Она сидела спиной к занавеске, отделявшей ее комнату от маленькой передней, и не заметила, что чья-то рука высунулась из-за занавески, как бы желая ее отдернуть, но тотчас же исчезла.
XXVIII
Получив приглашение Поппеи, Тит с нескрываемым отвращением последовал за девушкой. Уже не в первый раз императрица посылала за ним; не проходило дня, чтобы она не испытала над ним свое искусство обольщения. Равнодушие солдата оскорбляло ее честолюбие. Она повергла Цезаря к своим ногам, заняла место Актеи и все-таки была недовольна и оскорблена тем, что центурион преторианской гвардии не поддавался ее чарам.
Когда Тит вошел в комнату, Поппея по-прежнему покоилась на ложе из слоновой кости. Тит не обладал пылким воображением и бросил на нее взгляд холодного отвращения. Уже не первый раз видел он, как ее туника нечаянно соскальзывала с белого плеча или случайно открывала часть груди, но всегда оставался к этому равнодушным.
Его холодный взгляд смутил ее, и она сказала насмешливым, но не совсем естественным тоном:
– Я послала за тобой, непобедимый стоик, чтобы просить у тебя… Ты не догадываешься, что?
– Нет, – сухо отвечал Тит.
– Если бы поцелуй, ты бы отказал?
– Да.
– А между тем, – воскликнула она печальным то-: ном, – мои губы оказались достойными императора. Но я старею и становлюсь безобразной, и грубый центурион может безнаказанно оскорблять меня.
Она заплакала, но осторожно, чтобы не повредить своей красоте и не смыть пудру, покрывавшую щеки;
– Ты посылала за мной, госпожа, – сказал он нетерпеливо. – Чего ты требуешь?
Поппея отвечала таким вызывающим взглядом, что солдат покраснел. Она заметила это и расхохоталась.
– Садись здесь, – пригласила она, подвигаясь на ложе, но Тит отказался. – Воин, – воскликнула она, – ты можешь смеяться надо мной, но обязан повиноваться. Я императрица и приказываю тебе сесть рядом со мною.
Тит исполнил ее приказание с отвращением, которого не старался скрыть. Она взяла его за руку.
– Ах, Тит, счастлива та женщина, которая приобретет такого смелого и верного любовника.
Говоря это, она подвинулась к нему и положила голову на его плечо.
– Я пришел сюда, госпожа, за твоими приказаниями. Сообщи мне их, и я уйду.
– Приказаниями! – сказала Поппея. – У меня нет никаких приказаний для тебя. Ведь если бы я приказала тебе любить меня хоть вполовину так, как ты любил еврейку, ты бы не послушался. Я не отдавала твоей возлюбленной на съедение зверям, – продолжала она. – Я солгала, сказав это. Это дело Цезаря. Он задолжал еврею и расквитался с ним этим способом.
– Ты обманываешь, – сказал Тит, Он хотел встать, но она схватила его за руку;
– Ты крепко любил ее, если решился биться за нее с дикими зверями и притом на глазах всего Рима. Не знаю, любил ли меня кто-нибудь так сильно. Я думаю, что Цезарь ревнив. Если бы он увидел нас в этой позе, – она обвила рукой его шею, – то, вероятно, убил бы тебя.
Тит оттолкнул ее руку и сказал:
– Я воин и друг Цезаря.
– Ты друг Цезаря? – повторила она. – Я не думала, что у Цезаря может быть хоть один друг в целом мире.
Тит твердо взглянул на нее и повторил:
– Я друг. Цезаря и не хочу быть игрушкой его жены.
– Хороша игрушка шести футов ростом. Ты годишься в воины, но не в любовники. Какова скромность! Воображать, что императрица мечтает о такой игрушке.
Тит, чувствуя себя не в силах скрыть свое смущение, хотел выйти из комнаты, а Поппея, откинувшись на ложе, провожала его насмешливым хохотом. Но она еще не собиралась отпустить его.
– Поди сюда, нежный, простодушный юноша, – воскликнула она. – Поди сюда, мне нужно тебе сказать два слова. Если бы сегодня ночью Поппея Сабина предложила тебе императорский венец, согласился ли бы ты вознаградить ее хоть одним поцелуем.
– Ты смеешься надо мной, госпожа, – отвечал он.
– Я не смеюсь над тобой, Тит, – возразила она. – Но куда ты собираешься идти?
– В цирк с Цезарем.
С минуту Поппея молча смотрела на него, потом воскликнула серьезным тоном:
– Обещай мне не ходить сегодня в цирк.
– Я не могу этого обещать, – отвечал он.
– Обещай, обещай, – повторила она настойчиво, – и, может быть, сегодня же вечером я буду в состоянии потребовать от тебя поцелуя, о котором говорила.
Он подумал, что она забавляется, и вышел из комнаты со словами:
– Я воин Цезаря и повинуюсь ему.
Бешенство мелькнуло на лице Поппеи подобно черной тени; она ударила кулаком по ложу. Она по-прежнему сидела спиной к соседней комнате и вновь не заметила, что занавеска зашевелилась.
Выйдя на лестницу, Тит наткнулся на Нерона. Император был бледен, углы его рта подергивались, и глаза светились недобрым светом. Молодой центурион хорошо знавший его, заметил эти признаки, предвещавшие – припадок бешенства.
Тем не менее он был более чем обыкновенно спокоен и ласков.
– А, мой центурион! – воскликнул он, когда Тит почти наткнулся на него.
Эти слова прозвучали точно эхо и только увеличили смущение Тита. По-видимому, Нерон не заметил этого и, положив руку на плечо центуриона, пошел с ним в коридор.
– Ты был у императрицы? – спросил он.
Центурион кивнул.
– Вы, вероятно, говорили о беспорядках во дворце? Какие-то негодяи забрались ночью в большую беседку озера. Поппея велела тебе исследовать это дело?
Тит молчал.
– Или, быть может, – продолжал Нерон, – она говорила о моей безопасности, просила тебя охранять меня на пути в цирк?
– Императрица говорила о цирке, – пробормотал Тит.
Нерон лукаво, но ласково взглянул на него и неожиданно спросил: