Останусь текстом

Я посвящал большую часть времени человеку, потому что человек роднее, чем какие-то тела. Человек теплее тел. Человек важнее тел. Все вокруг меркло на фоне с ним. Словно посреди океана найти остров, на котором хотел бы остаться навсегда. Остров, на котором нет других тел.

Но через несколько месяцев что-то пошло не так. Трудно сказать что, но человек стал терять прежний, яркий цвет. И если раньше он выделялся в толпе, то теперь стал сливаться с другими телами. Выцвел видимо. А я просто смотрел, как с каждым днём человек превращался в тело. Теперь у каждого из вас был свой день, как и раньше, только вы больше не делитесь ими друг с другом. Вы вообще перестали общаться.

И это тело ушло из моей жизни. Не сказать, чтобы было очень грустно, особенно когда в твоей жизни стали появляться новые тела. Некоторые даже пытались прикинуться человеком, но их выцветшую натуру было легко заметить со временем. Но каждое тело хотело быть ярче другим на этом темно-сером фоне реальности. Местами и я вел себя также.

Прошло уже несколько лет. И мир вокруг меня стал прежним. Наполненным одними телами.

Недавно шёл себе в наушниках, слушал голоса. Я часто так делаю, чтобы не контактировать с телами, когда они начинают надоедать. Голоса всегда поднимали мне настроение, даже если были грустные и говорили о плохом. Зато тела запросто могли испортить настроение. Мне кажется, у некоторых это главная задача.

Навстречу мне не спеша, сжимая в левой руке сумочку, а в правой телефон, приближалось тело. Её тело. Я притормозил, даже вытащил наушники. Посмотрел на неё и сказал:

– Привет.

Тело подняло взгляд на меня. Посмотрело в глаза.

– Привет.

Так мы и прошли мимо друг друга. Оно по своим делам, я по своим.

В чужих глазах на пару секунд я увидел тело.

Своё тело.

Разведчики

2016 год. Июль.

– Андрюх, а куда мы поедем?

– На разведку, Антоша.

Каждое лето в деревне запоминалось мне по самым ярким событиям. Каждый год мы придумывали все новые и новые способы хулиганства. И этим летом не обошлось без проказ.

Сидя на подоконнике в заброшенной давным-давно конторе, я глядел в окно (точнее в то, что от него осталось), прислушиваясь к реву мотора. Солнце уже смотрело десятый сон, как и бо?льшая часть населения деревни, та самая, что завтра, проснувшись рано утром, отправится с тяпками воевать с вредителями в огороде. Нам же было не до сна, потому что именно в эти часы мы могли делать все, чего пожелаем. А желали мы приключений.

– О, походу Колян едет, – сказал мой спутник Андрей.

***

С Андреем мы познакомились лет в пять, если не раньше. Так случилось, что наши бабушки живут напротив друг друга, и, приезжая к ним летом, мы часто коротали вместе дни. Мы лазили по крышам домов, прыгали по стогам сена, катались с горки. В детстве мы брали палки и отправлялись в небольшую рощу. По нашей прихоти сегодня палки играли роли мечей и сабель, а завтра это уже были пистолеты и автоматы. Еще мы любили в роще срывать кору с берез и писать на ней письма друг другу. И как у лучших друзей, у нас была традиция: каждый год мы ставили палатку, покупали еды и целую ночь болтали по душам, пока не засыпали. Каждое лето мы всегда проводили вдвоем у бабушек.

***

Помимо него мне составлял компанию толстый парень по имени Никита, который по комплекции тела напоминал хомяка или мышку, и Глеб, строчивший сообщения своей девушке.

Никита был самым младшим в нашей компании, ему всего-то было лет двенадцать. Одет он в эту ночь в черный спортивный костюм с белыми полосками вдоль рук и ног. Если вы услышите слово «гопник», то на экране вашего стереотипного мышления появится человек именно в таком костюме. Но Никита к гопникам не относился. В душе он был весьма добрым, честным (неиспорченным?) ребенком и одной ногой пока еще стоял в детстве, а вторую уже перекинул через забор, ступая на почву взрослой жизни. Он из разряда тех людей, к которым я тянулся с дружеской теплотой, словно Никита был моим младшим братом, за которого я нес ответственность всегда и везде. Он обладал лишним весом и постоянно заикался, из-за чего я в первые дни нашего знакомства не мог понять, о чем он говорит. Год назад, гуляя с ним по улице в один летний солнечный день, я, после долгих внутренних сомнений и споров с самим собой, все же решился задать ему интересующий меня вопрос.

***

– Слухай, Никитос, а почему у тебя такие дефекты речи?

– Ты про то, что я заи-и-и-каюсь?

– Да.

– Ко-о-о-о-гда я был мал-о-ой, меня бра-а-а-ат взял с собой на-а-а-а речку. Он ку-у-у-пался, а я на берегу си-и-идел. А потом он на-а-а-чал тонуть, а я тогда не умел еще пла-а-а-вать. И брат то-о-о-огда у меня на глазах у-у-у-тонул.

Честно говоря, история Никиты меня сильно шокировала. Сам я редко сталкивался с таким явлением, как потеря близкого человека. Конечно, и в моей семье люди умирали, но это было в таком возрасте, что никто из взрослых и не удивлялся их смерти. А тут… После этого разговора, я начал по-другому на него смотреть. Ведь вы даже представить не можете, сколько всего не знаете о людях, с которыми можете общаться годами.

– А сколько брату лет было?

– Семь.

***

Еще одна причина, по которой я относился к Никите, как к брату, – это сходство с моим родным братом. Его тоже зовут Никита, и он тоже страдает избыточным весом. Но, несмотря на теплое и дружеское отношение к обоим Никитам, я никогда не упускал возможности над ними пошутить. Мне все чаще кажется, что смех – единственная форма общения, которой я владею в совершенстве. Иногда даже ко мне приходит в голову мысль о том, что если бы в мире не существовало шуток, то я бы родился немым.

– Никитос, – обратился я, – у меня есть для тебя бизнес-план.

Осмотрев взглядом (хотя, что там в темноте увидишь!) обшарпанные стены, грязный стол с отпечатками подошв (приблизительно сорокового размера), разбитое окно, скрипучую дверь и пылившийся в углу деревянный сундук, я продолжил:

– Короче берешь, выгребаешь отсюда все дерьмо, отбеливаешь стены и обустраиваешь здесь пятизвездочный отель. Над входом повесишь табличку «В гостях у Никитоса». Комнаты эти переделываешь под номера, чтобы люди могли жить нормально, и начинаешь капусту рубить.

– А потом приходит Семеныч и все отбирает, – засмеялся Глеб. Семенычем у нас звали главу села, который и гонял нас постоянно из конторы.

– Ну да, – задумался я, – и меняет табличку. «В гостях у Семеныча».

***

Каждый год, видя Глеба, я спрашивал у него, сколько ему лет и в какой класс он пошел, и каждый раз удивлялся ответу. Пятнадцатилетний парень в вопросах сигарет и алкоголя был гораздо опытней меня. Я в этой теме полный ноль, ибо спирт и табак для меня являлись запретной территорией с табличкой «Terra Incognita», куда ходить не разрешало табу, наложенное племенем порядочных тараканов в голове. А Глеба всегда в деревне посещала матушка Кураж. Видимо, тараканы у него не те (но это не мешало нам дружить). Прошлым летом мы, сидя с ним на берегу реки, завели разговор:

– Слышь, Антоха, ты хоть раз напивался?

– Неа.

– И не курил?

– Тоже мимо.

– Тогда мне не о чем с тобой говорить.

Мы синхронно засмеялись.

– Я начал курить в пятом классе, – продолжил Глеб, – вот идешь со школы, получил, к примеру, двойку по контрольной. Перед тем, как зайти домой, закурил и все. Родители тебе что-то говорят, а ты не слышишь. Как будто вообще не здесь находишься. Помогает…

***

Рев мотора заглох. Коля приехал.