Яблоко транзита

– Проблема у нас: в Каир послать некого, – развел руками Ушаков. – Кто без допуска – секретность-то по высшему разряду, кто как переговорщик не тянет… Слава, может?

Президент потряс головой, выказывая непонимание.

– Слава Сурков, Владимир Владимирович. Да, уже не у дел, но ближневосточный гадюшник лишь таким, как он, закулисным жонглерам, по плечу.

ВВП одеревенел, точно не в силах переварить оскорбление или немыслимую глупость. Но вскоре суетливо задвигался, казалось, от растерянности. Этой ширмой норовил камуфлировать известную единицам тайну: Сурков – лидер антиправительственного заговора, который относительно недавно решили спустить на тормозах. В немалой степени потому, что движение топило за экономику, не находя целесообразным взвалить на себя ответственность за страну многих хворей и родовых травм. В итоге заговорщики были по-тихому отправлены в отставку, либо задвинуты на сугубо технические должности.

– В общем, так, Юрий Викторович, – озвучил после паузы подковерных мыслишек, обоюдных обид и подозрений президент. – Как-то размыто и неконкретно у тебя все, а дело буквально вопиет, требуя кардинальных решений. И с кандидатурой у посланца тебя не пойми что… Ладно, брошу тебе на помощь Игоря Олеговича (Игорь Костюков, начальник ГРУ), может, в его резерве человек подходящий найдется, – и потупил взор, будто давая понять, что аудиенция закончена.

Ушаков между тем с места не сдвинулся, хорошо изучив повадки своего шефа, человека скрытного, чьи сигналы двусмысленны, а то и противоположны норме. Но недобрый взгляд исподлобья ВВП сомнения рассеял. Советник встал и, не производя шума, задвинул стул, точно для этой процедуры – дежурной демонстрации пиетета и лояльности – и был в монаршее лежбище вызван. Попрощавшись словесно и старомодным кивком, кабинет покинул.

Ближайшая ночь сулила советнику бессонницу: какая каверза замышлена президентом, подключившим к комбинации, точнее, ее решающей фазе, военную разведку, самую мутную из спецслужб? Выставлен-то он, Ушаков, инициатор проекта, ротозеем! Притом что столь сложная геополитическая комбинация, как нынешняя, ветерану мировой закулисы не припоминалась…

Между тем потливому наваждению не суждено было омрачить ночь, более того, не дожило оно и до конца рабочего дня. К 16.00 на стол Ушакова легло личное дело якобы тщательно подобранной кандидатуры для очных переговоров с Хамас. Что требовало экстренной отработки тактики обламывания рогов в ряду «кто есть кто». Аврал поглотил ощущение времени, но во благо: повалившись в три ночи как куль на служебный диван, Ушаков испытал сладостное избавление, редкий гость последних полных сыпи малодушия лет.

***

Селеста, Эльзас, Франция15 мая 2021 г.

В поисках точки сборки Алекс то обхватывал затылок руками, то вновь впивался в экран. Страна его подданства и гнездо обитания Израиль – в объятиях стихии. Точнее, сразу нескольких: бунты арабского меньшинства и лавина огненных птиц из Газы, обесточивших общество интенсивного потребления.

Но то не столько потрясение, сколько обнажившийся нерв ответственности: в ловушке колик гегемонизма его сын, адепт праздных лайфхаков, подменяющих, упрощая до предела, его картину мира. Родной человек, нуждающийся в опеке, сколько бы он не отторгал ее…

Приметив нелады сожителя с самим собой, Ольга беспокойно посматривала на него, но осведомиться, в чем дело, не решалась. Не исключено, принимала взъерошенный лик за издержки творчества. Тут Алекс подхватил со стола мобильный и нечто лихорадочно искал, казалось, в разделе телефонных номеров. На памяти Ольги впервые – в редких звонках он всегда откликающаяся сторона.

– Саша, все в порядке? – озвучила, наконец, свое беспокойство Ольга.

Алекс замер, точно услышал сигнал тревоги. Потупив взор, вернул аппарат обратно.

– Светлая моя, все окей. Ожидались послабления по карантину, но пока по нулям, – как можно беспечнее откликнулся он.

На самом деле его подмывало предложить сыну отсидеться в Европе, в то время как его устные обязательства перед Кремлем и Лэнгли прямой контакт с ним исключали. Алекс, так или иначе, не отважился бы, но Ольгин вопрос лишь ускорил возвращение в систему подневольных координат.

Между тем благополучие сына фокус прародителя не покидало, подвигая к разбору нехитрых возможностей Виктора лихо пересидеть. Вне зоны ракетных обстрелов только два региона Израиля – север страны и сектор между Мертвым и Красным морями. При этом обретение сыном ниши безопасности под большим вопросом, ибо гостиничный фонд, полагал Алекс, был там с первыми же залпами по Тель-Авиву разобран подчистую. Теми, кто резвее, расторопнее и, понятное дело, богаче. Да и север страны, вдруг осенило Алекса, весьма хлипкие гарантии – Хезболла в любой момент может открыть «второй фронт».

Алекс стал приподыматься, нацеливаясь в интернет-кафе в трех кварталах от его жилья, ибо свой ІР-адрес для общения с сыном использован быть не мог. Мгновением ранее у Алекса вызрело: сыну лучше всего перебраться в Хайфу к его земляку. Оставалось через сеть разъяснить, где телефонный номер искомой персоны записан.

Раздался сигнал смс-сообщения, судя по мине раздражения на лице Алекса, не столько неожиданность, сколько в разрез задаче, обозначившейся только что. Несколько мгновений он переводил взгляд с гаджета на Ольгу и обратно, должно быть, в растерянности, но, наконец, взял аппарат в руки. Его губы пришли в движение, будто воспроизводя послание про себя. Он вновь уселся, точно в поиске опоры и отрешенно обследовал интерьер комнаты.

– Оль, я выйду в магазин за новой версией текстового процессора, – объявил Алекс, зафиксировав на партнерше взгляд. (Предлог – так себе. Хоть и весомее похода за сигаретами, но убедить может только профана, не понимающего, что Сеть – бескрайний рынок, активируемый парой кликов. Тем более, при покупке программного обеспечения, «отгружаемого» в считанные мгновения, едва Генеральный Процентщик очередной пункцией твоей кровушки удовлетворится).

– Саша, я с тобой! – голосом, не терпящим возражений, заявила спутница. Чем дольше Ольга узнавала своего последнего, с ее слов, мужчину, тем больше тревожилась за него. От него за версту тянуло тайнами Большой Игры, стало быть, риска.

– Ты не можешь, дорогая, – возразил Алекс. И заключил: – Это особый случай, поверь мне на слово.

Алекс живо шагал к ресторану «Chez Michel», у входа в который сообщение оговаривало встречу с эмиссаром кремлевских. Первую за пять месяцев его свободного плавания после нескольких отнюдь не противоэпидемических карантинов.

От нее было не отмахнуться. Гарантия явки – даже не пустившая седину закладная его безопасности у кремлевских и не их хлебный подряд, а сама Одиссея, жившая особой, полной окопной правды жизнью. Этот неукротимый пульс авантюры то и дело будоражил его отгородившийся фортецией мир, неумолимо толкая в штыковую.

Контактом оказался паренек, не больше восемнадцати, с голубой бейсболкой Евро-2020 и мотороллером – уникальные приметы из эсэмэски. Столь юного связного Алекс не ожидал, как и не помышлял, что им будет чернокожий.

Он растерялся, не понимая, что должно произойти, помимо артикуляции им пароля из сообщения. Ведь подросток с бегающими глазками явно не тянул на обслугу полюса вселенских амбиций. Все же нечто влекло Алекса завершить начатое, следуя инструкции.

– Привет! Жан-Поль должен был мне передать… – сблизившись, пробубнил контакту Алекс и застенчиво потупился.

Юноша не откликнулся и вскоре, взвизгнув двигателем, умчал, но прежде просунул в нагрудный карман визави небольшой мобильный. Встроившись в сюжет, Алекс понял, что гонец – случайный посыльный, надо полагать, соблазненный полтинником евро. Где-то рядом настоящий связной, передачу телефона зафиксировавший, но с ним, скорее всего, не пересечься.

Гаджет Алекс рассматривать не стал, предположив, что тот традиционное средство связи с одноразовой симкой. С ленцой потопал обратно, отключившись от события, но не полностью. Раздумывал: ляжет ли эпизод с посыльным в канву его книги, пусть с перелицовкой деталей, или его «усыновление» невозможно? На этом перепутье вдруг всплыло лицо Ольги, внезапно огрубевшее, когда он вежливо, но непреклонно настоял, что выйдет из дому один. Напомнило о себе и досужее, не единожды пережитое: помимо материнского инстинкта, женщина ведома обостренным чувством собственничества, и страх потери кормильца у нее первым делом сопряжен с соперницей.

Голос Ивана Сафронова в подметной трубке Алекса удивил, в то время как их общение – обыденность, три-четыре звонка в месяц; их арго столь искусно, что не понятно назначение линии, облаченной в шпионскую обертку. Но первые же фразы куратора, эмоционально напряженные и без околичностей, обозначили исключительность темы. Та отзванивала звуками горна, звавшего в марш-бросок на защиту множащихся интересов Кремля.

Между тем после нескольких минут разговора Алекса подмывало злобно сплюнуть; некто, предложивший его кандидатуру, сделал пинцетной точности выбор. Причем инициатор на поверхности, ибо кроме всесильного монарха привлечь Алекса Куршина с репутацией русофоба к проекту ближневосточного урегулирования никто в России не отважился бы. При этом резолюция – дело десятое, нащупать для предприятия столь неоднозначного, зато незашоренного кровавым прошлым региона посредника – незаурядный ход. Независимую личность проарабски настроенную, нестандартно мыслящую с тридцатилетним израильским стажем и личным семейным интересом… Что означало: Алекс Куршин в монарший резерв списан не был, невидимое лассо причастности к задачам трона следовало за ним весь цикл «расконвоирования», а целевая, щедро оплачиваемая публицистика – довесок, пусть немаловажный, к основной миссии – Королевского Пожарника, как известно, профессии на грани суицида опасной… Вот тебе и бабка Юрьев день!

Не меньший сюрприз – как подавалось предложение. В нем готовность арендовать сыну в Кармиеле квартиру, где бы тот мог обстрелы пересидеть, ссылка на неприятие Алексом Куршиным Израиля в роли ближневосточного жандарма и даже напоминание о курьезном эпизоде, когда в одну из войнушек с Газой он предложил себя живым щитом лидерам Хамаса, террористам по призванию, и, наконец, морковка, изящно предъявленная между делом – гонорар в сто тысяч евро, будто индекс значимости проекта, не более. Проекта пугающей неизвестности, но столь искусно обставленного, что пренебречь им – равносильно изменить жизненным принципам.

Между тем прозвучавшая оферта всего лишь эскиз начинания, его направляющие – в посольстве РФ в Каире. Дескать, какой смысл гостайны приоткрывать, коль кандидат добро не давал, а сверхсекретные переговоры в стадии первичного согласования. Да и рейс в Каир может быть из-за пандемии отложен. Но достигни Куршин страны пирамид, свое согласие на переговоры отыграть уже не сможет. Стало быть, мозговой штурм всех потенций и реалий, через четверть часа – окончательный ответ. Прервемся.

Между тем условную позу «Мыслителя» Родена Алекс занимать не стал, более того, начав движение, струил рассеянность, но недолго. Поравнявшись с интернет-кафе, деловито проследовал внутрь, где за считаные минуты разместил на странице сына в Фейсбуке путаной семантики, но характерное для их полуанонимной переписки последних лет сообщение. Разумеется, на иврите, русской письменности отпрыск не знал:

«Здоровье не купишь и в долг не возьмешь. Комната безопасности – для лохов. Для пацанов конкретных – правильно выбранное место и в нужное время. Сегодня – в самый раз. У Левы с севера – клиника, госпитализирует и денег не возьмет. Достаточно привета. Телефон там же, на букву «Л». Домовладелец с Левой договорится. («Домовладелец» – мать Виктора, знакомая со всеми приятелями своего бывшего мужа Алекса. «Лева» – одноклассник Алекса, скромный бухгалтер на пенсии, вдовец, обремененный излишками жилплощади)».

Шифрограммы Алексу давались куда лучше, чем литературные упражнения – он расправился с посланием к сыну в считаные минуты. Так что контрольный звонок куратора застал его на улице, решающим ребус: стоит ли возвращаться домой? Ведь реакцию Ольги на его отъезд туманных сроков и назначения предсказать сложно. Их отношения испытаний на излом не знали, как и подзадержались в фазе чувственного Эльдорадо. Как бы не разбудить кошачий рефлекс, благо маска здесь подспорье…

– Ну, как? Определился, Александр Владимирович? – толкал к очередной дилемме генерал Сафронов. – Летим?

– Кто-то знал, что я соглашусь. Крепкий парень, ничего не скажешь… – хвалил некоего кукловода-психоаналитика Алекс, разом выказывая согласие на ангажемент.

Генерал красноречиво хмыкнул, после чего переключился на логистику почина:

– Глаз за собой не замечал?

– Вроде нет, говорил ведь… – раздраженно ответил Алекс.

– Тем не менее, повторюсь: режим – выше максимального. Ответственность – соответствует, – отчеканил генерал.

– Не вчера замужем. Рад бы поглупеть, да не выходит. Лучше про матчасть, – рвался на передовую ближневосточной розни подданный региона.

– А ее нет, – бесстрастно откликнулся Иван Сафронов и оговорился: – Не считая нескольких такси, прежде чем ты попадешь в аэропорт Страсбурга. Где менять, решишь сам. Там же, в аэропорту, в ангаре частный самолет, запросивший сегодня небо в Египет. В аэропорту держись справочной, откуда тебя заберут на рейс. В Каире – вручат секретный конверт с установками по тактике и предыстории события. Акцентируя значимость командировки, скажу: что в конверте конкретно, я не знаю и сам, помимо общего назначения, разумеется.

– Ты никак отговариваешь? Я пока по эту сторону, ничем не связан… – заметил кандидат в эмиссары зазеркалья.

– Я, Владимирович, расставляю все по полкам. По большому счету, результат переговоров не столь значим, как режим их секретности, передергивая малость, конечно… При этом на твой неизбитый взгляд на конфликт, знание предмета рассчитывают, сделав непростой выбор, – приоткрывал ширму события генерал.

Тут Алекса кольнуло: миссия при всей своей очевидности – непроницаема; место, регламент переговоров, но главное, режим их безопасности не предсказать. Ведь сектор Газа – классическая пиратская республика, сродни ЛНР/ДНР, прочим бантустанам подмены патронажной функции государства лагерным понятийным уставом.

Далее. Коль скоро сторона переговоров – лидеры Газы, ныне под круглосуточным обстрелом, то вероятность соприкосновения под большим вопросом. Кремлевским же актуален живой контакт, надо понимать, для обсуждения некой не терпящей разглашения операции. Стало быть, ни о какой миротворческой миссии в ее классическом понимании речь не идет. Иначе делегировали бы посла по особым поручениям, не заморачиваясь. Да, пропалестинская, антиколониальная позиция Алекса Куршина в качестве посредника столь непримиримых, разобщенных до медицинской несовместимости сторон – подспорье, но подразумевает ли Кремль примирение – большой вопрос. Зачем засекретили дорожную карту проекта?

Из чего следовало: скорее всего, Кремлем (в лице президента) был востребован некто с опытом кризисных ситуаций, проэкзаменованный на способность хранить секреты. Алекс Куршин здесь почти полное попадание. Только не понять – в мясорубку войны или анналы истории?