– Это хорошо; у него начинается перитонит. А у этого тазобедренная кость прострелена.
Я вымыла руки, но опустить в раствор сулемы не хватило мужества: кожа на моих руках представляла кровавые борозды, так потрескались – до крови. Старый фельдшер, которого мы, сестры, называли дедушкой и который заведует аптекой, часто приходит в нашу перевязочную. Он показал мне на большую бутыль, полную мутной жидкости:
– Это я приготовил средствие для вас, сестры. Чтобы ручки мазать после работы.
– Доктор, сейчас уже шесть часов. Пора кормить ужином раненых.
– Хорошо! Вот этим и закончим пока.
– Доктор! Мне, может быть, удастся завтра уехать в Сарыкамыш.
– Что?! Вы опять хотите попасть к туркам в плен? – строго спрашивает он. – Как вы можете ехать, когда поезда не ходят?! Или опять поедете на своих коняках с санитарами?
– Нет, я собираюсь более серьезно. Завтра пойдет первый поезд расчищать путь от турок.
– Ну, и вы тоже будете помогать расчищать путь? – сказал он.
– Нет, не буду; для меня всегда найдется работа, более подходящая по моим силам и знаниям.
– Слушайте, сестра Семина! Если вы любите вашего мужа, вы должны сидеть здесь и ждать, когда расчистят этот путь люди, которым надлежит это делать! Притом, вы мне нужны здесь при моих работах в операционной. И без моего разрешения вы покинуть госпиталь не имеете права.
– Доктор!.. Но ведь я пришла работать к вам как доброволец!
– Да! Вы были добровольцем, когда входили в это здание и предлагали свою работу. Но с той минуты, как вас зачислили, вы перестали быть добровольцем и стали работником этого госпиталя, как и все служащие в нем.
Я стояла пораженная серьезностью его слов и мыслью, что с уходом поезда исчезнет последняя надежда на скорое свидание с мужем!
– Это невозможно! Я не могу оставаться здесь дольше! Я так мучаюсь отсутствием известий о муже, а это единственная возможность уехать в Сарыкамыш.
Доктор смотрит на меня испытующе.
– Хорошо! Поезжайте! Но вы должны еще спросить главного врача. А мне что! Поплачу, да и возьму другую сестру, – уже смеясь, говорит он. – Ну! Ну! Поезжайте. Кланяйтесь доктору.
– Спасибо! Надеюсь, мы еще увидимся с вами!
– Конечно! Везде, где кровь и раны, нам с вами встретиться легко.
Я пошла искать главного врача и нашла его, конечно, около больного.
– Доктор! Я хочу завтра ехать в Сарыкамыш к мужу.
– Как же вы это хотите осуществить?
– Завтра, может быть, пойдет туда первый поезд. – И я все ему рассказала.
– Ну, что же, поезжайте! Дай бог успеха! У нас теперь рабочих рук достаточно вполне. Кланяйтесь доктору.
Попрощалась с врачами и сестрами и пошла домой. У ворот госпиталя меня ждал Гайдамакин.
– Кто-нибудь звонил мне?
– Звонил генерал Зубов. Сказал, что поезд пойдет завтра утром.
– А покупки ты сделал?
– Накупил всего. На год хватит!
– Почему же ты не приехал раньше и не сказал мне?
– Еще я раскатываться на извозчиках стану? Ноги-то ведь есть? Вот и пришел пешком, – сердито говорит он. – «Нам» завтра утром позвонят с вокзала, сказал генерал, – добавляет он.
– В котором часу?
– Он сам не знает точно.
Темно, холодно. На улицах ни души! Гайдамакин идет в двух шагах позади меня. Наконец вот и гостиница! Вхожу. Внутри тепло и светло. Я поднялась в свою комнату. Гайдамакин принес горячей воды, а потом и обед. Ночью спала очень плохо. Все думала об этом поезде… Позвонят утром, но когда? Утро может быть и в три часа, и в десять часов. А ну как не позвонят и уедут без меня? Наконец вот и утро пришло! Но пасмурное и холодное. Я напилась кофе, Гайдамакин нашел извозчика, и мы поехали на вокзал. Лучше мы там будем ждать! Только на вокзале я заметила, сколько мешков и корзин было навешено на Гайдамакине.
– Что в этих мешках?
– Провизия!! Я ж вам говорил, что накупил – на год хватит всего.
На вокзале я сразу увидела знакомого кабардинца.
– Ну, что! Едем? – подходя ко мне, говорит он.
– Да, видите, я пришла.
– Да вы это серьезно говорите?! И вправду с нами собираетесь ехать?!
– Ну, конечно! Вот и солдат мой. Видите, сколько накупили всякой еды? А вы не знаете, скоро ли подадут поезд?
– Не знаю точно! Зря тянут! Сегодня день хороший, туман. Можно подойти к туркам совсем незаметно, если они занимают железнодорожное полотно… А! Вот и поезд подают! – и он бросился от меня навстречу к подходящему паровозу. Он шел медленно, дымя трубой.
Я увидела странный состав вагонов. В нем, кроме паровоза, был один вагон третьего класса и три товарных платформы, на которых лежали выше человеческого роста тюки прессованного сена. Я заметила, что между тюками торчали дула пулеметов. Поезд подошел к платформе и остановился. Из комендантской комнаты вышел комендант станции и несколько человек офицеров, и все пошли к странному поезду.
– Ну как, все готово? – спросил комендант, обращаясь к кому-то на платформе с сеном.
– Готово! – ответили из-за сена.
– Ну так садитесь все, кто едет с поездом!
Солдаты сняли несколько тюков сена. Офицеры разделились на группы и стали взбираться на платформы, каждый на свое место. Мой кабардинец бросился ко мне:
– Садитесь в вагон! Едем! Но, Тина Дмитриевна, как только услышите стрельбу, ложитесь немедленно на пол! – Он ушел к своей сенной крепости.
Гайдамакин был уже в вагоне. Я стояла около подножки и смотрела, что еще будут делать. Офицеры уже все были на своих местах. На платформе вокзала стоял комендант станции и какой-то чиновник в черном пальто с золотыми пуговицами и в форменной фуражке. Комендант не обращал никакого внимания на мое присутствие:
– Ну, кажется, все готово, можно трогаться!