Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки
Гвен Купер

МИФ КультураОдиссея кота Гомера
Меньше всего Гвен Купер хотела кота. С ее заурядной работой и недавно разбитым сердцем. Но встреча с брошенным трехнедельным слепым котенком, которого Гвен назвала Гомером, переросла в любовь с первого взгляда. Гомер преподал ей самый ценный урок: любовь – это не то, что вы видите своими глазами. Благодаря слепому котенку Гвен изменила свою жизнь и обрела счастье.

Гвен Купер

Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Оригинальное название:

Homer’s Odyssey: A Fearless Feline Tale, or How I Learned about Love and Life with a Blind Wonder Cat

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Gwen Cooper, 2009

This translation is published by arrangement with Delacorte Press, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Лоренсу – навсегда

…От Зевса приходит к нам каждый
Странник и нищий. Хотя и немного дадим, но с любовью[1 - Цитаты из «Одиссеи» Гомера даны в пер. В. В. Вересаева. Здесь и далее примечания переводчика и редактора.].

    ГОМЕР. Одиссея

Предисловие

Когда я впервые увидела котенка, это был крохотный пушистый черный комочек, умещавшийся в ладонях молодой женщины. Он ничем не отличался от любого котенка, пока не поднял голову и не издал леденящий душу вопль, совершенно неожиданный для существа не более десяти сантиметров от носа до кончика хвоста.

Он обернулся на звук моего голоса. И я увидела его глаза. У этого двухнедельного найденыша были явные признаки серьезной инфекции, которая грозила лишить его зрения, если не самой жизни.

Нашедшая котика пара, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, буквально умоляла усыпить его. Несмотря на их уговоры, я положила котенка на специальный стальной стол и произвела тщательный осмотр, во время которого он энергично старался вывернуться из моих рук, молотил лапами и истошно мяукал. Наконец я объявила, что котенок, скорее всего, абсолютно здоров, если не считать состояния его глаз. Согласны ли они взять его себе, если я смогу вылечить его глазки?

По целому ряду причин пара не могла обеспечить необходимые условия для такого малыша. Они оба работали. У них была собака. У них было мало денег. И вообще, насколько велики шансы, что он когда-нибудь снова будет видеть?

Ну… шансы невелики. Если честно – никаких шансов. Я объяснила, что придется провести операцию по удалению глаз, чтобы спасти ему жизнь.

Я абсолютно уверена, что именно в этот момент я их упустила. Недоверчиво покачав головами, они решили передать его на мое попечение. Жалостливое мяуканье, вероятно, подтолкнуло их к этому выбору: они были убеждены, что котенок испытывает жуткую боль.

После того как пара согласилась оставить найденыша, я могла с полным правом приступить к его лечению – для его же блага. У меня еще оставались какие-то сомнения, но они быстро отпали, когда стала понятна истинная причина его беспокойного поведения: котенок просто хотел есть. Мисочка кошачьего корма, разведенного заменителем молока, – и душераздирающие вопли стихли. Через несколько минут он уже мирно посапывал, что утвердило меня в решении лечить его глаза, не думая о грозящей слепоте.

В конце концов, рассуждала я, котенок еще не успел ощутить всей радости от способности видеть. В отличие от человеческих детенышей, кошки рождаются с плотно закрытыми глазами, которые открываются только на десятый – тринадцатый день. Похоже, инфекционное заболевание глаз у котика длилось довольно долго и практически наверняка помешало развитию зрения. После лечения он останется слепым, но даже не заметит этого. Как и у многих животных, нервная система котят способна перестраиваться, компенсируя тот или иной дефект ради выживания, с помощью процесса, который называется индивидуальной адаптацией к окружающей среде. За этим замысловатым термином скрывалась простая мысль: «Я не хочу его усыплять». Разве я могла отступить от своего долга – облегчать страдания живого существа, тем более что была возможность сохранить ему вполне достойную жизнь?

Спросите любого молодого ветеринара-идеалиста, и он, скорее всего, признается в совершении греха, который совершила в тот день и я, когда в моей жизни появился этот слепой котенок. Если животные чем-то больны, но их можно вылечить – и даже пристроить в хорошие руки, – то так тому и быть. Они затрагивают самые чувствительные струны наших душ своим потрясающим умением выживать и многообещающим потенциалом превращения из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

Я понимала, что не могу держать слепого котенка в своем доме, где обитали маленький ребенок, большая собака и гуляла аллергия. Однако я также не могла оставить вполне здорового котенка погибать из-за такой досадной помехи, как отсутствие крыши над головой. Я рассуждала так: кто-нибудь из круга моих друзей и родственников наверняка подпадет, как и я, под его обаяние. И он обретет свой дом, нужно только найти человека, сочетающего в себе эксцентричность и эмпатию, необходимые для того, чтобы взять на себя заботу о существе с «особыми потребностями».

В течение следующей пары недель мне пришлось выслушивать отказ за отказом. Я задействовала всю свою семью, целый клан любителей животных, и они с полным сознанием долга старались распространить как можно шире информацию о слепом котенке, который нуждается в надежном и безопасном доме. Я размещала объявления и разыскивала друзей по ветеринарной школе, которые с энтузиазмом помогали жалким и убогим. Но никакие усилия не помогали найти потенциального хозяина.

К этому времени я оставила попытки найти аргументы в свое оправдание и перестала заниматься самобичеванием. После операции котенок вернулся к жизни – да так, что весь персонал клиники во главе со мной безвозвратно влюбился в него. Бывали дни, когда сама мысль о расставании с ним становилась невыносима.

Как я могла устоять перед очарованием его всклокоченной черной шубки, крохотных запавших глазниц, перед его ненасытностью во всем – в еде, ласках, играх? Да, он обожал играть, как любой нормальный котенок, несмотря на свою слепоту. Короче говоря, он был невероятным симпатягой… пожалуй, по любым меркам, если бы не один недостаток, который больше всего беспокоил людей, – его внешний вид.

Наконец одна молодая женщина, владелица двух собственных кошек, которых она лечила в моей клинике, пообещала приехать и взглянуть на найденыша. Но когда я вручила черный мохнатый комочек предполагаемой хозяйке, то почувствовала некоторую тревогу. Вдруг она станет смотреть на него с отвращением, как другие, и не решится взять на себя ответственность за такое странное, искалеченное существо?

Вопреки моим опасениям, она что-то зашептала ему. Взяла его на руки. И он замурлыкал. К моему великому удивлению и облегчению, она сказала: «Я его забираю», – за что я была ей бесконечно признательна.

Гомер был первым «безнадежным» пациентом в моей тогда еще короткой практике. Хотя с тех пор таких пациентов заметно прибавилось, тот первый опыт оказался весьма плодотворным и положил начало целой череде подобных сложных случаев.

«Правила счастья кота Гомера», без сомнения, будут по-разному восприняты разными людьми. Но для меня Гомер всегда будет очень личным напоминанием о том, что можно совершить с помощью достижений ветеринарии и всепобеждающего идеализма юности. Он будет всегда напоминать мне о том, что нет ничего невозможного, если есть взаимопонимание и взаимодействие между ветеринаром, любящим хозяином и пациентом с бойцовским характером.

История Гомера – это история, призванная стать уроком для всех нас.

Патрисия Кули, доктор ветеринарии

Dolittler.com (http://dolittler.com/)

Майами, Флорида

Пролог. Кот, который жил[2 - Отсылка к названию серии «уютных» детективных романов «Кот, который…» американской писательницы Лилиан Джексон Браун (1913–2011).]

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, что долго скитался…

    ГОМЕР. Одиссея

Каждый раз, когда в конце дня я возвращаюсь домой, происходит одно и то же.

«Дзынь!» работающего лифта – для чуткого уха это первый и несомненный признак моего скорого появления. Вставив ключ в дверной замок, я уже сама слышу, как с другой стороны дверь подпирают мягкие лапки. Как-то я поймала себя на том, что открываю любые двери как можно осторожнее, чтобы случайно не толкнуть пушистое живое существо, прильнувшее к ним изнутри. Чуть проехавшись по полу, лапы отталкиваются от двери. Они сразу находят мою ногу и тут же начинают подъем к вершине, как будто это не я, а ствол дерева, на которое во что бы то ни стало должен вскарабкаться черный мурлыкающий комочек.

Чтобы обошлось без царапин и чулки не пострадали, надо скорее присесть на корточки. Кое у кого острые коготки, и, если их пустят в ход, запомнится это надолго. Так что зевать тут не приходится. В таком вот положении я нежно говорю: «И тебе привет, мишка Гомер!» (Прозвище «мишка» пристало к нему еще в детстве. Уж очень он походил на североамериканского гризли – и глянцевитым блеском, и пушистостью.) Для Гомера это сигнал забраться повыше, ко мне на колени. Положив лапки на мои плечи, он с тихим урчанием трется своим носом о мой нос. В этом звуке прорывается не то всхлип, не то взвизг – эдакое отрывистое «мяу». Легко обознаться и принять его за неуверенный лай месячных щенков. «Ну-ну, приятель», – говорю я, почесывая кота за ухом, что приводит его в совершеннейший восторг. Он оставляет мой нос в покое, тычется мордочкой в лоб, прижимается к щеке и снова упирается в меня лбом.

Не очень-то приятно, а то и больно сидеть на корточках, если ты на высоких каблуках. А отказаться от них я никак не могу: рост у меня полтора метра с кепкой, так что приходится как-то с этим бороться. Поэтому я медленно опускаю Гомера на пол и наконец вхожу в нашу с Лоуренсом квартиру (Лоуренс – это мой муж). Ключи, пальто, сумка – все немедленно отправляется в шкаф. Когда у тебя дома три кошки, ты моментально учишься прятать все вещи, предназначенные на выход. Иначе будешь долго и безуспешно обирать с них шерсть. Теперь, не снижая темпа, нужно нырнуть во что-нибудь этакое, чего никому нельзя показывать. За этим я и направляюсь в спальню. Следом движется черный ком, неуловимая тень. Забег с мебельными препятствиями. Он запросто скользит по полировке: с пола на стул, оттуда – на обеденный стол, со стола – снова на пол, словно неуемный Q*bert из компьютерной игры. Не успеваю я пройти и половину пути, как эта тень меня обгоняет. В коридоре, едва приземлившись на крышку раздвижного стола, Гомер с безрассудной отвагой сигает по диагонали на третью полку книжного шкафа. Там он на мгновение замирает в крайне неустойчивом положении, ждет, пока я пройду, и вновь приземляется на пол. Хитрый маневр, чтобы обойти меня на повороте и первым ворваться в нужную дверь. Правда, он с разгона въезжает в бок другой кошки. Зато потом точно вписывается в левый поворот и первым пересекает финишную черту в конце Г-образного коридора. Естественно, и на кровать он прыгает первым. Какое-то время Гомер мается в ожидании, пока я не плюхаюсь рядом и не скидываю туфли. Тут-то он вновь забирается ко мне на колени, чтобы потереться носами и поурчать о своем.

Церемония приветствия не меняется день ото дня. Разнообразие в нее вносит только инспекция жилища после того, как я переоденусь в домашнее. Дело в том, что Гомер ну никак не может сидеть без дела. У него множество самых разносторонних увлечений, да и фантазией он не обделен. Попробуй угадать, какому из своих проектов он посвятит себя завтра. Лично мне эта задача не по силам.

На одной неделе мне казалось, что он решил установить рекорд по количеству предметов, сметенных с кофейного столика за день. Мы с Лоуренсом оба люди пишущие, и в доме, понятное дело, накапливаются как средства производства, так и продукты нашего труда: ручки, блокноты, отрывные листочки, случайные клочки бумаги (если вдруг осенит гениальная мысль). Все это до поры до времени мирно покоилось, то есть скрывалось от глаз, среди кипы ненужных журналов, карманных изданий в бумажных обложках, початых упаковок с салфетками, корешков квитанций, использованных билетиков, солнечных очков, отрывных спичек, коробочек с ментоловыми леденцами, пультов от телевизора и флаеров забегаловок, где готовят навынос. И вот однажды мы возвращаемся домой и обнаруживаем, а точнее, не обнаруживаем на кофейном столике ровным счетом ничего. Ни книжек, ни ручек, ни пультов. Все это разбросано по полу не хуже, чем на полотнах Джексона Поллока[3 - Пол Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма.]. Совместными усилиями мы с Лоуренсом возвращаем разбросанные вещи на их законное место. Заодно по ходу дела решаем, что кое с чем пришла пора расстаться. На этом мы и успокаиваемся. И напрасно, потому что уже на следующий день все повторяется. Так продолжается неделю, и не одну. Мы, конечно, заподозрили, что между кошками и абстракциями в духе Поллока есть причинно-следственная связь. Но у нас не было прямых улик против таинственного борца за порядок на кофейном столике. Не было до тех пор, пока однажды я не вернулась домой пораньше и не застукала Гомера прямо на месте преступления. Преступником себя он, однако, не считал. Напротив, его так и распирало от гордости и уж никак не от раскаяния.

– Может, так он выражает протест против… э-э-э… некоторой захламленности этого места, – поделилась я с Лоуренсом. – Может, его бесит, что всякий раз, когда он прыгает на столик, все вещи расположены как-то иначе. Не так, как он привык.

Тайная мотивация кошек Лоуренсу не интересна. «Тебе не кажется, что ему просто доставляет удовольствие сметать со стола все, что попадется под горячую лапу?» – вот мнение моего мужа.

Мы также научились накидывать крючок на петельку, чтобы наглухо запирать раздвижную дверь в кладовку. Маленькому коту, как выяснилось, ничего не стоит протиснуться в незаметную щелочку, чтобы попасть внутрь. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы покачаться на развешанных джинсах (классный плотный деним, кстати, очень прочный материальчик, для скалолазания в самый раз). И где, как не в кладовке, можно забраться на самую верхнюю полку. Там же коробки со старыми фотографиями и всякой дребеденью с дней рождения и праздников в подарочных обертках. О, этот упоительный треск разрываемой бумаги! А если захочется вернуться с небес на землю, то для удачного приземления лучше всего подходит куча мягких, теплых вещей. Мусорные баки и корзины для бумаг – независимо от высоты! – идеальны для такого упражнения, как прыжки на точность. Но есть одна проблема: после удачного попадания в них они заваливаются на бок. Расплетание витых веревок, на которых висят книжные полки, требует усидчивости и сноровки. Зато как приятно понимать, что справился с почти неразрешимой задачей. Незабываемое ощущение. Ну а на полках стоят книги, которые падают с высоты с разным звуком. Одни издают тихий «шлеп». Другие – оглушительный «бабах» (если это толстенные тома в кожаных переплетах из-под самого потолка). Сходного эффекта, хотя и с другим звуковым сопровождением, можно добиться и на музыкальном центре. Там стопочкой сложены сиди и дивиди. Никакого воображения не хватит, чтобы описать весь спектр проделок кота – от мелких пакостей до актов вандализма. Тем более если этот кот целый день предоставлен самому себе. Впрочем, благодаря Гомеру я усвоила по крайней мере один ценный жизненный урок. Стоит тратить время только на толковые проекты.

Совсем недавно Гомер стал осваивать такой важный и новый для себя навык, как поход в туалет. Не знаю, почему в возрасте двенадцати лет ему взбрендило прибавить этот трюк к своему репертуару. По слухам, некоторые хозяева нарочно отучают своих кошек от ящика с песком и приучают к унитазу. Но я никогда не слышала о том, чтобы кот добровольно решился изучать такой неестественный (для него) способ отправлять вполне естественные надобности.