Ученик

* * *

Торкель немного поразмышлял над тем, что ему делать с полученным от Урсулы смс. Аксель Вебер – толковый журналист, и если он подключился, то обязательно увидит связь между убийствами, это лишь вопрос времени. Возможно, он уже ее увидел. Торкель сел за компьютер и проверил, нет ли чего-нибудь на домашней странице «Экспрессен», но главной новостью там по-прежнему оставалась жара. Только прокрутив четыре статьи, он смог прочесть о последнем убийстве.

Значит, пока ничего. Но Вебер разыскивал его. Торкель достал мобильный телефон. Было бы менее удивительным, если бы он перезвонил в рабочее время, но уж лучше узнать, до чего додумался Вебер, прежде чем это попадет в печать. Номер журналиста был у него в телефонной книжке. Ответил он сразу.

– Вебер.

– Здравствуй, это Торкель Хёглунд из Госкомиссии по расследованию убийств. Ты меня искал.

– Да, как хорошо, что ты позвонил. Я только что вернулся из несколько преждевременного отпуска и… увидел, что убили трех женщин.

Никакой непринужденной болтовни. Прямо к делу. Торкель молчал. Отпуск. Это объясняет, почему Вебер не связал убийства раньше.

– В течение одного месяца, – не услышав ответа, продолжил Вебер.

– М-да…

– Я имею в виду в Стокгольмском регионе. Когда я немного разузнал, то показалось, что преступник один и тот же, а раз подключилась Госкомиссия, то… Ну, меня интересует только, можешь ли ты что-нибудь об этом сказать?

Торкель поспешно соображал. У него есть два варианта. Подтвердить или не комментировать. Торкель старался откровенно не лгать прессе, если только этого не требовало расследование. А сейчас не требовало. На самом деле он уже подумывал о пресс-конференции. Выдать ограниченное количество информации, чтобы попытаться получить немного идей. Какие-нибудь новые ключи к разгадке. Однако ему хотелось получше подготовиться, продумать, какие сведения стоит выдавать. Он отнюдь не хотел говорить слишком много. Поэтому сказал:

– Я не могу это комментировать.

– Ты не хочешь подтверждать, что речь идет о серийном убийце?

– Да.

– Хочешь опровергнуть?

– Без комментариев.

Торкель знал и Вебер тоже, что не опровергать и не комментировать равносильно тому, что подтвердить, но никто никогда не сможет сказать, что Торкель выдал прессе информацию. Да ему этого и не требовалось делать. Существовало много других полицейских, которые с удовольствием выдавали сведения. Не в его команде, но в их здании. Настолько много, что это стало проблемой при конфронтации свидетелей и допросах.

Слишком многие знали чересчур много на слишком ранней стадии.

– Я собираюсь завтра утром созвать пресс-конференцию.

– Зачем?

– Узнаешь, если придешь.

– Приду. И пойду дальше с теми сведениями, которые у меня имеются.

– Я знаю.

– Спасибо за то, что позвонил.

Торкель положил трубку. Пресс-конференция. Завтра. Все равно. Имея на хвосте Вебера, им необходимо выступить с этой новостью, чтобы сохранить хоть какую-то форму контроля над информационным потоком. Это всегда эквилибристика. Если слишком долго не рассказывать о том, что им известно, это может вызвать отрицательную реакцию и привести к неприятным дебатам о безопасности общественности и о том, почему полиция хранила молчание, если знала, что речь идет о серийном убийце. К тому же они нуждаются в наводках. Конечно, он предпочел бы, чтобы, прежде чем дело станет достоянием общественности, у них имелось больше версий для разработки, возможно, даже было бы определено несколько подозреваемых, тогда огласка могла бы продвинуть расследование вперед, а не просто сделать его масштабнее. Но сейчас дело обстояло не так. У них ничего нет. Они ничего не достигли. В лучшем случае огласка может привести к чему-то хорошему. В одном Торкель не сомневался – в тот день, когда начнут появляться рубрики с горячей новостью, один человек прочтет все статьи, все заметки, проследит за каждыми дебатами: сам серийный убийца. Их имитатор. Это может спровоцировать его. Придать ему немного высокомерия. Заставить его совершить ошибку.

Пустые мечты.

Торкель закрыл веб-браузер и потянулся. День выдался тяжелым.

Слишком много вопросов, слишком мало ответов.

Его мысли устремились прочь. К дочерям, к летнему дому, с которым непонятно, что делать, поскольку обе девочки уже скоро не захотят туда ездить. Прежде всего Элин, которая протестует против поездок в последние недели летних каникул. А скоро и Вильма, наверное, займет ту же позицию. Она ведь теперь тинейджер. Торкель всегда боялся этого момента. Мгновения, когда они начнут становиться взрослыми. По-настоящему. Когда им захочется проводить время с друзьями и жить собственной жизнью, вдали от старого отца в чересчур маленьком летнем домике в Эстергётланде[16 - Эстергётланд – провинция на юго-востоке Швеции.]. Это совершенно естественно. Воспитание как раз направлено на то, чтобы сделать их самостоятельными личностями. Он знал, что с воспитанием у него все получилось. Но от этого было не легче.

Правда, дело было не только в этом. Никто не хотел ехать с ним в летний домик. Да и вообще куда-нибудь. У Ивонн есть Кристофер. Не то чтобы он рассматривал ее как возможную компанию для поездки на две недели в Эстергётланд, но это заставляло его еще отчетливее сознавать, что он одинок. Совсем один.

Торкель с трудом встал из-за письменного стола и прошелся по квартире. Увиденное ему не понравилось. Беспорядок выходил за рамки обычного, и он решил взяться за уборку. Невзирая на поздний час. В основном, чтобы отвлечься от мыслей, но и потому, что ему стало стыдно. В сущности, он был человеком очень аккуратным, но жуткие убийства отнимали у него все время. Ничего необычного в этом не было. Если работа поглощала его полностью, это сразу становилось заметно. Когда к нему на стол попадали действительно сложные дела, его дом быстро приходил в запустение. Так бывало всегда. По крайней мере, после разводов. Когда он начал работать в Госкомиссии по расследованию убийств, стало лучше по той простой причине, что они работали там, где требовались, по всей Швеции. Сама идея их группы заключалась в том, что Государственное полицейское управление хотело иметь специальное подразделение для помощи в расследовании сложных убийств, на которое у местной полиции не хватало ресурсов. Это означало, что Торкель часто уезжал из Стокгольма и в особо напряженные периоды жил в гостиницах, и поэтому его квартира не приходила в полный упадок. Однако на этот раз дело обстояло иначе. Сейчас безумие происходило в Стокгольме. Причем жуткое. О том, чтобы думать о порядке в квартире, не могло быть и речи. А теперь он стоял перед выбором: заняться уборкой или попытаться поспать.

Он решил начать с кухни. В мойке и рядом с ней с прошлой недели стояли остатки от его ужина с дочерьми, на кухонном столе валялись газеты за несколько дней и письма. Он быстро взялся за дело и через полчаса уже был вполне доволен кухней. Затем пошел и начал наводить порядок в гостиной. Очистил журнальный столик и кресла и как раз собирался просмотреть собранную почту, когда в дверь позвонили. Торкель взглянул на часы. Поздно, поэтому, прежде чем открыть, он посмотрел в глазок.

Там стояла она.

Он с удивлением открыл дверь. Впуская ее, выдавил из себя приветствие. Она вошла в прихожую. Первое, о чем он подумал, это какое счастье, что он успел убрать самое страшное. Вероятно, она не обратила бы внимания, но тем не менее. Так приятнее. Посмотрев на него, она прошла прямо в гостиную.

– Ты получил мое сообщение?

– Да.

– Тебя искал Вебер.

– Знаю. Я ему звонил.

– Хорошо.

Торкель стоял в дверях и смотрел на нее. Почему ее так интересует, как он поступил с Вебером? Она проинформировала его, и теперь это его забота. Но он был рад ее приходу и готов на все, лишь бы удержать ее.

– Завтра я созываю пресс-конференцию. Вебер свел воедино.

– С Хинде?

– Нет, друг с другом.

– О’кей…

Она кивнула и вышла обратно в прихожую.

– Я хотела только убедиться, что ты получил сообщение. Поеду домой.

Как она красива.

– Ты могла бы позвонить.

– У меня разрядился телефон.

Ложь. Она видела, что он знает.