). Одно из самых подробных описаний спора и боя за долю героя между возничими и самими героями сохранилось в древне-ирландском предании «Пир Брикриу»:

Поднялись слуги разделить пищу. Поднялся тогда колесничий Лойгаре Победоносного, Шедланг сын Риангавара и сказал слугам: «Дайте долю героя Лойгаре Победоносному, ибо ему она полагается вперед всех юношей Улада». Затем поднялся Ид сын Риангавара, колесничий Коналла Кернаха и сказал то же о своем господине. Затем поднялся Лойг сын Риангавара и сказал ту же речь слугам: «Принесите эту долю Кухулину, не позорно для всех уладов отдать долю ему: он лучший воин среди всех вас». «Неправда это», – молвили Коналл Кернах и Лойгаре Победоносный.

Встали они втроем и взяли свои щиты и схватили свои мечи. И рубились они, пока одна половина королевского дома не горела огнем от мечей и наконечников копий, а другая половина не стала ярко белой птичьей стаей от беленых щитов. Большой грохот от оружия поднялся в королевском доме. Сражались смелые воины, и разгневались Конхобар и Фергус, сын Роах, увидев страдания и несправедливость, когда двое напали на одного: Коналл Кернах и Лойгаре Победоносный – на Кухулина. Никто из уладов однако не решался развести их, пока не сказал Шенха Конхобару: «Разведи мужей». Ибо в то время был Конхобар среди уладов как земной бог[325 - Fled Bricrend / Ed. G. Henderson. London, 1899. P. 14, 16.].

Доля героя на пиру была известна и континентальным кельтам, о чем пишут античные авторы. Так же, как в Ирландии, спор за долю героя часто мог завершаться кровопролитием. Вот как описывает пир героев Посейдоний устами Афинея:

На пирах кельты часто устраивают поединки. Приходят они с оружием и бьются или с мнимым противником, или, шутся, друг с другом; но случаются и ранения, тогда они приходят в ярость, и, если не вмешаются окружающие, дело может дойти до убийства. В древности… за трапезой подавались цельные окорока и самому сильному воину вручалось бедро; если же кто-либо начинал спорить, то они вступали в поединок и бились насмерть[326 - Athenaeus, IV, 154а-b. Афиней. Пир мудрецов / Пер. Н. Т. Голинкевич. М., 2004. С. 203.].

Характерно, что доля героя и поединок за нее упомянуты у такого раннего автора, как относящиеся к прошлому. При этом в ирландском предании речь идет также о далеком эпическом прошлом острова. Скорее всего, это был действительно довольно архаичный обычай, который в Ирландии мог продержаться дольше, чем на континенте.

В Древней Ирландии, по крайней мере до времени Бриана Борове, мы не встречаем больших армий на службе королей. Местный король туата мог позволить себе только небольшую дружину (порядка ста шестидесяти воинов)[327 - Cath Almaine, p. 7, l. 88.]. Но при этом сражаться за свой туат должен был каждый свободный мужчина (исключая духовенство и филидов), а тем более мужчина благородного происхождения. Свободные землевладельцы туата могли быть призваны на военную службу (slоgad), если начиналась крупномасштабная война. Король призывал население туата на службу во время собрания туата (оenach), при этом было три варианта подобных военных сборов: 1) сбор в центре территории туата для противостояния захватчику; 2) сбор на границе туата для «защиты правды и закона», чтобы король мог начать битву или заключить договор; 3) сбор на войну с туатом, восставшим против верховного короля (собирался, видимо, верховным королем, в подчинении у которого было несколько туатов)[328 - Cr?th Gablach / Ed. D. Binchy. Dublin, 1979. P. 20 §37; 106.]. Такая система военных сборов сохранилась в Ирландии у гэльских вождей вплоть до эпохи Тюдоров.

Первый исторически зафиксированный период древнеирландского воинского искусства относится к позднеримской и ранней постримской эпохе (конец IV—V вв.). В то время Ирландское море находилось во власти ирландских морских разбойников, которые играли тогда примерно ту же роль, что викинги несколькими столетиями позже. Вот как описывал св. Гильдас Премудрый набеги ирландцев (скоттов) и пиктов из-за моря на Римскую Британию:

Возникли наперегонки из курахов, которыми они были переправлены через долину Тефии, как будто грязные червячки, когда Титан пылает зноем, из самых узеньких отверстий норок, – мерзейшие банды скоттов и пиктов, нравами отчасти разные, но согласные в одной и той же жажде пролития крови колодники, более покрывающие волосами лицо, нежели постыдные и к постыдным близкие части тела – одеждой. Узнав о том, что покровители вернулись домой и наотрез отказались приходить опять, они увереннее, чем обычно, захватили у туземцев всю северную и крайнюю северную часть земли до самой стены[329 - Гильда Премудрый. О погибели Британии / Пер., вступ. статья и примеч. Н. Ю. Чехонадской. СПб., 2003. С. 180, 258—259.].

Этот краткий пассаж требует некоторого комментария, поскольку реалии древнеирландского пиратства и аллюзии Гильдаса не будут ясны неподготовленному читателю. Во-первых, курах, упомянутый им (лат. curuca, др.-ирл. curach) – это особая разновидность лодок, использовавшихся вплоть до XX в. на западном побережье Ирландии. Изготовление такого кураха, легкой, но вместительной лодки, описывается в тексте X в. «Плавание святого Брендана». Святой со своими сподвижниками-монахами обтянули деревянный каркас бычьими кожами, дубленными с помощью дубовой коры, а швы между кожами смазывались коровьим же маслом. Лодка была обтянута кожами и изнутри, а посреди нее была установлена мачта с парусом[330 - Navigatio sancti Brendani / Ed. C. Selmer. Notre Dame, 1959. P. 10—11.]. Другие древнеирландские тексты сообщают о лодках разных размеров, обтянутых бычьими шкурами. Упоминаются и маленькие лодки из одной шкуры, и лодки побольше, обтянутые тремя кожами[331 - Kelly F. Early Irish Farming. Dublin, 1997. P. 55.]. Так что ирландцы (скотты и атакотты, как их называли римляне) в древности пересекали морскую гладь вовсе не на больших кораблях, а на сравнительно маленьких лодках.

«Долина Тефии» у Гильдаса обозначает Ирландское море или внешний Атлантический океан, при том что Тефия была богиней внешнего океана и ее свойства были отчасти заимствованы ирландскими учеными мужами при реконструкции функций местного бога Тетры. В любом случае, враги римской Британии обрушились на нее из-за моря, т. е. это были ирландцы-скотты и, возможно, пикты, жившие в Северной Ирландии. Гильдас, скорее всего, ошибочно связывает экспансию скоттов и пиктов в римскую Британию с заселением пиктами Северной Британии, нынешней Шотландии.

Интересно, что Гильдас подтверждает античные сведения о кельтах, отпускающих длинные волосы и растительность на лице, при этом вступающих в битву нагими. Еще Полибий сообщал о специальных отрядах наемников, гезатов, в кельтском войске во время битвы при Теламоне в 225 г. до н. э. Таким образом, у Гильдаса речь идет именно о разбойничьих, пиратских отрядах островных кельтов (в более поздний период подобные «разбойники, наемники» по-древнеирландски именовались d?bergaig[332 - О феномене разбоя (d?berg) в древнеирландском обществе см. работы Кима МакКона (McCone K. Werewolfs, Cyclopes, D?berga and Fianna: Juvenile Delinquency in Early Ireland // CMCS, 12, 1986. P. 1—22; McCone K. Hund, Wolf und Krieger bei den Indogermanen // Studien zum Indogermanischen Wortschatz (ed. by W. Meid). S. 101—154; McCone K. Pagan Past and Christian Present in Early Irish Literature… P. 203—224; … О Cathasaigh T. Gat and D?berg in Togail Bruidne Da Derga // Celtica Helsingiensia / Ed. A. Ahlqvist (Proceedings from a symposium on Celtic Studies; Commentationes Humanarum Litterarum 107, Helsinki, 1996) P. 203—214; Nagy J. F. Conversing with Angels and Ancients. Dublin, 1997; Charles-Edwards T. M. Early Christian Ireland. Cambridge, 2000. P. 112—117. Библиография вопроса и обзор положения разбойников в Древней Ирландии составлены с помощью Ф. Д. Прокофьева.]). Однако мы не можем исключать здесь заведомого преувеличения со стороны Гильдаса, ведь речь идет о дикости и свирепом нраве ирландцев и пиктов.

Ирландские разбойники или наемники (d?bergaig) и группы неженатых молодых свободных мужчин, живущих охотой и разбоем, фении (f?an), в ранний период часто не разделяются в литературе. Видимо, изначально эти термины выступали как синонимы. Причем отношение к этим маргинальным героям, обитающим на окраине обитаемого мира, в литературных произведениях, как правило, отрицательное: они связываются с языческим прошлым и друидами. Яркий пример совмещения образа разбойника и друида мы можем найти в историях о верховном друиде уладов Катбаде, о котором у нас шла речь выше. Катбад описывается в преданиях не просто как воин, но как фений и предводитель отряда фениев[333 - Meyer K. Compert Conchobuir – The Conception of Conchobur // RC, 6, 1883—1885. P. 173; Tidings of Conchobar mac Nessa // Еriu, 4, 1910. P. 22.] (при этом позднее Катбад выступает в роли учителя главного уладского героя Кухулина). В ранние Средние века ирландские церковные уложения о покаянии часто связывают друидов с фениями или разбойниками. Как пишет Р. Шарп, «разбой (т. е. d?berg – Г. Б. ). . . рассматривался как языческое занятие и, очевидно, был связан с особым ритуальным поведением»[334 - Sharpe R. Hiberno-Latin laicus, Irish lаech and the devil’s men // Еriu, 30, 1979. P. 82.]. Ранний ирландский пенитенциарий в Canones Hibernenses, который можно датировать VII в., налагает одинаковую епитимью как на друида, так и на разбойника: «Такова епитимья друида или посвященного богам жестокого злодея (т. е. demergach) … семь лет на хлебе и воде» … [335 - The Irish Penitentials / Ed. L. Bieler. Dublin, 1975. P. 160.]. Один древнеирландский пенитенциарий упоминает среди наиболее серьезных грехов разбой и друидизм, один за другим: «. . .Есть и другие грехи среди них, покаяние за которые нельзя ослабить, сколь долго бы ни было время, отведенное на него, если только Сам Бог не сократит это время, даровав смерть или другой знак в виде болезни или трудов, что грешник выполнит. . . такие грехи, например, – разбой и друидизм (diberggae ? druithdechta)»[336 - Binchy D. A. Old Irish table of penitential commutations // Еriu, 19, 1962. P. 58; еще один пример крайне отрицательного отношения к друидам и d?berga(ig) можно найти в среднеирландском житии Колмана сына Луахана (Betha Colmаin maic L?achаin), которое не допускает отпущения грехов друиду или разбойнику (Betha Colmаin maic L?achаin / Ed. K. Meyer. Dublin, 1911. P. 106).].

В ранней ирландской литературе есть несколько примеров, где две эти группы ассоциируются друг с другом. В древнеирландском законе о ранах Bretha Crоlige есть параграф о содержании больных (othrus) из трех групп, друиды же и разбойники снова выступают как две тесно связанные социальные группы: «Есть три человека в туате, которых принимают согласно статусу крепкого хозяина (bо-aire), – ни их честь, ни их священный статус (nemthes), ни их права, ни их стрижка (cend-gelt) не увеличивают отпущенное на их содержание – это друид, разбойник (dibergach) и сатирист. Ибо Богу угодно отринуть их, а не защищать их»[337 - Bretha Crоlige / Ed. D. Binchy // Еriu, 12, 1938. P. 40.]. Все еще высокий статус друида (nemthes) принижен в этом законодательном тексте, когда друид ставится на один уровень со свободным крепким хозяином (bо-aire), не обладающим статусом nemed. С другой стороны, положение изгоя-разбойника (d?bergach) здесь приравнено к статусу bо-aire. Стрижка (cend-gelt), или тонзура, упомянутая в тексте, может относиться как к тонзуре друидов, известной по Книге из Арма[338 - См. о тонзуре друидов в Книге из Арма fo. 12b1: «ablati sunt capilli capitis illius, id est norma magica quae prius in capite videbatur, airbacc (угол – Г. Б.), ut dicitur, giunnae (стрижки – Г. Б.)».], так и к стрижке (или татуировке?) разбойников, известной по житиям святых (signa diabolica super capita, в Vita III S. Patricii; stigmata diabolica in capitibus suis, в Vita prima S. Brigitae)[339 - Bieler L. Four Latin Lives of St. Patrick. Dublin, 1971. P. 169—170; цитируется по Sharpe R. Op. cit. P. 84.]. В житии св. Патрика, написанном в VII в. Мурьху, разбойник (d?berg) Мак Куйл мокку Греке, облик которого, прежде всего, определяется кровавыми знаками на его голове, символами его чудовищного поведения, главенствует над бандой разбойников и убивает путешественников[340 - The Patrician texts in the Book of Armagh / Ed. L. Bieler. Dublin, 1979. P. 102—106.]. Что и составляло значительную часть функций d?berga, древнеирландского варианта мужского сообщества («M?nnerbund»), никому не подчиняющейся группы безземельных, неженатых, молодых выходцев из благородных семейств (часто королевских сыновей, как указывает «Разговор старейших»[341 - McCone K. Pagan Past and Christian Present in Early Irish Literature… P. 206.]), занимающихся разбоем и охотой в лесах и пустошах за пределами своего туата до того момента (не раньше двадцати лет), когда они получали наследство в случае смерти отца или кого-либо из близких по роду. После чего им надлежало перейти от членства в f?an к полноценному членству в туате в качестве женатых землевладельцев. Друиды и разбойники воспринимались в раннесредневековом ирландском обществе как маргинальные группы, ассоциируемые с демоническими силами. Они также ассоциировались с периферией, которая должна была быть доместицирована и подобающим образом связана с центром.

Интересную иллюстрацию быта древнеирландских разбойников-фениев предлагает поэма из так называемых «Гесперийских речений», поэтического сборника, созданного, скорее всего, в Ирландии в VII в. и написанного на очень темном для понимания латинском (гесперийском) языке в монашеской среде. Поэма «О битве» повествует о том, как «шайка некая воинов свирепая / к границам внешним подходит земли вражеской»[342 - Гесперийские речения / Пер. Д. Б. Шабельникова. СПб., 2000. С. 252, 255.]. Речь идет о разбойниках, подошедших к границам чужого туата. Там, на периферийной, внешней территории разбойники убивают кабана, жарят его на вертелах и пируют. Здесь-то их и настигают воины туата, нападают на них с мечами и пиками (там же находим редкое упоминание луков и стрел, если речь все же не идет о дротиках[343 - Луки отсутствуют в археологических находках в Ирландии в эпоху железного века. В кельтской Европе латенской эпохи луки также были непопулярны. Скорее всего, они редко использовались в кельтской и раннехристианской Ирландии (A new history of Ireland. Vol. 1. Prehistoric and Early Ireland / Ed. D. О Crоin?n. Oxford, 2005. P. 146.)]), ополчение терпит поражение и отступает, а затем, вернувшись в свой туат, участники похода «воздвигают рассказов ворох». Именно так, надо полагать, из подобных стычек на периферии обитаемого мира, и возникали предания и поэмы о фениях.

Важно отметить, что в древнеирландском обществе среди землевладельцев туата свободный мужчина получал полные права и статус bо-aire лишь по достижении двадцати лет, когда у него вырастала борода и когда он наследовал земельную собственность. Если одно из этих условий не выполнялось, например, он не наследовал землю, он оставался в отряде фениев[344 - Гесперийские речения… С. 252, 255.]. Молодой человек до двадцати лет, не обладающий полными правами, не считался достойным противником в поединке. По этой причине зрелый воин Над Краннталь отказывался сражаться с безбородым Кухулином. Встретив Кухулина, Над Краннталь удивился:

– Ты, что ли, Кухулин?

– А что, если это я? – сказал Кухулин.

– Если это ты, – сказал Над Краннталь, – то пока я не принесу в наш стан головы ягненка, не принесу и твоей головы, головы безбородого юнца.

– И вовсе я не Кухулин, – молвил Кухулин. – Иди к нему на ту сторону холма.

Пришел Кухулин к Лайгу.

– Намажь мне грязную бороду, – сказал ему Кухулин. – Воин не может сразиться со мной безбородым.

И было сделано так[345 - Tain Bо C?ailnge. Recension I / Ed. C. O’Rahilly. Dublin, 1976. l. 1443—1456.].

Среди фениев можно выделить и своего рода высшую категорию, людей, приближенных к королю и состоявших, видимо, на королевской службе. Подобный воин в источниках называется fer-gniae ‘геройский муж’, его боевые качества так описаны в трактате Cr?th Gablach: «У кого есть право, и кому подобает готовить еду для короля? Геройскому мужу (fer-gniae) трех ударов. Каковы они? Муж ударов, что может ударить своего противника так, что пронзает человека через его щит. Муж, что берет противника живым в плен на поле битвы. Муж, что убивает быка одним ударом сразу. Муж, что пронзает пленника без сожаления (?). Муж, что пронзает воина перед войском, так, что тот падает от единого удара»[346 - Cr?th Gablach… P. 22 § 43.]. В королевском доме этот геройский муж сидел с фениями, охраняя дверь. Помимо этого fer-gniae должен был помогать женщине, если ей не выплатили вено (плату за невесту). Можно предположить, что подобные «геройские мужи» выполняли своеобразные «полицейские» функции при королевском дворе и в туате в целом.

С самого раннего времени, начиная с эпохи пиратских, разбойных набегов гойделов на Римскую Британию, мы видим, что военное дело у древних ирландцев было связано с дальними походами и борьбой с сильным противником. Все это противоречит высказанному однажды Д. Бинчи мнению об условном и ритуальном характере военных действий в Ирландии. Более того, то, как велась война в самой Ирландии, а не за ее пределами в раннее Средневековье, также опровергает представления об ее ограниченных и ритуальных свойствах. Конечно, ритуальный характер войны в дохристианской Ирландии прослеживается в срубании священного дерева туата или в охоте за человеческими головами, но решающие битвы между крупнейшими правителями острова заканчивались часто истреблением одной из сторон, как это произошло, например, в 738 г. с армией лагенов в их битве с О Нейллами при Ат Шенахь. Вот как красноречиво описывают это сражение «Ольстерские анналы»:

Битва при Ат Шенахь, т. е. «Битва Стонов» 14 сентября, на шестой праздничный день, между О Нейллами и лагенами жестокое сражение, в котором два короля, твердые правители, встретились вооруженные, а именно: Аэд Аллан, король Темры, и Аэд, сын Колгу, король лагенов, из которых один был ранен, но выжил и победил (Аэд Аллан); другому же, Аэду, сыну Колгу, отрубили мечом голову. Тогда наследникам Конна была дарована великая победа, когда они необычайным образом своих соперников лагенов обратили в бегство, растоптали, повергли наземь, опрокинули, уничтожили, так что почти всех врагов истребили, кроме немногих вестников для распространения известий. В той битве столько было убито, что мы не знаем за все прошедшие века ни одного нападения или жестокой схватки, где было бы столько павших. Убиты были многие вожди…

и другие многие, коих мы не упоминаем ради краткости изложения.

Помимо отрубленной головы короля, которая отсылает нас к теме культа трофейных голов в ранней Ирландии, это сообщение анналов важно как свидетельство массовой жестокости в древнеирландской войне. С конца VIII в. как на ирландское оружие, так и на тактику ведения боевых действий оказывают влияние скандинавы, ставшие на долгое время главными врагами ирландцев. В ответ на скандинавские рейды ирландские короли были вынуждены строить свой флот, состоящий уже из больших кораблей: «Ольстерские анналы» сообщают о первом сражении с участием ирландского флота в 912 г. После битвы при Клонтарфе в 1014 г., когда скандинавы были разбиты войском Бриана Борове, ирландское военное дело еще более совершенствуется: строятся замки и мосты, создаются флоты и кавалерия[347 - Тогда же как таковая появляется и регулярная пехота (ceithernn).], отряды лучников, появляется даже своеобразная военная стратегия. При этом все военные приготовления ирландских королей направлены уже не против ослабевших скандинавов, а друг против друга. Война становится более кровавой и продолжительной: военные действия могут длиться месяцами.

Глава VII

«Революция кшатриев» в древнеирландской литературе?

На основании одной средневековой ирландской космологической схемы из предания «Установление владений Темры» (Suidigud Tellaig Temra, DSTT, XI в.), где социальные и ментальные функции приписаны каждой из пятин Ирландии (?aruss fis. tuadus cath. «знание на западе, битва на севере»)[348 - Это разделение предлагает Финтан мак Бохра в ответ на вопрос Трефульнгида (The Settling of the Manor of Tara / Ed. R. I. Best // Еriu, 4, 1910. P. 146).], братья Рисы назвали пятину уладов, Ольстер, «воинской областью» (при этом они использовали параллели с индийской космологией, где речь идет о варне кшатриев)[349 - Rees A. and B. Celtic heritage. L., 1961. P. 124. Есть и более раннее свидетельство воинской функции северной части Ирландии у поэта IX в. Маэль Муру Охна (? 887). Он описывает, как Эримон, один из легендарных сыновей Миля, берет себе север Ирландии «с их крепостями, с их битвами, жестокий, быстрый, с их внезапными столкновениями, с их скотом» (co na n-d?nib, co na cathaib, gairge regthe, co na n-debthaige tria oibhne, co na cethre) (Todd J. H. and Herbert A. (ed. and tr.) Leabhar Breathnach annso sis: the Irish version of the Historia Britonum of Nennius. Dublin, 1848. P. 250—252).]. Развивая эту схему, они рассматривали «Похищение быка из Куальнге» и весь Ольстерский цикл преданий как эпический цикл, описывающий конфликт между воинской функцией (улады) и жреческой функцией (коннахты, чей главный атрибут в DSTT – это fis ‘знание’). В этой абстрактной схеме можно найти много слабых мест. Как отмечал С. Шкунаев, коннахты в своей войне против уладов были поддержаны другими пятинами Ирландии, которым в DSTT приписывались иные функции[350 - Похищение быка из Куальнге. Изд. подгот. Т. А. Михайловой, С. В. Шкунаевым. М., 1985. C. 426.]. Коннахт в Ольстерском цикле никогда не ассоциируется со знанием и друидами. Более того, DSTT не принадлежит Ольстерскому циклу и в его абстрактных космологических схемах нет очевидных привязок к событиям «Похищения.. .». При этом в «Книге захвата Ирландии» (Lebor Gabаla Еrenn (LG) и «Битве при Маг Туред» (Cath Maige Tuired (CMT) мы узнаем о некоторых местностях в Коннахте (Конмакне Рень, Маг Туред), которые связаны с Племенами богини Дану и их «первой функцией», магией и «языческим знанием» (su?the ngentlechta, fis T?ath Dе Dannan): Племена, по одной из версий, спустились на землю на горах Конмакне Рень в Коннахте (LL 1054), они сразились в битве с демонами-фоморами и одержали победу на равнине Маг Туред, тоже в Коннахте[351 - Rees A. and B. Loc. cit.]. Также в пользу дихотомии Рисов свидетельствует тот факт, что основные соперники в «Похищении…» и в Ольстерском цикле – это улады, во главе с Конхобаром и Кухулином, и коннахты, во главе с Медб с ее женской и магической функцией и Айлиллем, который ограничен в своих воинских и королевских полномочиях. Два магических противника в «Похищении…» – это Бурый бык из Кульнге (Донн Куальнге уладов) и Белорогий бык (Финнбеннах коннахтов); основной конфликт в «Похищении…» связан с угоном быка, попыткой коннахтов угнать Бурого быка. Глубокая враждебность двух сил, воплощенных в быках и в двух соответствующих пятинах – возможно, укорененная в прошлом, – это особая черта «Похищения.. .» и всего цикла. Важно, что в конце «Похищения…» воинская доблесть Кухулина одерживает полную и решающую победу над коннахтами, которая становится личной победой Кухулина. Возможно, этот триумф воинской славы героев Ольстерского цикла отражает некоторые социальные перемены, произошедшие на севере Ирландии, где сравнительно незадолго до этого (в V в.) началось постепенное обращение в христианство.

С. В. Шкунаев выдвинул гипотезу о путях обращения Ирландии в христианство в IV—VII вв. Он сравнил процесс социальных преобразований в Ирландии, когда местные короли и военная аристократия поддержали христианство[352 - Шкунаев ссылался на случаи передачи св. Патрику земли под строительство церквей на севере Ирландии, которые упоминает Мурьху (Предaния и мифы средневековой Ирлaндии / Пер. и послесл. С. В. Шкунаева. М., 1991. С. 11, 12).], с процессом временного обращения в буддизм Индийского субконтинента, так называемым восстанием или революцией кшатриев[353 - Шкунаев, очевидно, испытал влияние представлений Г. М. Бонгарда-Левина об обращении Индии в буддизм (Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия. М., 1980. С. 101).]. Сам термин этот впервые встречается у Р. Генона[354 - Guеnon R. Autoritе spirituelle et pouvoir temporel. P., 1929. Ch. 6.], которого Шкунаев иногда цитировал. Согласно упрощенной схеме Генона, в определенный момент истории Индии кшатрии усомнились в идеологическом верховенстве брахманов и восстали против примата их духовной власти, используя более социально гибкий буддизм. Этот феномен он описывает как «восстание кшатриев». Согласно буддистской «Махавамсе» и джайнским источникам, династия Маурья, поддержавшая в Индии джайнизм и буддизм, была изначально кшатрийского происхождения. Социологически «революция кшатриев» – это изменение баланса власти в пользу военной аристократии при ослаблении позиции жрецов, притом что это касается больше сферы идеологии, чем реальных властных полномочий. Социальные изменения затронули все индийское общество, когда кшатрии поддержали более гибкие неортодоксальные небрахманические деноминации (джайнизм, буддизм)[355 - Бонгард-Левин Г. М. Указ. соч. С. 101.].

Как в Индии, так и в Ирландии, согласно Шкунаеву, военная аристократия изначально находилась под контролем идеологического пресса индоевропейских жреческих классов: брахманов в Индии и друидов в Ирландии[356 - Шкунаев С. В. Преемственность традиции в раннехристианской Ирландии // Вестник древней истории, 3, 1990. С. 41, 42; Предaния и мифы средневековой Ирлaндии… С. 12.]. Можно рассматривать археологические данные из Эмайн Махи (Наван Форта), Дорси (I в. до н. э.) и более ранних сооружений так называемого Вала Черной Свиньи (Black Pig’s Dyke) (радиоуглерод 390—70 гг. до н. э.[357 - Waddell J. The Prehistoric Archaeology of Ireland. Dublin, 2000. P. 359.]) как свидетельство определенного одновременного (или даже длительного) идеологического контроля над всем севером Ирландии, условно – «Большим Ольстером»[358 - Lynn C. Navan Fort. Archaeology and Myth. Bray, 2003. Р. 108.]. Однако на карте Птолемея II в. н. э., основанной на более ранних источниках (рис. 1), волунтии (предки средневековых уладов) – всего лишь один из племенных союзов (ethnе) на севере Ирландии, занимающий территории, по размерам приблизительно совпадающие с раннесредневековым королевством Улад[359 - Koch J. T. (in collaboration with R. Karl, A. Minard and S. О Faolаin ) An Atlas for Celtic Studies: Archaeology and Names in Ancient Europe and Early Medieval Ireland, Britain and Brittany. Oxford, 2007. P. 30.]; они делят север с такими союзами, как даринии, робогдии, венникнии, эрдинии. Таким образом, вряд ли мы можем говорить о «Большом Ольстере» – нет свидетельств того, что улады доминировали во всей северной пятине Ирландии с I в. н. э. Отсутствие политического единства при археологически засвидетельствованных следах объединенных усилий в сфере ритуального строительства предполагает некое идеологическое единство этих памятников на уровне пятины (Птолемеево деление Ирландии на четыре «стороны» тоже может быть релевантно этому единству[360 - St?ckelberger A. & Gra?hoff G. Klaudios Ptolemaios Handbuch der Geographie. 1. Teilband. Basel, 2006. S. 142—144.]). Важное возражение гипотезе Шкунаева заключается в том, что жреческие институты в кельтских странах и Индии были во многом различны и друиды гораздо легче совмещали идеологические функции с военной и королевской властью. В 1960-е гг. Франсуаза Леру высказала предположение об универсальности «первой касты» в кельтских обществах: «Les druides sont guerriers en vertu du principe de leur supеrioritе sacerdotale; mais les guerriers ne peuvent ?tre druides» (Друиды могли быть воинами по праву своего жреческого превосходства; но воины не могли быть друидами)[361 - Le Roux F. Introduction gеnеrale ? l’еtude de la tradition celtique // Ogam 19, 1967. P. 303 n. 41.]. Сложность и различия в кельтских обществах и институтах на протяжении их истории, однако, вряд ли можно объяснить такой упрощенной схемой.

Как своеобразный комментарий к гипотезе Шкунаева я хотел бы упомянуть идею, относящуюся скорее к сфере альтернативной истории и высказанную философом и индологом Александром Пятигорским в устном сообщении. Мой разговор с Пятигорским имел место в 2007 г., когда М. С. Фомин занимался организацией конференции по типологическому анализу смены религиозных парадигм в Индии и Ирландии (результатом конференции стал сборник статей, вышедший в 2010 г.[362 - Mac Math?na S., Vertogradova V. V., Fomin M. (eds) Sacred Topology of Early Ireland and Ancient India. Religious Paradigm Shift, Washington D. C., 2010 (Journal of Indo-European Studies Monograph Series 57).]). А. М. Пятигорский был приглашен на конференцию, но не смог приехать. Когда в разговоре с ним речь зашла о возможных типологических параллелях между буддистской Индией или, скорее, буддистской Шри-Ланкой на востоке и Ирландией на западе, Пятигорский представил гипотетическую ситуацию, при которой Ирландия оставалась единственной христианской островной страной в Европе, как Шри-Ланка осталась нетронутым буддистским островом у берегов Индийского субконтинента. То есть мы имеем дело с уравнением с одним неизвестным или, по крайней мере, неявной величиной – а именно дохристианской идеологией и религией Ирландии или в целом кельтского мира. Тем не менее эта гипотетическая ситуация изоляции Ирландии казалась вполне реалистичной в период варварских вторжений в Западную Европу и в последующий период «темных веков».

Рис. 1. Карта Ирландии Птолемея: современная реконструкция

(по R. Darcy & W. Flynn, р. 64)

Вернемся, однако, к нескольким важным для поднятой темы средневековым ирландским текстам (как латинским, так и среднеирландским). Наш самый ранний гиберно-латинский источник, «Исповедь» св. Патрикия (Патрика) V в., показывает, что первые ирландские миссионеры могли встретить как дружественную поддержку, так и жестокое сопротивление со стороны королей и аристократов. Как ярко вспоминает сам св. Патрикий (Confessio § 52, www.confessio.ie):

Interim praemia dabam regibus praeter quod dabam mercedem filiis ipsorum qui mecum ambulant, et nihilominus comprehenderunt me cum comitibus meis et illa die auidissime cupiebant interficere me, sed tempus nondum uenerat, et omnia quaecumque nobiscum inuenerunt rapuerunt illud et me ipsum ferro uinxerunt, et quartodecimo die absoluit me Dominus de potestate eorum et quicquid nostrum fuit redditum est nobis propter Deum et necessarios amicos quos ante praeuidimus.

Порой я давал дары королям более того, что я платил их сыновьям, которые путешествуют со мной. Несмотря на это, они схватили меня с моими спутниками и тут же очень захотели убить меня, но время еще не пришло. И они захватили все, что у нас нашли, и заковали меня в железо. На четырнадцатый день Господь освободил меня от их власти, и все наше нам вернули благодаря Господу и близким друзьям, которых мы предвидели раньше.

Патрик ведет речь о королях и королевских сыновьях из определенных племенных союзов / королевств (t?atha), которые могли дать Патрику доступ на территорию этих t?atha и безопасный проход через их границы. Обращение Ирландии в христианство, очевидно, было медленным процессом, и миссионеру необходимо было работать последовательно с одним туатом, а затем с другим, при условии, что он обладал поддержкой местных племенных королей[363 - Stancliffe C. Religion and Society in Ireland // The New Cambridge Medieval History. Vol. 1: c.500—c.700 / Ed. P. Fouracre. Cambridge, 2005. P. 400.]. Очевидно, что Патрик, как чужеземец и бывший раб, не мог пользоваться в Ирландии статусом свободного члена туатa и был зависим от королей. И все же его свита из королевских сыновей похожа на свиту оллава или благородного мужа. Как справедливо замечает К. Станклифф, со св. Патриком могли обращаться неодинаково в разных регионах страны[364 - Stancliffe C. Kings and Conversion: Some Comparisons between the Roman Mission to England and Patrick’s to Ireland // Fr?hmittelalterliche Studien, 14, 1980. P. 63—64.].

Мы знаем о сравнительной свободе королевских сыновей (а также молодых аристократов: f?anna, d?berga) в ирландском обществе: можно вспомнить свидетельства из саг цикла Финна мак Кувалла. Фрагмент «Исповеди» с упоминанием королевских сыновей соотносится с другим сообщением Патрика об обращении множества «сыновей ирландцев и дочерей королей, которые становились монахами и Христовыми невестами» (filii Scottorum et filiae regulorum monachi et uirgines Christi esse uidentur, § 41). Т. Чарльз-Эдвардс предполагает, что миссия св. Патрика была более успешна среди королевских сыновей, чем у самих королей[365 - Charles-Edwards T. M. Early Christian Ireland. Cambridge, 2000. P. 220.]. В любом случае, учитывая сложную политическую игру апостола Ирландии с балансом даров, уступок и проповедей, сложно восстановить реальную картину его взаимоотношений с королевской властью и военной аристократией. Проблемы миссии Патрика могли быть связаны с пересечением границ туатов. Очевидно, «близкие друзья» из королевских династов и аристократии спасли Патрика и его сподвижников и гарантировали его безопасность и благополучие. Существенно для нас, что Патрик, скорее всего, описывает свои злоключения с правителями на севере Ирландии, где впоследствии располагалось несколько известных патрикианских духовных центров (Арма, Сол, Даунпатрик и др.). Поскольку Арма (Ard Mhacha), один из самых древних монастырей Ирландии, была основана в непосредственной близости от языческого священного и королевского центра в Эмайн Махе, первые христианские миссионеры в этом регионе, вероятнее всего, пользовались расположением светских властей[366 - Stancliffe C. Op. cit. Р. 64—65.]. При этом сюжет конфликта между первым миссионером на севере острова и королем Темры получает развитие в позднейшей патрикианской агиографии. История жестокосердого короля Темры Лойгаре и его конфликта с Патриком отражена у Мурьху уже в конце VII в. и скорее отражает представления церковных кругов того времени о «злых языческих королях».

Несколько примеров из саг Ольстерского цикла также могут отражать социальные и идеологические перемены на севере Ирландии в эпоху христианизации и смены культурной парадигмы. Конхобар, предводитель уладов, идеальный король и воин, согласно средневековому преданию, умер от гнева, узнав, что Спаситель был распят на кресте. В саге «Смерть Конхобара» (Aided Conchobair) жизнь Кухулина и Конхобара, а также события «Похищения быка из Куальнге» хронологически привязаны к земной жизни Исуса Христа. Конхобар – один из немногих королей в ирландской синтетической истории, уверовавших в Христа до христианской миссии св. Патрика. В «Житии св. Альве» (Vita S. Albei episcopi in Imlech) Конхобар клянется сражаться за Христа, чтобы спасти Его от распятия. Этот эпизод содержится в житии из древнего сборника, Codex Salmanticensis. Р. Шарп на основании упоминания в тексте св. Палладия датирует житие VIII в., когда оно могло быть создано как ответ на пропаганду, содержащуюся в корпусе легенд о св. Патрике[367 - Sharpe R. Quatuor sanctissimi episcopi: Irish saints before St Patrick // О Corrаin, D., L. Breatnach and K. McCone (eds), Sages, Saints and Storytellers: Celtic Studies in Honour of Professor James Carney. Maynooth, 1989. P. 391, 394. Та же датировка: Schaffer B. Statements of power in the language of genealogy: St Ailbe’s roots // Quaestio Insularis, 5, 2004. В то же время есть вероятность, что св. Палладий появляется в «Житии св. Альве» независимо от патрикианской традиции. Св. Палладий косвенно упоминается в другой версии лат. «Жития св. Альве»: он приезжает в Мунстер и крестит Альве (Vitae Sanctorum Hiberniae. T. I / Ed. Ch. Plummer. Dublin, 1910. P. 46). Возможно, это источник упоминания св. Палладия во фрагменте с Конхобаром.]