Человек из пропавшей страны

Марат молчал, словно прибитый к полу словами человека от власти. Кажется, ему стала понятна фраза, часто произносимая учителями: “От стыда готов сквозь землю провалиться”. Вот бы сейчас действительно провалиться. В темноту и сырость. Все равно там, наверное, лучше, чем в этом кабинете. Однако, как ни напрягался Сафаров, никак не мог понять, почему он сразу, вот так без разбора, попал в разряд “мразей” и преступников? Эта тетка была, кажется, не права. Неужели взрослые такие же болваны, как и их дети, только у них больше власти?

– Что молчишь, Сафаров? Язык проглотил? Хулиганить все вы мастера, а как отвечать, так молчим? Из-за таких, как ты, мы, нормальные люди, не можем отпустить своих детей на улицу. Не можем быть спокойны за будущее страны, – она размахивала короткой рукой с оттопыренным вверх указательным пальцем. – Но мы не дадим вам спокойной жизни. Всех посадим куда следует. Итак, слушай сюда, Сафаров. Если еще хоть раз кто-то мне на тебя пожалуется, хотя бы разок, я с тобой буду разговаривать по-другому. Ты теперь должен быть просто шелковым, просто паинькой, иначе – смотри у меня!!!

Голос Галины Николаевны звенел в ушах. Ее маленький рот с тонкими поджатыми губами, мертвецки бесцветными, открывался скупо и с сухим треском выплевывал короткие фразы, словно пулемет из амбразуры, стреляя короткими очередями. Марат больше не понимал ни слова. Не слышал. Он только чувствовал нутром, что так быть не должно. Это жутко несправедливо. Безоблачный мир, нарисованный в его воображении с малого возраста, воспитанный на хороших мультфильмах, детских книгах и пропаганде, теперь сгорал напрочь, оставляя только жирный летающий пепел вокруг. Словно теперь ему открывалась та сторона сцены, где расставляются декорации, где видны механизмы, расположены тросы и обнажена обратная сторона театра. Их в школе учили смотреть на фасад, а на чем он держится – умалчивали. Словно этого нет. Но дети намного умнее, чем думают взрослые. Вот только выводы им приходится делать свои собственные.

– Свободен, – сказала она и добавила, – позови маму сюда.

Он очнулся от ступора только в коридоре, когда увидел страдающие глаза матери.

– Как ты? Все хорошо? – она пригладила ему торчащий вихор на голове.

– Тебя зовет, – пробормотал он.

Мать на цыпочках прошла в кабинет, стараясь не шуршать одеждой. Дверь закрылась.

Хмурый Марат прислонился спиной к стене. Перед ним висел советский плакат, на котором рабочий огромным молотом разбивает бутылку водки и надпись: “Пьянству – бой”. На соседнем плакате крепкий дядя разгружает тачку и подпись: “От жаркой работы тает твой срок!” Второй плакат Марат не понял. Он вдруг почувствовал, как на него дует из замочной скважины. Сквозняк. Через отверстие Марат увидел плечо матери. Оглядевшись, он прислонил ухо к скважине. Оттуда доносился голос милиционерши, но слов не разобрать. Марат ухватил только “…и смотрите, не пожалейте потом, что не сделали аборт…”

Спустя пару минут из кабинета вышла бледная мать и со словами: “Пошли отсюда”, повела его домой. Так они шли по улице. Мать с бледным лицом и хмурый сын с непослушным вихром на затылке. Подходя к дому, Марат спросил маму:

– А что такое аборт?

Мать остановилась и с ужасом посмотрела на сына:

– Ты все слышал?

– Нет, только “аборт”, – пробормотал он.

– Ты подслушивал? – ужас на ее лице сменился злобой. – Нельзя подслушивать, когда взрослые разговаривают!

Мать отвесила ему крепкий подзатыльник. Веселый денек! Вообще-то это был первый и последний раз, когда его ударила мать.

Потом их знакомые посоветовали родителям Марата дать Галине Николаевне “на лапу”, чтобы их сына не ставили на учет в милиции. Мол, все так делают и решают подобные дела. Но сам Марат такого разговора не слышал и как поступили родители, не знал. Зато у него была тетя, которая носила брюки-клеш, рубашки с закатанными рукавами, курила, пила водку и крепко выражалась. Работала тетя водителем автобуса. Мать строго наказала не разговаривать с ней, поскольку тетя у них “плохая”. Но Марату нужно было только один вопрос узнать: что такое аборт. И тетя рассказала.

Они сидели на лавочке во дворе. Рядом громко и противно скрипели качели. Маленькие детишки ковыряли песочек. Старая бабуля вынесла еду для котов и к ней потянулись грязные и ленивые комки шерсти.

– Понимаешь, – сказала тетя и выпустила в небо облачко дыма, – когда женщина не хочет рожать ребенка, а он у нее в животе уже есть, туда засовывают такие железные щипцы и раздавливают ребенку голову. Хрясь! Отрывают и по кусочкам его оттуда всего достают. Вот и все, тут ничего хитро-мудрого.

– А ему больно? – Марат не знал, смеяться сейчас ему или плакать.

– Ну, вот если бы тебе башку раздавили, тебе было бы больно? – она обхватила его голову своими огрубевшими ладонями, словно тисками в мастерской автобазы, и сдавила. Было больно. Тетя у Марата – что надо.

Глава 6. Пока, враг

Прошло два месяца, настала снежная зима. Как-то в класс забежал Лопоух и крикнул:

– Глухарь в школе!

Ребята переглянулись. Марат нахмурился, вышел в коридор и сел на подоконник, хотя сидеть на подоконниках категорически запрещалось правилами школы. Все дни он ждал этой новости, каждый день жил в напряжении. И вот – случилось! Бойся или не бойся, а теперь нужно выруливать. Глухарев где-то рядом. Рано или поздно они встретятся.

Это случилось на перемене. Глухарев стоял с приятелями в коридоре у стены, а Сафаров шел в кабинет географии.

– Эй, ты, псих! – окликнул его Глухарев.

Марат остановился. Среди парней прокатился смех. Все они стояли в ожидании. Сафаров подошел. Улыбочки стали терять былую уверенность.

– После уроков на турниках, поговорить надо, – выплюнул Марат и зашагал прочь.

В школе было два места, где располагались турники: перед школой свежеокрашенные и на заднем дворе среди кустов. Все прекрасно понимали, что драка будет у задних турников. Место там тихое, скрытое от посторонних. А на улице лежал пушистый январский снег, слегка присыпанный выбросами металлургического комбината.

После уроков возле турников собрались ребята из разных классов. Школа быстро узнала, что здесь будет “махач”, и желающие посмотреть слонялись неподалеку. В то время дрались постоянно. Была даже негласная культура драк. Свои правила. Толпа была нужна, чтобы сомкнуться в кольцо и скрыть происходящее от взрослых. Обычно договаривались драться “до первой крови” и “лежачего не бить”, а старшие могли вовремя остановить поединок. Драться разрешалось только голыми руками.

Выйдя из дверей школы, Марат направился в назначенное место. Рука хоть и зажила, но кость вряд ли срослась крепко. Ей бы еще полгодика. Если будет драка, Глухарев скорее всего постарается сразу бить в полную силу. Будь, что будет! С такими размышлениями он вышел на задний двор школы и увидел собравшихся. Все они оживились, увидев главного виновника событий. Снег хрустел под ногами, толпа становилась все ближе, а сердце Сафарова стучало все сильнее. Ребята расступились. В самом центре стоял Глухарев, без куртки, только в шапке, и со сжатыми кулаками. Несмотря на решительность позы, в глазах Глухарева таилась неуверенность. Сафаров небрежно посмотрел на него, подошел к самым активным из толпы и громко сказал:

– Чего собрались? Махача не будет, расходимся! Мы будет говорить одни! Расходимся!

Толпа недовольно загудела. К нему вышел старшеклассник:

– Э, я не понял, че ты захлюздил?! Че ты хлюздишь?! Давай махайся! Че ты смываешься?!

– Мы сейчас тебе сами дадим по морде, если не будешь драться, – подошел другой высокий старшеклассник.

К нему присоединились другие:

– Э, че такое?! Дерись! Ты трус, что-ли?!

В какой-то момент показалось, что его сейчас и вправду изобьют. За отказ от драки. Не теряя времени, Марат подошел к Глухареву и положил ему руку на плечо. Глухарев чуть дернулся, но видя, что все спокойно, засунул руки в карманы.

– Давай просто поговорим, я не собираюсь драться. Где твоя куртка? Надевай и пошли отсюда.

Глухарев ухмыльнулся, сплюнул на снег, оделся и вразвалку пошел за Сафаровым. Раздались неодобрительные окрики. Некоторые из ребят пошли следом.

– Ты классный пацан, – начал Марат, когда они отошли.

Узнай он его немного получше, в нем действительно нашлись бы хорошие черты. Кто знает, может они даже могли бы весело проводить время. Гулять по дворам, слушать музыку, болтать о девочках.

– Я в прошлый раз перед тобой извинился за слова. В этот раз тоже извини, если тебе досталось сильно. Я не хотел. Но и мне досталось.

Глухарев молча шагал рядом с распахнутой курткой, будто ему не холодно.

– Я не хочу больше с тобой драться. Давай прекратим наш раздор. У меня к тебе претензий нет. Да и не было. У тебя ведь тоже ко мне все чисто?

Глухарев выжидательно молчал.

– Ты ведь не хочешь получить себе еще одного врага? Врага на всю жизнь, – уверенно сказал Сафаров.

– Ха, враг, – ухмыльнулся Глухарев и снова сплюнул в снег. Они остановились, подойдя к краю школьного стадиона, недалеко от того места, где и была та самая драка.

– Еще раз, ты классный пацан, – Марат хотел было завершить разговор рукопожатием, но руки Глухарева словно прилипли к карманам. – Что было, то прошло. Забудем, хорошо?