Мужчины без женщин (сборник)

– Что, по-прежнему пьет?

Мисаки несколько раз помотала головой.

– Она померла. Села по пьяни за руль и не справилась с управлением. Машина в занос, вылетела в кювет и прямо в дерево. Скончалась на месте. Мне тогда было семнадцать.

– Извини, – сказал Кафуку.

– Сама во всем виновата, – без обиняков ответила Мисаки. – Когда-нибудь это все равно произошло бы. Рано или поздно. Разница лишь в этом.

На время воцарилась тишина.

– А отец?

– Я не знаю, где он. Когда мне было восемь, ушел из дому – и с концами. Больше его не видела. От него тоже никаких вестей. Мать мне это ставила в укор.

– За что?

– Я у них одна. Уродись симпатичней, отец вряд ли бы нас бросил. Мать постоянно меня этим попрекала. Мол, родилась страхолюдиной, вот он нас и бросил.

– Никакая ты не страхолюдина, – тихо сказал Кафуку. – Просто матушка вбила это себе в голову.

Мисаки опять лишь слегка пожала плечами.

– Вообще она не была такая. Но как выпьет – начинала нудить, и ее как заедало. Меня это сильно ранило. Когда она умерла, простит меня бог, но я, признаться, вздохнула свободно.

Следующая пауза оказалась еще длиннее.

– У тебя есть друзья? – спросил Кафуку.

Мисаки покачала головой:

– Нет.

– Почему?

Она не ответила – только уставилась вперед, прищурившись.

Сомкнув глаза, Кафуку попытался уснуть, но не спалось. Машина, едва притормозив, тут же трогалась и опять тормозила, и Мисаки раз за разом неутомимо переключала передачи. Словно роковая тень, то отставал, то нагонял «Сааб» фуру в соседнем ряду.

– В последний раз я завел дружбу лет десять назад, – отчаявшись уснуть и открыв глаза, сказал Кафуку. – Вернее сказать, подобие дружбы. Этот друг оказался неплохим мужиком. Лет на шесть или семь младше меня. Любил выпить, ну и я за компанию – о чем мы только с ним ни говорили под это дело.

Мисаки, слегка кивнув, ждала продолжения. Кафуку немного поколебался, но затем решительно произнес:

– Дело в том, что тот человек некоторое время спал с моей женой. Причем не подозревал, что я об этом знаю.

До Мисаки дошло не сразу.

– В смысле, он что, занимался с ней сексом?

– Ну да! Полагаю, несколько раз за три или четыре месяца.

– И как вы об этом узнали?

– Она, конечно, скрывала, но я просто догадался. Объяснять как – долго, но это точно. Я такого себе не придумал.

Мисаки, пока машина остановилась, поправила обеими руками зеркальце заднего вида.

– А то, что он спал с вашей женой, не мешало с ним дружить?

– Как раз наоборот! – воскликнул Кафуку. – Я с ним потому и подружился, что он с ней спал.

Мисаки молча ждала пояснения.

– Как бы это сказать… мне хотелось понять: как так вышло, что она улеглась с ним в постель? Зачем ей это понадобилось? По крайней мере, это первое, что подстегнуло меня с ним подружиться.

Девушка глубоко вздохнула. Под пиджаком медленно поднялась и опустилась ее грудь.

– Вам, наверное, было неприятно? Выпивать и разговаривать, зная, что он совершил?

– Конечно, неприятно, – ответил Кафуку. – Размышлять о том, о чем вообще не хочется думать, вспоминать о том, что хотелось бы забыть. Но я играл. Ведь это моя работа.

– Входить в чужой образ?

– Да.

– А потом из него выходить?

– Именно так, – сказал Кафуку. – Тут уж не захочешь, а выйдешь. Но, вернувшись, сразу понимаешь, что оказался не совсем там, откуда пришел. Это правило. В одну реку дважды не войдешь.

Заморосило, и Мисаки включила дворники.

– И как – вы поняли, почему ваша жена спала с тем человеком?

Кафуку покачал головой:

– Нет, так и не понял. Думаю, было в нем что-то такое, чем не мог похвастать я. Или даже много чего. Но чем именно он ей приглянулся, остается только гадать. Ведь мы не можем видеть все насквозь. Взаимоотношения людей, в особенности мужчин и женщин, как бы это сказать… необходимо рассматривать шире. В них все запутаннее, эгоистичнее и невыносимее.

Мисаки задумалась над этими словами, потом сказала:

– Выходит, понять не смогли, но остались друзьями?

Кафуку опять снял бейсболку и, положив ее на колено, потер ладонью темя.

– Как бы тут выразиться… Стоит начать играть всерьез, и уже непросто найти повод, чтобы закончить. Как бы ни было тяжко на душе, до тех пор, пока представление не перевалит смысловой апогей, его течение остановить невозможно. Примерно то же самое в музыке: не достигнув определенной гармонии, произведение вряд ли закончится на правильной ноте. Понимаешь, о чем я?..

Мисаки достала из пачки сигарету, зажала ее губами, но не прикуривала. Когда крыша машины была опущена, она не курила никогда – только держала сигарету в губах.

– Они тогда еще продолжали встречаться?