«Краткость и талант». Альманах-2019

Если бы ужас переродился в гнев, Лена немедленно побежала бы к начальнику поезда, потребовала остановиться, вызвать полицию, провести расследование и узнать, какое отношение к пропаже дочурки имеет эта мерзкая тетка в расстегнутом на груди кителе. Надо бы разобраться, с какой целью она зазывала Никитку в свое купе. Пообниматься или подсказать, как лучше похитить ребенка крупного чиновника ради выкупа…

Но ужас сменился паникой. Лена не могла думать рационально, в ее голову пульсировала одна мысль: похититель дочери сошел на предыдущей станции, с каждой минутой поезд уезжает все дальше. А что этот изверг намерен сделать с ее Иришкой…

Она дернула стоп-кран, распахнула дверь вагона и спрыгнула в бурьян, разросшийся под насыпью, как была – в шлепанцах, коротких шортах и топике, забыв про чемоданы, деньги, телефон и паспорт, оставшиеся в купе. Спотыкаясь и поскальзываясь, Лена бежала назад, не обращая внимания на окрики пассажиров и проводников других вагонов. Продиралась сквозь кусты, падала, разбивая колени в кровь, но не чувствовала боли. Продолжала бежать, бежать, бежать…

Полустанок возник неожиданно. Перрон из плохо пригнанных бетонных плит, крохотное здание с большой зеленой вывеской, на которой белыми буквами было выведено название «Молчановка». Лена вспомнила слова проводницы о деревне глухонемых, которые прибились друг к другу из разных мест. Подходящее название для такой общины.

Среди покосившихся сарайчиков возвышалась одинокая статуя балерины. Огромные, карикатурные окорока выпирали из-под гипсовой пачки. Гипсовая девушка чуть приседала на левую ногу и тянула правую в классическом эпольмане. Руки когда-то струились изящной волной, но теперь лишь ржавые арматуры торчали в разные стороны. Неизвестный шутник накрасил каменные губы суриком, а глаза зачернил дешевой краской, которая тут же потекла, оставляя дорожки на щеках. Издалека казалось, что танцовщица безутешно рыдает. Но те, кто подходил поближе, обычно вздрагивали, увидев лицо статуи, искаженное ненавистью.

Лена пробежала мимо и ворвалась на станцию. Касса закрыта. Кабинет начальника стоит нараспашку, но там пусто. Полиции нет. Вымерли они тут все, что ли?! В конце концов, она нашла сонного сторожа, который долго не понимал, чего от него хотят. Потом сообразил, закивал.

– А, ты ищешь кого? Подождать надобно. Вишь ты, аккурат после отправления адлерского все по домам разошлись. Ужинать, значит. Тут ещё часа два никаких поездов не будет, пусть отдохнут люди-то.

– Молчановка где? – перебила его Лена.

– Так вот, – сторож очертил рукой круг. – Прямо тут, значит, и Молчановка. Двести дворов, да ещё за рекой полста, пожалуй.

– А где мне найти глухонемых, которые по поездам торгуют?

– Никиткину банду? – оживился сторож. – Ясно, кого тебе надобно. Но это не здесь.

– А где?

– Тьфу ты, не понимаешь. Я ж тебе говорю – там, – старик махнул рукой за железнодорожную насыпь, где через поле вилась грунтовка с размытыми дождём обочинами. – За леском. Они давно в Старом Логе обосновались. Места там знатные, прежде овец разводили, да только разорился совхоз в девяностые-то. Молодёжь потихоньку уехала, старики как-то мигом поумирали. А потом вовсе беда случилась – река, значит, по весне разлилась и все затопила. Три года вода стояла, а потом схлынула. Ещё погодя стали там селиться глухонемые. Как они там появились, кто первый приехал – про то не скажу. А только лет десять, почитай, а то и двенадцать, они там гужуются. Чем занимаются? Да мы не спрашиваем. Приезжают они к станции на двух машинах – одна газель с кузовом, вторая иностранная какая-то, – выгрузят баулы и по поездам. Обычно пустые возвращаются, довольные. А сегодня смотрю – один тащит сумку, пригибается…

– Как отсюда доехать до этого… Лога?

– Дык как… Никак… Тут пешком по дороге километров восемь, но попуток не встретишь. Напрямки-то быстрее получится, но это тропинки знать надо, а то в чащу забредёшь. А тебе зачем туда, дочка?!

Последнее слово обожгло, как удар хлыста. Лена завыла и побежала, не слушая сбивчивого бормотания сторожа.

* * *

Часа два она бежала по дороге, вернее, сначала бежала, потом в боку закололо – не продохнуть. Но Лена из последних сил заставляла себя идти, ковылять, если надо – ползти, но добраться до похитителя и освободить свою дочь. Она не представляла, как сумеет одолеть высоченного Никитку и его банду, о которой говорил сторож на станции. Главное, найти гада, а потом уже действовать по обстоятельствам.

На окраине деревушки она увидела почтальона с большой сумкой на плече. Странно, кому охота писать бумажные письма в эпоху электронной почты? Хотя откуда тут взяться хоть чему-то электронному? Тут и интернета-то нет, наверное. Не проверишь, увы, телефон остался на столике в купе.

Лена крикнула вслед почтальону, но тот даже не оглянулся. Точно. Здесь же все глухонемые. На калитках нет звонков, потому что никто не услышит звонка. Она постучала в ворота ближайшего дома, хозяева не отозвались. Второй, третий, четвертый дом – ноль внимания. Когда она прибежала к магазинчику в центре деревни, он как раз закрывался. Выходит, уже девять вечера, на табличке значится, что магазин работает до девяти. Или продавщице просто захотелось уйти пораньше, кто проверит в этой глухомани? Лена стучала в стеклянную дверь, кричала и плакала, но продавщица только смерила ее подозрительным взглядом и покачала головой. «Завтра приходи» – прочитала по губам, а вернее, угадала ее слова Лена. Нет, нет, никакого завтра! Она схватила половинку кирпича, лежавшую на крылечке – ей подпирают дверь в жаркие дни, – замахнулась, чтобы бросить в витрину. Пусть разлетится на мелкие осколки, продавщица вызовет полицейских, а уж им-то она про похищение дочери и расскажет. Но выполнить задуманное Лена не успела. Голова закружилась, ноги подкосились, и утомленная женщина потеряла сознание.

Очнулась она на больничной койке. Яркий свет слепил глаза, а рука болела – на сгибе локтя появилась красная точка от укола. Лена вышла из-за ширмы, обтянутой марлей, и увидела молодого человека в белом халате. Тот сидел за столом вполоборота к пациентке и что-то писал в тонкой тетрадке. Заметив движение, доктор поднял глаза.

– Зачем вы встали? – глухо спросил он. – Вам вкололи успокоительное, в любую минуту оно начнет действовать. Тогда вы упадете и снова ударитесь головой, а у вас и так подозрение на сотрясение мозга.

– Слава Богу, вы говорите! – воскликнула Лена. – Вы ведь и слышите меня?

– Конечно, я вас слышу, – проворчал доктор. – А вы меня нет. Вернитесь в кровать!

– Нет, вы не понимаете. У меня украли дочку, я знаю, кто это сделал и если вы мне поможете вызвать полицию, то я…

Доктор встал из-за стола и настойчиво подтолкнул Лену к кушетке.

– Эка невидаль, дочку украли. Будто бы вы первая…

– Что? Что вы хотите сказать?

– «Я знаю, кто это сделал», – передразнил доктор. – Да у нас вы никого не удивите своими откровениями. Все и так знают, кто ворует детей. Рыжий как поверил той сумасшедшей цыганке, так и выискивает по поездам девчонок…

– Цыганка? При чем здесь цыганка? – застонала Лена. – Объясните вы толком, а то я с ума сойду!

– Да, маловато клофелина я вам вколол, надо еще пару кубиков добавить… Что тут объяснять? Простая история. Ехали цыгане через нашу деревушку, одна старуха – то ли гадалка, то ли колдунья, взялась Никиту лечить от немоты. Денег запросила немало, а он и не скупился, ведь стать нормальным – его заветная мечта. А ради мечты человек готов и закон нарушить, и на ребенка руку поднять. Понимаете, это вы Никиту сделали таким…

– Я? – ужаснулась Лена. – При чем здесь я?

– Вы, нормальные люди. Вы на словах заботитесь об инвалидах, поддерживаете глухонемых, слепых или калек. Но все это только на словах, – доктор отпилил горлышко у фигурной ампулы и стал набирать в шприц маслянистую жидкость. – А на деле вот как выходит. Никита много раз кадрил девушек в интернете, на сайтах знакомств. Как все нормальные мужики. Одинокие барышни забрасывали его сердечками, когда завязывалась переписка – визжали от радости: такой красавец почтил их вниманием. Но после первого свидания… Сами понимаете, ничего путного не вышло. Узнав, Что Никита глухонемой, эти курвы тут же теряли всякий интерес. Трое убежали в слезах. Остальные попытались распрощаться более корректно, но, результат один. Никита приезжал злой, уходил в запой, потом снова пробовал. По сайту знакомств расползлись слухи и вскоре ему перестали писать девушки, даже страшные на все лицо. А потом анкету удалили без объяснения причин. Представь, что чувствует игрушка, которая ничем не отличается от остальных, ну, только «мама» не говорит. И её за это выбрасывают, причём не на полку бракованных игрушек, которые продаются со скидкой, нет. Сразу в мусор.

– При чем тут моя дочь? – закричала Лена, срываясь на визг.

– Цыганка сказала Никите, что для полного исцеления ему придется пройти кровавый ритуал, – доктор щелкнул ногтем по шприцу, выбивая пузырьки воздуха. – В полночь собственноручно зарезать четырех невинных девочек, искупаться в их крови, а на рассвете чудесным образом появятся и слух, и голос. Сказала это цыганка, взяла деньги и уехала со своим табором, больше мы ее не видели. А Никита поверил. Я говорил ему, что все это чушь. Не так это работает с медицинской точки зрения. Лучше накопить денег, вживить имплант… Сейчас такие аппараты есть, что полностью восстанавливают слух. Стоят, правда, дорого, тысяч двадцать долларов за операцию выложить придется… Но результат того стоит, и при этом никакой уголовщины. Но Никита упрямый. Проникся этим чертовым ритуалом, начал искать девочек, у которых волосы того же оттенка, что и у него… Я так думаю, цыганка это условие назвала, чтобы усложнить задачу и отвратить Никиту от этого мракобесия. Но за год он трех малюток из поездов приволок. Давал им леденцы с сильным снотворным, чтобы не кричали в момент похищения.

– Откуда вы знаете? – побледневшие губы Лены дрожали.

– Так я сам это снотворное для него смешивал, – хмыкнул доктор. – У нас в деревне Никите никто перечить не отважится. Разве что Игнат, у них вечный спор о дележке денег за торговлю. Но даже Игнат против него не попрет. Банда у рыжего лютая, вмиг зароют в оврагах…

– А где девочки? – перебила Лена.

– Никита их на цепи держит, в заброшенном загоне для овец. Тут раньше совхоз был… Вашей дочке повезло больше остальных, мучиться не придется. До полуночи она не проснется, так что даже не почувствует, как ей гордо перережут. Умрет во сне.

– Я спасу Ирочку! Пустите, не то закричу!

Она осеклась, понимая, как нелепо звучит эта фраза. Даже если в больнице и есть кто-нибудь, он наверняка не услышит. А услышит, так не сунется.

– Ну, закричите вы, а что это изменит? – спокойно сказал доктор, подходя к кушетке. – Вам не повезло, что у дочки оказались рыжие кудри. В отца? Вы-то блондинка, или краситесь?

– Доктор, да как вы можете такое говорить…

– Давайте на чистоту. Девочка ее возраста может умереть от тридцати разных болезней, причем там зачастую очень мучительно все протекает и для малышей, и для родителей… Всякое бывает. Я вот тоже, знаете ли, родился в семье глухонемых, но сам при этом разговариваю. Впервые заговорил в восемь лет. Услышал звуки, которые произнес, испугался. Но все решили: повезло. В шестнадцать лет выпили мы с приятелем паленой водки. Дружок наутро помер, а я ослеп на один глаз. Второй тоже стал хуже видеть, и я остался слепым в деревне глухонемых, представляете? Сбежал отсюда, отучился в медицинском, да и вернулся. Потому что только здесь я чувствую, что хоть в чем-то лучше других. А в городе я хуже всех, и мне не уставали об этом напоминать. Все эти обидные прозвища! Штопаный крот. Слепень. Размечтался, одноглазый… Вы, нормальные люди… Давайте я сделаю укол, и вы поспите, пока все не кончится. Поработайте кулачком. Нет? Тогда перетянем…

Доктор склонился над ней с петлей из серого жгута. Лена нащупала на столике у кровати большую бутылку физраствора и обрушила ему на голову. Вскочила на ноги и тут же села. Голова пошла кругом, в глазах потемнело. Успокоительное начинает действовать. Через пару минут она отключится. Надо что-то придумать. Но что? Мысли уже путаются…

Сейчас бы выпить энергетик, чтобы взбодриться. Или кофе пару литров. Но где же его взять? Лена снова встала, держась за ширму, подошла к шкафу со стеклянными дверцами. Так, что здесь… Надписи на коробках с лекарствами расплывались, но все же удалось сфокусировать взгляд на коричневых ампулах. Адреналин! То, что доктор прописал…

Пальцы стали ватными и не слушались. Лена поднесла ампулу ко рту, отгрызла колпачок, порезав острыми краями и губы, и язык, но боли не почувствовала. Набрала в шприц. Один кубик. А вдруг мало? Раздавила вторую ампулу, быстро втянула иглой жидкость прямо с поверхности стола – ничего, здесь все стерильное. Это же больница. А куда колоть? В вену на руке она не попадет.

Лена вспомнила фильм, который однажды смотрела, там доктор делал уколы пациентам в вену на шее. Вроде бы, это была комедия. Или триллер? Кажется, врач был маньяком… Да к черту, время уходит. Надо решаться!

Она нащупала биение пульса на шее, прижала кончиками слабеющих пальцев, и когда вена чуть надулась, проступила под кожей, вонзила туда иглу.

* * *