«Краткость и талант». Альманах-2019

Лена шла по полю, не разбирая дороги, но теперь ее не беспокоили ни ямы, ни кротовые норы. Дочь обвила руками ее шею и снова впала в забытье, бормоча сквозь сон:

– Ехали цыгане кошку партизанить. Кошка сохла, хвост – обрез…

За спиной вставало зарево. Игнат и его подельники подожгли овчарню с четырех углов, не оставляя израненному Никите шансов на спасение. Возможно, он уже истек кровью или задохнулся в дыму, но Лена представляла, что он еще жив и корчится на земляном полу в страшных муках, не издав ни единого звука. Да, сейчас ей хотелось одного: чтобы изверг умирал долго. Чтобы страдал от боли до самого рассвета.

– Кто слово молвит, тем капец, – подытожила Иришка, и потерлась щекой о мамино плечо.

Григорий Вайнот

Только самые заветные желания

– Уважаемые пассажиры!

Противный каркающий голос вырвался из динамика и закачался на пыльных люстрах.

– На прибывающий поезд до станции «Арбатская» посадки нет!

Отразился от мраморных стен и ломким зигзагом устремился к противоположному концу перрона.

– Для вашей безопасности, отойдите от края платформы!

Звук, теряя на излете мощь и смысл, опрокинулся в тоннель. Через мгновение оттуда вырвался сине-зеленый состав, как будто обрывки гулкого эха разбудили хулигана и тот бросился на обидчиков с кулаками, возмущенно гудя. Заступившие за желтую линию пассажиры испуганно отпрянули назад, наступая на модные туфли и потертые кроссовки тех, кто напирал сзади. Народу вокруг тьма-тьмущая. Пересадочный узел. Час пик.

Толпа качнулась обратно, с неизбежностью прибоя или маятника. Впрочем, здесь уже не до красивых сравнений: доля секунды и люди посыплются на рельсы или размажутся по борту летящей махины. В передних рядах послышались крики паники, сзади кто-то рявкнул:

– Держите ротозеев!

По самому краешку платформы заскользил ангел в сером форменном кителе. Высокая блондинка, стремительная и грациозная, отодвигала прихлынувшую толпу круглой табличкой с черно-белым знаком, а другой рукой как бы успокаивала стального зверя. Поезд сбросил скорость и замер, прижимаясь к равнодушному силовому кабелю, дрожа от переизбытка энергии, а потом тихонько уполз, посверкивая красными огоньками, наверное, от стыда.

– Не волнуйтесь, дорогие друзья, через минуту прибудет следующий поезд, – голос девушки журчал, подобно ручейку в лесной чаще и, надо сказать, действительно успокаивал. – Желаю вам чудесного понедельника и прекрасной рабочей недели.

«Как же она бесит!» – подумала Гульназ, и снова каркнула на всю станцию:

– Отойдите от края платформы! Не создавайте ситуации, опасной для жизни и здоровья окружающих людей!

Уже отключая микрофон, не сдержалась:

– Да какие они люди?! Бараны безмозглые…

– Откуда в тебе столько ненависти? – ласково спросила блондинка, заходя в каморку станционных смотрительниц. – В таком чудесном месте работаешь. Станция «Площадь Революции». Центр Москвы, в двух шагах от Кремля. Радоваться надо, а ты срываешься каждый раз.

– Радость, иди ты! – заворчала Гульназ. – Где тот центр? Мы его с роду не видели, даже не нюхали. С утра до вечера под землей торчим, как в гробу каменном. Дышим мертвым воздухом. От сигналящих поездов у меня уши уже не слышат ничего. Сидим тут, только морщинами раньше срока покрываемся, – она взяла со стола круглое зеркальце на гнутой подставке, поглядела в него и вздохнула. – Я в свои 43 выгляжу, как старуха… Не лицо, а яблоко сморщенное. Тебя, Лерка, то же самое ждет, вспомнишь еще мои слова, да поздно будет.

Валерия пожала плечами и присела на шаткую табуретку. Осторожно пристроила локоть на маленький столик, чтобы не смахнуть чайник, сахарницу или щербатые чашки.

– А кто виноват, Гулечка, что ты двадцать лет под землей сидишь? Сейчас время такое, что нужно постоянно двигаться, что-то придумывать, искать интересное дело, чтобы и по душе было, и денежки капали.

– Накапают тебе, как же. Думаешь, я двадцать лет назад приехала в Москву, чтобы заживо себя похоронить в метро?! – в голосе Гульназ звучали обида, злости и еле заметные нотки разбитых надежд. – Я хотела в кино играть, столько кастингов посетила… «Мы вам перезвоним». Как же, ни разу не позвали.

– В кино сложно пробиться. Там для мужчин много ролей, а для женщин всего две обычно. Первую отдают известной актрисе, чтобы на афишу поставить знакомое лицо и у фильма рейтинг был. Вторая достается любовнице продюсера.

– А если три роли? Или много, как в сериале?

– У режиссера, сценариста и оператора тоже есть любовницы.

– Да я бы и в любовницы согласилась, но…

– Ни разу не позвали, – усмехнулась Валерия.

Гульназ вспыхнула, но отвечать не стала. Тяжело поднялась со стула, потирая распухшее колено и шепча заговор от артрита.

– Следующий поезд в депо идет, надо проверить…

– Давай лучше я, – предложила напарница, – а ты отдохни.

– Чего вскочила, Лерка? Набегаешься еще.

– Сиди, сиди. Я сегодня последний день, так что давай за двоих отшагаю.

– Как последний? Почему мне никто не сказал?

– Все расскажу, милая, не сомневайся. Вот сейчас деповский отпущу, и поговорим.

– Нет уж, моя очередь, значит, я и пойду.

– Пойдем вместе, – Валерия взяла ее под руку.

– Сиди! – отрезала Гульназ, толкая металлическую дверь, а мысленно добавила:

«Не нужно мне твоих одолжений!»

Она шла по пустым вагонам, заглядывая под сиденья.

«Последний день! Неужели мои молитвы услышаны?»

Она обрадовалась, хотя и чувствовала досаду оттого, что не удалось своими руками вытолкать жизнерадостную малолетку со станции. Чесоточный клещ и тот не вызвал бы такого раздражения, как эта… Она не смогла бы объяснить, за что конкретно невзлюбила Валерию. Да, несомненно, присутствует зависть к молодости и красоте, хотя в этом Гульназ не призналась бы даже под пытками. Но было в девчонке еще что-то, неуловимое, знакомое. Нечто такое, от чего сама смотрительница давным-давно отказалась.

Конфликт у них начался с первого дня. Валерия с легкостью объяснила китайским туристам, как пройти к мавзолею. Гульназ за все двадцать лет вызубрила по-английски лишь несколько фраз, и все они сводились к категоричному тезису: «Я вам тут не справочное бюро!» А эта соплячка…

– Ты бы поменьше с иностранцами заигрывала, – одернула напарница. – Мало ли что.

– Бедолаги, они же заблудятся в переулках. Разве трудно помочь? – улыбнулась девушка.

«Нет, не сработаемся мы с тобой!» – решила тогда Гульназ.

Через месяц она нажаловалась в отдел кадров, что новенькая по собственной инициативе укоротила форменную юбку и теперь позорит метрополитен имени Ленина непотребным видом. Комиссия нагрянула незамедлительно, но длинноногая бестия очаровала проверяющих, и вместо выговора получила приглашение на фотосессию. Оказывается, они уже давно искали симпатичную сотрудницу с озорной улыбкой на обложку юбилейного календаря. В итоге снимки красотки развесили на всех станциях, да еще и премию выплатили, за участие в рекламе столичной подземки. Мужики все одинаковые, чего еще от них ждать…

Пассажиры как с цепи сорвались, целый год подкатывали, умоляли о селфи. Валерия никому не отказывала, а когда плакаты сняли, и ажиотаж сошел на «нет», даже не расстроилась. Через месяц она попала на страницы всех московских газет, а в новостях по телевизору показали сюжет: дежурная по станции спасла пассажира, у которого остановилось сердце. Делала искусственное дыхание и ритмично нажимала на грудную клетку до прибытия скорой.