Нарисованная армия

Володя почувствовал неприятный холодок во всём теле. В таком процессуальном качестве, в такой роли находиться в милиции ему совсем не улыбалось. Напился, совершил… прислонение к дверям поезда. Тётя та, в тамбуре, которая визжала и дёрнула стоп-кран, – наверняка её как свидетеля по делу привлекли уже. Вот напился, голова раскалывается… сейчас за мной придут.

Сквозь туман в больной голове Салтанову ёкнуло – а ведь на четвёртом курсе читают уголовно-исполнительное право. Байки всякие старшекурсники про то рассказывали. Как вести себя на допросе. На зоне как себя вести. Татуировки какие можно колоть – перстни разные там, надписи типа БОСС – «был осуждён советским судом», или ЯХТ – «я хочу тебя». Какие наколки колоть не следует – улей с пчёлами, например, особенно на ягодицу. Как койку в камере правильно занимать. А он не то что на зоне – в милиции-то ни разу не был толком, только когда паспорт получал и понятым – по случаю. А Женю его, наверное, в другой комнате сейчас «колют». А может… может быть, вся электричка улетела с рельс! И жертвы есть!

Стук в дверь был абсолютно не тем, чего ожидал Салтанов. Володя встряхнулся и уставился на дверь. Комнатой явно кто-то ошибся. Ну кто ещё в этом милицейском отделе может быть ниже его по своему положению и так осторожно стучаться?

А! Может быть, за ним пришёл добрый следователь? Как в книжках, в детективах! А «злой» сейчас Женю «канифолит»? Но просто ждать чуда было нельзя, надо было что-то делать.

– Да! – ответил Салтанов каким-то не своим – неожиданно низким голосом.

Дверь открылась, и в комнату вошёл, отдав воинское приветствие, молодой сержант в полевой форме. На рукаве был нашит российский триколор, но сама форма, рисунок её камуфляжа, была Володе абсолютно незнакомой – он такой раньше не видел. «Военный, а не мент! Странно, – мелькнуло у Салтанова. – И на аспиранта с кафедры трудового права похож, зачёт принимал в декабре, тоже такой же рыжий и худой». Чуть наклонившись к кровати, сержант произнёс:

– Товарищ полковник, вставайте. Через 45 минут вас ждут в штабе корпуса. Катер уже скоро будет. Разрешите идти?

– Э-э-э-э… хорошо, сейчас буду… идите! – сдерживая улыбку, произнёс Володя и непроизвольно махнул рукой на «аспиранта», как на привидение, которое нужно отогнать.

Вот же бред! Они приколисты тут, в этом отделении?! Катер – да ещё в марте! Штаб! Корпус! Володе резко захотелось прилечь. Сейчас он оденется, выйдет за дверь и окажется в сером милицейском коридоре. «Что, неужели теперь и милицейские уазики заставят рисовать на прозрачной плёнке? Машины с водомётами против несогласных, дубинки и гранаты?»

Мысли в голове продолжали набегать одна на другую. «И где мои бинты? Неужели я так хорошо приземлился? Ладно… Шутка смешная, но не про меня». Пора было одеваться и идти к следователю, который так над ним прикололся.

Но странности продолжались. Одежда, сложенная аккуратно на сиденье стула, была явно не Володина, но другой не было. С глуповатой ухмылкой, стоя посреди комнаты, Салтанов вертел в руках рубашку с короткими рукавами, неяркого зелёного цвета, с пришитыми на плечи полевыми полковничьими погонами.

Всё это было удивительно, но как будто ещё кое-что, более важное, он пропустил. Натянув эту красивую рубашку, Володя подошёл к зеркалу, висящему на стене, и на мгновение обомлел. В потрёпанном, с пятнышками по краям, отражении на него смотрел одетый в форменную рубашку полковника сорокалетний мужик. Это настолько не укладывалось в голове, что Володя почувствовал неодолимое желание скорее покинуть эту странную комнату. Он взял со стола матерчатую кепку со звездой и решительно вышел за дверь.

Глава 4

Если спросить среднего европейца, куда ему хочется поехать отдыхать, когда на дворе август, что он нам ответит?

В Африку – нет, пожалуй. Жара невероятная, да и кого он там встретит? Все африканцы уже здесь, в лагерях для мигрантов от Таллина до Лиссабона.

В Москву – вполне возможно. Организованные группы под руководством гида с высоко поднятым флажком фотографируют роскошное убранство станций Кольцевой линии метро, а благодаря поезду «Сапсан» – восемь пар поездов в день! – могут съездить посмотреть и другую, северную столицу. Но, с другой стороны, это и виза, которую нужно оформить, и риск встретить на улице медведя.

А можно ли отдохнуть в Европе хорошо, – зададим мы уточняющий вопрос, – и при этом не ехать далеко, не уезжать из Европы за тридевять земель, к мухам цеце или блинам с икрой?

А вот можно! Такое направление и правда есть. Каждый год в это время тысячи граждан Евросоюза садятся в автомобили, набиваются в автобусы и устремляются на самый юг Европы – там, где под берегом бывшей Югославии держит свои голубые воды Адриатическое море. Хорватский аэропорт Дубровник работает почти без отдыха – новые и новые самолёты, заходя на посадку вдоль побережья, нацеливают свои яркие фары на длинную, расположенную за каменной грядой взлётную полосу.

Выгоревшие на солнце скалы, спускающиеся прямо в воду. Сосновые леса, шумящие на ветру. Запах хвои, перемешанный с запахом моря. Россыпь больших и маленьких островков, по очертаниям напоминающих больших и маленьких рыбок. Островов здесь так много, что учебники по топографии даже выделяют это побережье в самостоятельный вид – далматинское побережье.

Пляжи в Далмации, правда, суровые – бетон или, если его не залили, просто каменные лбы. И несмотря на это – длинные ряды занятых уже с утра лежаков, от края до края, насколько хватает глаз. Разноцветные зонтики и пляжные души – труба с рассеивателем наверху и краником-вентилем посередине.

Когда надоест валяться на лежаке и купаться во взбаламученной прибрежной воде, где плавают фантики от шоколадок, крышечки от стаканов и та же хвоя, можно купить билет на морскую экскурсию. Рано, часов в 6—7 утра к вашему прибрежному посёлку причалит судно, обвешанное резиновыми грушами – кранцами, а то и просто крашенными в белый цвет покрышками. В посудине уже будут сидеть человек тридцать туристов из других прибрежных гостиничек, и, крякая дизелем, она отвезёт всех на один из близлежащих островов. Там можно будет купить магнитиков на холодильник, искупаться и пообедать.

А ещё можно взять в прокат парусную яхту. В Европе это давний и любимый многими жанр отдыха. Он набрал популярность уже и среди россиян. Обучение яхтингу приобрело здесь характер модного тренда, даже среди тех, кто никогда не ходил в море, – вплоть до того, что уже на женских форумах девушкам после расставания с молодым человеком рекомендуют «подёргать за гика-шкот», чтобы развеяться и привести в порядок мысли.

Может быть, что-то подобное влечёт в путь и европейцев. В субботу – день смены яхтенных экипажей – в яхтенные порты-марины массово прибывают свежие отдыхающие. Катят перед собой тележки со снедью, купленной в магазине у причала, бережно несут картонные ящики с пивом, поставленные друг на друга в несколько ярусов. Грузятся на борт прокатных яхт в хорватских и черногорских маринах, в маринах Греции, Италии и Словении.

Весёлые караваны этих яхт, раскрашенные в цвета своих чартерных компаний, видны в море издалека. Здесь не делается упор на обучение судовождению – только удовольствие от путешествия, и по возможности ничего другого. В яхту набивается шесть-семь, а то и десять человек. На боковых ограждениях – леерах сушатся футболки и шорты, сзади за яхтой обязательно волочётся шлюпка-тузик, в которую свалены ласты, маски и ещё что-нибудь, чего не жалко, если конец, которым шлюпка привязана к яхте, вдруг оторвётся.

День в этих местах начинается довольно рано – в восемь утра уже совсем рассвело. Небо – почти без облаков. И главное здесь, – то, ради чего все эти люди вышли в море, – это вода Адриатики. Именно здесь, в открытом море, она по-настоящему голубая и прозрачная. Но чтобы насладиться ею, с утра туристам нужно сделать много важных дел. Помыться в душевой на берегу. Сходить позавтракать в кафе или, если имеются продукты, желание и газ в баллоне, приготовить завтрак на борту. И вот после этого пора отключаться от берегового электропитания и крана с водой и уходить в море. Плохо натянутые концы, поцарапанные яхты соседей, уставшие после вчерашнего матросы – ничего не важно, всё равно яхты снимаются и уходят. В августе яхт вдоль берегов Хорватии ходит очень много, поэтому нужно пораньше собраться и уйти, чтобы до захода солнца прийти в новую бухту, успеть занять в ней место – на буе или, если очень повезёт, у причальной стенки, прямо у входа в какой-нибудь ресторанчик.

А вот по дороге в эту самую красивую бухту можно купаться, взявшись за верёвку за яхтой, наслаждаться скоростью обтекающей тебя воды. Когда ветра много, то с купальщика запросто сорвёт плавки или плохо завязанный купальник. А когда ветра нет или его мало – яхта просто встанет в дрейф, и довольные туристы попрыгают с борта в воду, не боясь стометровой толщи воды под ними – рыба там схватит, например, или яхта вдруг потеряется из виду.

Опережая самые быстрые парусные яхты, чуть в стороне проходит стайка дельфинов. Упругие серые спины выныривают, погружаются – дельфинам нравятся округлые белые яхты, как будто что-то родное, близкое. Пассажиры на палубах возбуждённо бегают от носа к корме и судорожно щёлкают кнопками фотоаппаратов.

А вот ещё мористее движется длинная цепочка сухогрузов и танкеров – целый караван. Осадка у судов низкая, идут не слишком быстро, явно гружёные. Дельфины к ним даже не приближаются – их винты издают слишком много шума.

Сидя на корме катера, перетянутый ремнём, застёгнутый на все пуговицы, скачущих дельфинов вдалеке наблюдал и Володя. Катер, подпрыгивая на волнах, нёсся вдоль каравана.

За сорок минут от надевания формы до посадки в катер Володя узнал очень много нового. Каким-то пока непонятным ему путём он переместился во времени. С возрастом того, кто отражался в зеркале, он почти не ошибся. Сейчас 2020 год и ему 39 лет. Об этом рассказал календарь, увиденный им в коридоре, а ещё – документы в том самом планшете, в комнате, где он проснулся.

Но как всё было бы понятно, если бы он преобразился, например, в 80-летнего полковника в отставке, выступающего перед первоклассниками. На байках с военной кафедры он продержался бы, по-любому, хоть один урок. Если бы всё это было байкой!

Мало того что он оказался полковником действующей армии – он, по всей видимости, командовал довольно большой воинской частью, и вдобавок ко всему эта в/ч сейчас плыла по морю, погруженная на несколько гражданских грузовых теплоходов!

Из окошек главного командного поста, стоя рядом с капитаном их «Сормовского», он насчитал впереди ещё двенадцать сухогрузов. А всего в их конвое сейчас следует 23 судна. Конвой был ещё длиннее, но вчера он разделился, и 25 судов взяли курс на какую-то Равенну. А они вот следуют курсом на Триест.

Кстати, о капитане. Он, как и все остальные, кого Володя встретил здесь за эти сорок минут, узнал его. А это говорило о том, что он, Володя, не появился на корабле из ниоткуда. Получается, что Володя был на корабле и вчера, когда он ещё параллельно ехал с Женей в электричке.

Ещё из окошек на капитанском мостике были видны аккуратные штабеля берёзовых брёвен – от мостика и почти до самого носа. Навалены так высоко и плотно, что не видно ни грузовой стрелы на носу, ни носовых огней. Судя по схеме размещения, которую он достал из того же кожаного планшета, на нижней палубе размещались сорок бронетранспортёров и командно-штабных машин, а также с ними ехал зенитно-ракетный дивизион. Сухогруз не имел и привычного названия, как бывает у гражданских судов. Перед тем, как выйти на перехват Марине, Володя и Женя миновали с десяток таких, вмёрзших в лёд у набережной, торговых судов – «Волго-Балты», «Балтийские», «Сибирские» и даже «Ирэна», «Пряжа» и «Волгоградский Комсомол». Но этот «Сормовский» нёс по документам незатейливое имя из трёх букв и семи цифр. Ну точно – военные с названием постарались, подумал Володя.

Спрашивать у капитана, на всех ли кораблях под дровами едет военная техника, он посчитал сейчас излишним, и так опасаясь своими вопросами показаться капитану странным. Новое облачение в виде полковника сухопутных войск пока ещё было тесным Володе, давило плечи, как слишком узкое пальто. Даже собственный голос был как будто не совсем его – сухой, хриповатый. Кроме бумажных документов, в кожаном планшете нашлось и незнакомое электронное устройство, похожее на небольшой плоский монитор, который отломали от подставки. Его Володя решил изучить попозже, как и журнал с голыми женщинами, лежавший там же, между бумаг.

Когда же капитан спросил «огоньку», то Салтанов с удивлением нашёл у себя в карманах не только зажигалку, но и мятую пачку сигарет «Кент». «Странно, – прикинул Володя. – И когда я снова успел подсесть?» Он начал покуривать в девятом классе, но уже ко второму курсу юрфака бросил это дело: никакой особой бодрости выкуренные сигареты не придавали, а всё время скрываться с этой пагубной привычкой от родителей ему порядком надоело. Для этого ему приходилось идти на разные ухищрения – то опрыскивать туалетным освежителем воздуха воротник куртки, то держать зажжённую сигарету с помощью пинцета, чтобы пальцы не пропахли куревом. Интересно, что он ещё про себя, сорокалетнего, сегодня узнает?

Сейчас Володя курил взатяг уже третью сигарету, щурясь от заходящего солнца и летящих в лицо солёных брызг. Ко времени, когда их катер отвалил от борта экс-«Сормовского» и повёз Салтанова на совещание, вечерний бриз уже успел разогнать волну. Катер подпрыгивал на ней и шлёпался об воду с тугим звуком.

Через несколько минут стремительных виражей между судов, идущих в линию, они приедут на главный сухогруз. Там держит флаг командир корпуса – старший начальник над ними всеми, идущими на Триест. Чтобы не создавать при высадке давку из множества катеров, в один катер решили усадить по несколько командиров. Для Володи это было очередным испытанием и проверкой на сообразительность. О своей части он что-то успел узнать из планшета и посмотрел по кораблю, где что делается. Но здесь он даже не знал, как зовут всех этих сидящих рядом военачальников.

При этом отворачиваться было глупо – это могло вызвать только недоверие. Если это и сон (а Салтанов ещё немного рассчитывал на это), то он вечером ляжет спать и утром проснётся на даче, дома в городской квартире или в фельдшерском акушерском пункте в Черноострове – да где угодно, только не здесь, в этой непонятной обстановке то ли учений, то ли чего посерьёзнее, в гимнастёрке полковника. Кто знает, может, он уважаемый, заслуженный, да ещё с опытом боевых действий?! Каким, интересно, опытом он будет делиться? Видимо, опытом рисования танков на прозрачной плёнке!

Приняв, таким образом, решение не устраняться от беседы, Володя повернулся к двум старшим офицерам, сидевшим на банке впереди него, и прислушался к их разговору. Чтобы не улететь за борт со своей скамейки во время ударов катера об волны, Володя левой рукой держался за аварийное весло, пристёгнутое вдоль надувного борта.

В полевой форме, конечно, все кошки серы, но один из говорящих, подполковник, явно служил в сухопутных войсках, далеко не в европейской части России, и был заядлым рыбаком. Второй, полковник, больше молчал, только время от времени поддакивал и задавал уточняющие вопросы. На рукаве у полковника была непонятная голубая овальная нашивка с перекрестием золотых то ли мечей, то ли молний.

– Рыбалка на Ангаре хорошая, но место гнусное. Сначала полдня летит комар, – подполковник показал размах комариных крыльев пальцами. – Потом комар ложится спать – прилетает мошка.

– Там даже не поссать, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал полковник с голубой нашивкой.

– Сложно!

– Я лейтенантом служил в Карелии… – начал полковник.

– Какая там рыбалка! Хариусы…

– Ну так вот, – продолжал полковник, не теряя начатой мысли. – Полк у нас стоял под Кандалакшей. Зенитная батарея в лесу. И комары – комары кусали прямо через форму! Через волосы жвакали прямо в голову!

«Ну точно – зенитчик! Вот что у него за нашивка», – понял Володя.

– А грибы там собирали? – спросил подполковник.