Непокорное сердце

Один из норманнов пробормотал слова молитвы, и, наверное, следовало быть ему благодарной, но Ида не испытала таких чувств: чужеземец не священник, да и лесная поляна вовсе не кладбище, освященное церковью. Судьба оказалась на редкость несправедлива к старой Эдит – большую часть жизни та прожила в одиночестве, и в одиночестве же будет лежать здесь, в лесу.

Засыпав могилу, норманны отошли в сторону, и девушка, оставшись одна, уложила на холмик земли несколько тяжелых камней, чтобы отметить место захоронения и защитить тело от хищников. За этой печальной работой она совершенно забыла о норманнах, а когда обернулась, ее изумлению не было предела: все норманны, кроме того, которого они называли Дрого, скинув кольчуги, в одних рубахах с завидным усердием гонялись за домашней живностью Эдит, однако животные и птицы не давались им в руки и титанические усилия воинов не приносили никакого результата. Уперев руки в бока, Ида пару минут взирала на эту нелепую сцену и, в конце концов, пришла к выводу, что чужеземцы, должно быть, имели опыт общения с домашними животными исключительно за обеденным столом, когда те представали перед ними исключительно в жареном, вареном или печеном виде.

– Похоже, мастера размахивать мечом не в силах справиться с курами, – усмехнулась Ида, без всякого страха приблизившись к норманнам. – Ничего не видела смешнее. Да вы со своими способностями добывать пропитание скоро с голоду перемрете.

– Что ей надо, Дрого? – в недоумении уставился на девушку Танкред. – Может, это ее животные?

– Думаю, она чем-то недовольна, вот и ругается, – предположил Дрого.

– Это я и так понял, но за что? За то, что нам приходится забирать этих животных? Так мы же не по своей воле…

Секунду Дрого в упор смотрел на девушку, затем сказал:

– Пока не знаю, но все же наденьте кольчуги. Нельзя расслабляться. Если никого не видно, не значит, что никого нет.

Ида загнала домашнюю живность Эдит в клетки, с грустью подумав, что в этом году старуха могла бы неплохо заработать, а когда один из норманнов подвел повозку, поставила в нее корзину с яйцами. Все, чем владела старая ведунья, забрали те, кто ее убил. При этой мысли в душе девушки опять вспыхнул гнев, но она постаралась его погасить. Что случилось – то случилось, и тут уже ничего не поделаешь: надо смириться с судьбой и выполнить последнюю волю Эдит – взять завещанную ею шкатулку.

Опустив голову, Ида медленно направилась к хижине, а когда скрылась внутри, Серл, который привязывал к телеге скотину, окликнул Дрого и в ответ на его вопросительный взгляд заявил:

– Мне не нравится эта девушка.

– Чем же именно? – удивился тот.

– Мне кажется, она притворяется, что не понимает нас, а если ее обучили французскому, она не из простой семьи. Взгляни на ее платье: да, измято, местами испачкано, но в таких не ходят служанки и рабыни или дочери бедняков. Так что, прежде чем с ней связываться, хорошенько подумай.

Немного помолчав, Дрого пожал плечами:

– Какая разница? Саксы – наши враги, а она одна из них.

– Из саксов ли? Здесь немало знатных норманнов.

– Тогда что она делает в этой убогой лачуге? Она поедет с нами, хочешь ты этого или нет.

И Дрого, не обращая внимания на скептическую усмешку Серла, двинулся к домику. Дверной проем оказался таким низким, что ему пришлось нагнуть голову. Девушка стояла на коленях возле открытого шкафа и разглядывала стоявшую перед ней на полу небольшую шкатулку. На звук его шагов, вздрогнув, она обернулась и схватила шкатулку. В глазах ее горела такая ненависть, что Дрого замер, словно налетев на невидимую преграду, а потом поклялся себе, что сделает все возможное – а если понадобится, то и невозможное, – чтобы эта ненависть исчезла.

Глава 4

Огромный шкаф, в котором Эдит хранила свои вещи, открылся с натужным скрипом. Отложив в сторону сложенные стопкой старые покрывала и простыни, Ида обнаружила резную шкатулку, но не сразу решилась прикоснуться к ней: что-то ее пугало, – поэтому девушка почти обрадовалась, когда кто-то вошел в комнату. Обернувшись и увидев того самого норманна, который стал невольным виновником смерти старой Эдит, Ида мгновенно забыла о своих сомнениях, схватила шкатулку и прижала к груди.

В сердце ее ненависть вспыхнула с новой силой, и, пытаясь взять себя в руки, она уставилась на вошедшего. Да, произошла трагедия, внушала она себе, но этот воин не хотел убивать и, судя по всему, сам переживал из-за случившегося. Как бы то ни было, он чужеземец, враг, который нарушил привычный уклад и резко перевернул всю ее жизнь.

Была еще одна причина столь острой неприязни к этому норманну; невзирая на доводы рассудка, ее тянуло к нему, – хоть она никому и никогда не призналась бы в этом. Ее завораживал его низкий бархатный голос, внушала трепет широкоплечая стройная фигура, восхищало мужественное красивое лицо.

Господи, что за неуместные мысли! Каким бы он ни был: сказочным красавцем или, наоборот, чудовищем, похожим на жабу, – он возьмет ее в любом случае, хочет она того или нет, возьмет по праву победителя, праву сильного, только ему придется приложить немало усилий, прежде чем он воспользуется своим военным трофеем, уж она об этом позаботится.

– Ну что уставился? Стоишь как истукан? – яростно выкрикнула Ида.

Дрого, разумеется, слов не понял, но тон, которым они были сказаны, достаточно красноречиво свидетельствовал, что это вовсе не комплимент. Лицо ее исказилось от ярости, от этого стало еще прекраснее. «Если даже в гневе она способна заворожить, то что будет, когда улыбнется?» – подумал Дрого, но для вящей безопасности решил напустить на себя суровость и властно произнес, протягивая руку:

– Ты пойдешь с нами!

Взглянув на него с таким отвращением, словно перед ней была гремучая змея, Ида крепче сжала шкатулку и молча направилась к двери. Дрого последовал за ней, раздумывая, а не был ли прав Серл, предположив, что девушка понимает их речь.

Вскочив на лошадь, норманн подал руку Иде, но та сделала вид, что не заметила этого, и села на лошаденку, впряженную в повозку, нагруженную клетками с птицей. Сзади к повозке норманны привязали скот, и от кудахтанья, гогота и блеяния лошадь прядала ушами и била копытом. Неужели норманны намереваются таким образом перегнать добытый «провиант» в Пивинси? И еще одна мысль не выходила у нее из головы: если Эдит знала, чьи желудки наполнит вся ее живность, то зачем выращивала и выкармливала ее? Наверное, у старой предсказательницы была на это какая-то особая причина… Свистнув собакам, чтобы бежали следом, Ида ударила лошадь ногами по бокам, и та медленно тронулась с места.

Дрого, сконфуженный, услышал смех Серла и с неудовольствием подумал, что теперь у его старшего друга появился еще один повод для подшучиваний, а возможно, и не только у него. Красота незнакомки, несомненно, привлечет внимание, поэтому пора жестко заявить на нее свои права, а заодно указать ей ее место: похоже, ей никто не объяснил, что хозяин – мужчина.

– Мы что, и эту девушку берем с собой? – прервал его размышления Унвин.

– Конечно. Это же моя пленница, – буркнул Дрого.

– Пленница, говорите?.. – с сомнением проговорил юноша.

– А разве это не ясно? Разве ты не видел, как она бросилась ко мне по первому же зову? Посмотри внимательнее, парень: ее согнутая спина говорит о полной покорности и желании повиноваться своему господину.

До Унвина наконец дошло, что Дрого иронизирует, и он широко улыбнулся. Ида тоже едва не рассмеялась. Хоть она и ценила в мужчинах чувство юмора, нельзя ни в коем случае показывать, что вражеские воины могут быть хоть в чем-то привлекательными и выдавать себя. «Заруби себе на носу, Ида из Пивинси: норманны не должны знать, что ты понимаешь их язык», – в сотый раз сказала она себе и, прикусив губу, подавила улыбку…

На подступах к городу всадники перестроились: теперь двое ехали впереди, двое – сзади, так что повозка оказалась окруженной со всех сторон. Появление их небольшого отряда вызвало огромное оживление на улицах Пивинси – со всех сторон к ним сбежались возбужденно галдевшие и размахивавшие руками норманны. Поначалу Ида посчитала причиной такого любопытства несколько странный вид груженной живностью повозки, но очень скоро поняла, что предметом интереса десятков вооруженных мужчин является она сама, и не без внутреннего трепета признала, что меры предосторожности, предпринятые ее сопровождающими, оказались отнюдь не лишними.

Всадники спешились, сразу несколько утратив свой внушительный вид, и солдаты тут же окружили повозку. Ида уже хотела было пнуть одного из них, самого надоедливого, прямо в лицо, когда шум толпы внезапно стих. В полной тишине воины почтительно расступились, и в образовавшийся проход к повозке направился невысокий воин в самом обычном одеянии. Каким-то чутьем Ида поняла, что это Вильгельм.

– Увидев толпу, которую ты собрал, я уж подумал, что тебе удалось поймать какого-то диковинного зверя, – улыбнувшись Дрого одними уголками тонких губ, произнес он и, бросив короткий взгляд на Иду, добавил: – И, похоже, не ошибся.

Пока Дрого объяснял Вильгельму ситуацию, Ида внимательно разглядывала предводителя норманнов. Претендент на английский трон не обладал особо примечательной наружностью и не отличался какой-то властной осанкой, но было в нем что-то такое, что заставляло беспрекословно ему повиноваться. От этого норманна исходило ощущение силы, подкрепленной острым умом, железной решимостью и неуемным честолюбием. Ида с горечью поняла, что даже с тем немногочисленным войском, которым располагает, этот человек сможет довольно легко получить то, чего добивается. К тому же, по словам Эдит, английский трон уже предопределен ему судьбой.

Дрого прервал ее размышления, бесцеремонно стащив с лошади, и обратился к нервному костлявому человечку, стоявшему рядом с Вильгельмом:

– Амфрид, объясни этой девице, что перед ней Вильгельм Нормандский, ее новый король.

Выслушав его, Ида взглянула Вильгельму прямо в глаза и спокойно произнесла:

– Об этом говорить преждевременно: пока еще трон принадлежит Гарольду. Вы же, ваша светлость, всего лишь нормандский герцог, вторгшийся в Англию.

– Что она сказала? – повернулся Вильгельм к Амфриду, но тот побледнел и с ужасом уставился на Иду.

– Ничего особенного, сир, – выдавил наконец тот. – Что взять с глупой девчонки.

– Но она из народа, которым я намерен управлять. Переведи мне ее слова!

Заикаясь и бледнея, Амфрид слово в слово перевел сказанное Идой, и лицо Вильгельма потемнело. На какое-то мгновение она пожалела о своей неосторожности и излишней прямоте, но после гнетущей паузы Вильгельм вдруг откинулся назад и громко расхохотался. Толпа, застывшая в гробовом молчании, тут же зашумела – никто не ожидал от него такой реакции.

– Дрого, мой юный друг, чего ты испугался? – обратился Вильгельм к побелевшему от ужаса воину. – Ведь она сказала чистую правду. А спроси-ка ее, Амфрид, когда я получу трон. Ну же!

Амфрид, который уже немного пришел в себя, старательно перевел вопрос своего полководца. Дождавшись, когда толмач замолчит, Ида ответила:

– Вы обязательно станете королем, но это произойдет лишь после того, как я принесу клятву верности, преклонив перед вами колена. Уже сейчас я хочу попросить вас о милости: не гневайтесь, если, произнося слова клятвы, я буду проливать слезы.

Подождав, пока Амфрид точно переведет сказанное, она продолжила: