Отец в золотистой обертке

Рингер разбирался дальше. Когда включился луч засвета, объект X ускорился, пролетел еще минуту, а затем постепенно исчез. Растворился в космосе. Было очевидно, что радиолокационный луч не имеет отношения к обнаружению, но нечто иное, некая аура окружает объект.

Рингер высчитал область стартовой траектории. Теперь это не Бермуды, а район между Австралией и Антарктидой. В том районе практически нет островов. Пуск с корабля? И еще одна важная деталь – объект X виден в оптическом диапазоне, то есть в обычный телескоп, когда подлетит ближе к Земле. Серебристый вытянутый корпус. В этот раз он намеренно стартовал с теневой стороны, чтобы Солнце не освещало его.

Ученый подошел к стеклянной двери и замер, сложив руки на груди. Лицо перекосила фирменная ухмылка. В полумраке помещения за дверью на специальной подставке возвышался новый спутник. Четвертый из серии и самый совершенный, готовый к отправке на космодром. Словно спящий зверь, который способен поразить своей мощью даже бывалых, сейчас он покорно лежал на стапеле. Рингер почувствовал его тоскующие по работе микросхемы, готовые отдавать без остатка свой заряд аккумуляторы, жаждущие яркого света солнечные панели и точнейшие приборы, готовые выследить даже самый мудреный объект на сотни тысяч километров от Земли. И смотря на него сквозь стекло, Рингер понял – этот монстр способен обнаружить объект X задолго до посадки.

Между тем наступило утро и Рингер прилег на диване в углу. Хотел было поехать домой, но передумал. Его жена еще спала. Она просыпалась поздно, в полдень, принимала свои таблетки от депрессии и занималась глубоким психоанализом. Психотерапевт брал большие деньги за лечение его жены. Лекарства, беседы, анализ, анализ анализа. Бесконечное копание в недрах души. Но раз жена говорила, что ей помогает, Рингер был не против. Он признавал, что уделял работе слишком много времени, но не видел другой возможности оплачивать счета.

Иногда появлялись мысли, что деньги не главное в жизни. Но тут же возникал вопрос – а что главное? Отношения? Их у него с женой давно нет. Все растоптано, разметано по углам, забыто и заброшено, словно вещи на пыльном чердаке, куда и подниматься нет желания. Даже попытки восстановить былое приносят нестерпимую боль, горькое разочарование в самом себе и жене, что проще оставить все как есть и не мучить друг друга. Дети? У них нет детей. Они бы отнимали уйму времени, а ему нужно работать. В его точных расчетах нет места ни детям, ни жене. Вот бы разгадать загадку Торреса, тогда можно построить свою империю, а не перебиваться случайными заказами. С этими мыслями Рингер уснул.

Глава 3

В то время, когда Рингер собирал в кучу все данные и пытался понять, что же улетело в космос, Дэниел Торрес выводил корабль на нужный курс и начинал основной разгон. Прячась в земной тени, «Вега» ушла в сторону, и теперь ее нужно было направить левее. Чтобы добраться до Плутона за 2 месяца, потребуется скорость в пределах 1000 километров в секунду. По подсчетам Райана, это максимальная скорость, на которой защитное поле справится с жесткой космической радиацией. Радиация не дает выжить человеку вдали от магнитного поля Земли. Всего полгода и можно даже не идти к врачу – последствия необратимы. А из далекого космоса порой прилетают такие ядра тяжелых элементов, кинетическая энергия которых сравнима с энергией пистолетной пули. И все это при микроскопических размерах ядра! Они пробивают любую барьерную защиту, попутно создавая шквал вторичной радиации.

Дэниел ускорял «Вегу» ступенчато. Двухчасовой разгон, затем перерыв, и снова ускорение. Длинный перерыв на сон, прием пищи, и снова ускорение. Двое суток он занимался только ускорением, ничем больше, ни экспериментами, ни тестами, ни обслуживанием. Наконец маршевые движки прекратили свой монотонный гул. Приборы показывали 997, 56 километров в секунду относительно Солнца. Скорости в космосе все относительные, и чтобы не ошибиться, важно это знать.

Как только ускорение прекратилось, появилось ощущение, будто «Вега» остановилась, замерла в космическом пространстве. Мимо не проносились деревья или острова, пейзажи не сменяли друг друга, а ближайшие космические объекты расположены так далеко, что перемещения не заметно. Земля осталась позади вместе с Луной неподалеку, впереди справа среди звезд проглядывало пятнышко Сатурна, слева очень тусклый Нептун, а по центру невидимый пока Плутон. Скорость здесь не ощущалась. Звезды, необычайно яркие, покоились на своих местах, как и сотни лет назад, а «Вега» неслась с безумной для космического аппарата скоростью на задворки Солнечной системы.

Дэниел обошел яхту, проверил все ли в порядке, поднялся в кабину, сделал записи в судовом журнале и лег на кровать, закинув руки за голову. Наконец то – ощущение полной безопасности. Здесь его уже не достанет ни одна ракета. Жизнь Дэниела сейчас зависела только от его корабля, и несмотря на это, он не беспокоился. Так владелец надежного автомобиля не переживает постоянно о его исправности, а просто едет и наслаждается, хотя теоретически возможно все.

Лететь в космос одному – бредовая затея. Стоит заболеть, отравиться пищей или сломать конечность, и успех миссии окажется под угрозой срыва. Астронавты и представить себе не могут отсутствие коллег и поддержки с командного пункта Земли. Но Дэн странным образом наслаждался одиночеством. Одиночество – это порядок, отсутствие суеты и покой. Не нужно решать проблемы с экипажем, ни у кого не возникнет антипатий, раздражения или тоски по дому. Ни у кого не сдадут нервы, ни за кого не нужно отвечать, никому не надо ничего объяснять. И в этом была определенная сила. Дэниел мог рассчитывать только на себя, не ожидая и не надеясь. В его случае надежды не существовало. Если он будет обречен, если системы жизнеобеспечения откажут, если движки не смогут вернуть «Вегу» на Землю, то он будет умирать в одиночестве, без паники, с достоинством космического пилигрима. Зная, что даже его смерть будет значить намного больше, чем смерть большинства из людей, которые умирают у себя дома, в теплой постели, на планете, согретой Солнцем.

"Вега" рассчитана на команду из четырех человек, одному на ней более чем комфортно. Подходящих людей, кому можно довериться, не нашлось. А глубоко в душе Дэн именно этого и хотел – совершить полет в одиночку. “Эта миссия войдет в историю по многим параметрам”, – подумал он.

"Вега"… Это была идея отца – сделать космический корабль не в форме диска или летающей тарелки, как в кино, и не в виде самолета по технологии Стелс, как предлагал сын, а внешне напоминающим яхту. Никто не подумает, что уходя на месяцы в океанские путешествия, Дэниел и Райан на самом деле поднимались в космос. Океан огромный, весь его не осмотришь. И они выбирали самые пустынные районы.

– Я открыл такие вещи, – говорил Райан сыну, – что человечеству лучше не знать. Пока оно только и думает о том, как эффективнее убивать. Настанет лучшее время, и людям пригодятся мои разработки, но не сейчас.

Райан засекретил свои открытия. Закрыл проекты, обосновал их бесперспективность и уволился из компании. Именно тогда его посчитали ненадежным и ветреным. Он купил домик у моря и занялся постройкой яхты. Со стороны выглядело, будто ученый решил посвятить время своему хобби.

Хотя Райан скрыл от мира свои разработки, он не смог прекратить их. Когда удача уже на крючке, не вытащить улов довольно сложно. И Райан продолжал исследования. На свой страх и риск. Одержимость питала его все эти годы. Служила топливом. Убери ее – и человек потухнет. Райан не мог прожить жизнь также, как и все люди. Это не значит, что у всех людей нет цели в жизни, но цели большинства были слишком приземленными для него. Он считал, что люди несправедливо мало отличаются от обыкновенной белки. Она растет, питается, делает запасы, размножается. Если вокруг много еды, она жиреет. Затем она стареет и умирает. Но Райан считал, что способность к познанию неизмеримо отличает человека от белки. Способность, которой нужно воспользоваться, питать жажду познания, тем более, когда вокруг такой поразительно сложный мир, словно созданный для того, чтобы познавать его. Как будто неведомый кто-то подарил людям большой конструктор, где множество деталей, частей и материалов, а также чертежи и масса возможностей для творчества, тем самым давая человечеству реализовать свой потенциал.

Несколько лет назад, когда опухоль мозга еще не разрослась, Райан смотрел через телескоп, установленный во дворе дома, в область неба, где должен находиться Плутон. Воздух в ту ночь напоминал чистейший хрусталь. В такие ночи он мог наблюдать до утра, наслаждаясь минимальной турбулентностью воздуха и ясностью картинки.

– Знаешь сын, – сказал Райан, – что бы там ни было, а Плутон – это планета! Самая настоящая! Вон там…

Он прильнул к окуляру телескопа, стараясь разглядеть среди множества тусклых дальних звезд, неспешный маленький островок материи. Дэниел только что вышел из ангара, где работал над новой начинкой «Веги», вытирая замасленные руки.

– Там у Плутона свой мир. Далекий, темный и холодный. Оттуда наша планета выглядит ничем не примечательно, словно и нет на ней ничего, и никаких событий, – задумчиво произнес его отец.

Стало прохладно, и отец накинул на плечи золотистую термоизоляцию. Ту самую, которую применяют для сохранения внутреннего тепла и защиты от внешнего перегрева на спутниках и зондах. Дэниел тогда рассмеялся. Райан в облачении из золота походил на царя Персии.

– А я бы хотел прогуляться по Плутону, – Райан оторвался от прибора и посмотрел на сына. – Почему нет?

– Что? – Дэниел все еще не отошел от смеха.

– Я вполне серьезно, Дэн. Мы были на Луне и на Марсе. «Вега» после апгрейда способна развить такую скорость, что дорога в оба конца займет полгода, не больше.

– Далековато.

– Туда сейчас летит зонд P-2006. Если все получится, то мы его догоним, и помашем ручкой перед объективами, чтобы свести с ума оставшихся адекватных ученых! – отец тоже рассмеялся. Дэниел же наоборот, перестал смеяться и внимательно посмотрел на него. Все ли в порядке? Временами идеи нестандартно мыслящего ученого пугали даже его сына.

Отец стал ходить по площадке вокруг телескопа, а золотистый материал теперь напоминал мантию пришельца из далекого космоса.

– Мы непременно должны побывать на Плутоне! – разгоряченное лицо Райана приблизилось к нему. В глазах отражались звезды.

– Это идея! Можем припарковаться там, пожить недельку и обратно. Собрать данные, образцы льда, и камня. Возможно, там есть своя атмосфера. У него может быть еще несколько спутников, которые различаются по составу. И мы сможем обкатать новые движки и проверить «Вегу» на дальних расстояниях.

– Почему бы вначале не попробовать высадиться на Европе или Ганимеде, а может посмотреть, что в кратере Цереры? – предложил Дэниел.

– Всегда успеем, – он прильнул к окуляру телескопа. – Да, я хочу этого! И непременно догнать P-2006. Я докажу этим бездельникам, что летаю быстрее.

– Шутишь?

– Так ты со мной или нет? – пробормотал Райан, снова глядя в телескоп.

– А как же твое лечение?

– Ерунда! Доктор намерен применить стереотаксическую радиохирургию. Через пару лет я забуду о болезни, как о прошлогодних листьях… Дэн, я вижу его! Это Плутон! Если мы слетаем туда, то вся Солнечная система наша. Все планеты и спутники станут доступны. А когда я умру, то пусть мой прах летает в космосе. Здесь мне нет покоя.

Последние слова он произнес как будто самому себе, словно повторяя всем известную культовую фразу из фильма или книги. А Дэн запомнил это, как необъяснимо почему вдруг запоминают случайно оброненные кем-то фразы на долгие годы.

Лечение Райану не помогло. Рак мозга оказался сильнее технологий. Уже во время процедуры отец неожиданно впал в кому, из которой так и не вышел. Дэниел знал, что отцу было о чем поговорить с ним перед расставанием, но в этот раз все оказалось сложнее. Они так и не поговорили. И хотя Дэн приблизительно знал, что хотел сказать отец, щемящее в груди чувство недосказанного, и невыраженного обжигало своей очевидностью и горечью. Нестерпимая печаль застелила покрывалом все, к чему прикасался Дэниел в то время, все о чем он думал, все что делал.

Бывает отцы, действуя из лучших побуждений, суют в карман сыну сотню долларов и выставляют за порог – зарабатывать на жизнь своим трудом. Сыновья скитаются, крепнут, устраивают себе сносную жизнь, и живут вдалеке, на необъятных просторах земли. И лишь некоторые, чуя, что отец готовится покинуть мир живых, начинают налаживать с ним хоть какой-то контакт. Зачастую не зная, о чем поговорить с увядающим стариком, они молча присутствуют рядом, когда навещают засыхающее дерево, которое дало им самим искру жизни. Они не понимают, что зовет их к отцу. Может долг, может кровь. Но многое так и остается невысказанным, не переданным, невостребованным, заранее приготовленным для погребения и утраты.

Отец Дэна, наоборот, всегда был ненавязчиво рядом. Никогда не заставлял сына что-то делать, но находил время сесть и спокойно объяснить, что от него ожидается и к чему приведет тот или иной поступок. Как потом стал понимать Дэн, эти часы в беседах с отцом, несмотря на его колоссальную занятость, говорили о многом. Отец вкладывал самого себя в сына, учил его, писал в нем самую лучшую в мире книгу.

– Ты должен стать лучше меня! – много раз повторял Райан. – Тебе предстоит не только работать в областях открытий, но и разобраться с их моральной стороной. Наверное, это даже сложнее, чем делать открытия. Увы, я еще сам не до конца понимаю этот странный миропорядок. Разберись с этим, Дэн.

И собственным примером зародил тягу к науке.

– Если и есть в этом бренном мире достойное занятие, то это наука! – говорил он. – Она имеет будущее, а все остальное лишь временное, опалубка, мусор и тлен.

Эти долгие часы бесед требовали от Райана усилий, и не прошли даром. Сын пошел по стопам отца. Идеи отца стали его собственными идеями, одержимость отца зажгла его собственную одержимость, и бескомпромиссная тяга к познаниям стала его неотъемлемой сущностью.

Однако, когда отец умер, Дэниел впал в прострацию. На время исчез всякий интерес к жизни, поскольку Райан занимал в ней ключевую роль. Он был опорой, советником, примером, всем самым лучшим, что может дать отец. Их грандиозные совместные планы охватывали десятилетия вперед. Райан показывал свои чертежи и разработки, обсуждал идеи, алгоритмы и фундаментальные основы для их реализаций. Все это вдруг повисло в воздухе, стало эфемерным, никчемным и пустым. У них не было в планах смерти.

"Вега" тогда стояла на причале, ненужная, чужая, груда металла стоимостью сотни миллионов долларов. Дэниел зашел на борт, сел в кресло пилота, которое еще хранило запах отца, и зарыдал. Осознание страшной потери накрыло его с головой, сжало душу до беспомощного комочка внутри. Словно смерть накрыла их обоих, а его еще живое тело отказывалось жить дальше в мире, где больше нет отца, где одиночество настигает также быстро и легко, как мимолетная улыбка незнакомой девушки. И словно сама жизнь улыбаясь, забирает дорогое тебе, всего лишь ненароком обратив на тебя свое внимание, отнимает словно игрушку у ребенка в тот момент, когда он разыгрался и не думал, что забава временна.

Дэн пришел в себя не сразу. Разговор с друзьями отца – Алистером Санчесом и Адамом Бейкером, астрофизиками, подтолкнул к переосмыслению жизни. Дэн понимал, как важно жить с осознанием смысла, только тогда воля движет человеком, а в глазах горит свет.

Он принял наследие отца, решив делать то, что сделал бы отец. И первым делом осуществить сногсшибательную идею – отправиться на Плутон. Отец хотел побывать на Плутоне? Припарковать «Вегу» там на недельку? А в случае смерти остаться навсегда в космосе? Дэниел не сможет двигаться дальше, если не сделает этого. Сильный стресс от потери вылился в упорную работу по реализации сумасбродной идеи, автором которой был сам Райан.

Первым делом, чтобы обезопасить эксперименты, Дэниел перебрался из США в Австралию, забрав с собой прах Райана. Научное оборудование и инструменты он отправил самолетом в контейнерах, а «Вегу» перегнал своим ходом. Здесь в Австралии было заметно спокойнее. Купив небольшой домик на берегу бухты, Дэниел поставил ангар и продолжил подготовку миссии, трудясь без выходных.

Вспоминая сейчас обо всем этом, Дэниел наслаждался спокойным торжеством, какое имеет рыбак после удачного улова, покрывающего расходы на месяцы вперед, или фермер, продавший урожай втрое дороже. Все оказалось не таким уж нереалистичным. «Вега», словно скоростной астероид, уносилась от Земли и от Солнца, в свой самый дальний и важный полет. Дэн подошел к правой стенке кабины, увешанной мешками с различными вещами. Мешки, подвязанные к стенам – это необходимость на случай отключения гравитационного симулятора, чтобы вещи не разлетались по углам и не бренчали в ящиках. Дэниел открыл мешок и достал оттуда небольшую черную коробочку – контейнер с прахом отца. Блеснула скромная алюминиевая табличка с гравировкой «Райан Торрес 1958–2013». Покрутив контейнер в руках, он бережно обернул его золотистой термоизоляцией.

– Теперь ты отец в золотистой обертке, – вслух произнес Дэн. – А мы летим. Как ты и хотел. Почему нет?