Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

Где ж вы, гуси, летали,

Кого вы, гуси, видали?

Не летали вы к моей матушке?

Не видали вы мою милую?…

Песни были и грустные и веселые, идти под них было радостно. Одно было плохо: прошли уже две недели, а никакой реки в помине не было.

Глава 10. Волк

Потом случилось несчастье. Шли по лесу, пели песни. Веприк беспокоился, что идут неизвестно куда, но виду не показывал. Давно надо было дойти до знакомой речки, потом пройти день-два вдоль нее против течения, а там уже – человеческое жилье и брод рядом, а дальше – две деревни и родная Березовка. А речка как сквозь землю провалилась. Фукидид спел про лебедей и придумал дальше:

Ой вы, орлы-соколы,

Где ж вы летали, милые,

Не видали вы мою женушку?

Мою женушку, Ифигениюшку ?..

Веприку стало казаться, что кто-то смотрит на них пристальным взглядом. Люди были далеко, а зверей они не очень боялись: лучшей защитой был Фукидид с болтовней и песнями. Звери шума не любят – поэтому лесные обитатели держались от них подальше. Маленький охотник с недоумением начал озираться, а потом и вовсе остановился, подав знак приятелю, как всегда делал отец. Греку его знак был абсолютно неинтересен, он продолжал шагать дальше и распевать во весь голос. И тут кусты сбоку дрогнули и им наперерез, уже не прячась, вышел крупный волк.

Веприк замер в ужасе, а Фукидид, обернувшись, крикнул "Ну, чего ты там, мальчик!.. Ой, кто это? Кыш!" Кроме белок грек в лесу никого не боялся. Волк низко нагнул голову и оскалил клыки. На боку у него чернела запекшаяся кровь: этого зверя, наверно, выгнали из стаи и теперь он, больной, охотился в одиночку. Ему было некогда разбирать, тихо или не тихо ведет себя добыча. Добыча была ему по силам и ее надо было скорее есть.

Веприк был ниже спутника, поэтому волк, не помедлив и секунды, молча бросился на него. "Кыш!" – смело завопил Фукидид. Зверь был тяжелее мальчика и мог очень легко подмять его под себя и перекусить горло. Можно было бы попробовать бросить в него камнем, а вдруг попадешь в глаз, но Веприк не успел подумать об этом. Он сделал единственное, что показалось ему возможным: падая под тяжестью противника, сунул руку прямо волку в пасть, как объяснял ему батяня. Без руки жить можно, а без горла – нет. Волк сжал челюсти и маленький охотник закричал от боли. Не помня себя, он продолжал одну руку толкать все дальше зверю в глотку, а другой вцепился ему в ухо. Был бы волк поменьше, он мог бы давно откусить мальчику ладонь, Веприку повезло, что она прошла сразу целиком в волчью пасть, а зубы попадали теперь на складки свеновой меховой рубашки и на драгоценные арабские монеты, густо нашитые на рукаве. Стоило волку чуть приоткрыть рот, как Веприк толкнул руку еще дальше, прямо ему в горло. Зверь стал задыхаться, но рот у него уже не закрывался. Он начал отбиваться от маленького человека, но тот не сдавался и никак не хотел отстать. Волк хрипел, метался и наконец, рванувшись, в ужасе отбросил от себя свою неполучившуюся легкую добычу и, не разбирая дороги, бросился бежать.

У Веприка рука была вся изранена, но цела, лицо и грудь были расцарапаны, а от рубашки Свена, в который раз выручившей его, остались одни лохмотья. Он с большим трудом поднялся и тут же ноги у него опять подкосились. Прошло немало времени прежде чем Веприк пришел в себя. Сначала он долго благодарил русских богов за спасение, а потом вспомнил про Фукидида…

Грек нашелся неподалеку – безмолвно вытянувшийся на трухлявом березовом пеньке. Влезть на дерево у него, похоже, не получилось, поэтому он встал на пенек, хотя и трудно было придумать, от какого зверя он на нем мог спастись. Разве только от утки.

На крики Фукидид решительно не отзывался, Веприку пришлось поискать его. Для начала Фукидид решил, что к нему пришло привидение. Он соскочил на землю и хотел убежать. Потом он подумал, что на пеньке все-таки будет надежнее и влез обратно. Зато когда выяснилось, что его юный приятель жив, радости грека не было границ. Он обнимал мальчика с таким жаром, что нанес ему едва ли не больше повреждений, чем волк.

– Это был медведь? – деловито осведомился Фукидид наконец.

– Что ты, дядя Фукидид! Что ж ты волка от медведя не отличаешь?

– В виде шкур отличу, а живого мне, образованному греку, видеть и не обязательно… А кстати, где его шкура?

Кое-как завязали раны Веприка тряпочкой, оторвали левый рукав у его полотняной рубашки и натянули на правую, израненную руку. Сверху Веприк надел остатки свеновой рубахи, добрым словом помянув киевского воина. Фукидид предлагал отдохнуть, но Веприк боялся, как бы волк не вернулся и уговорил грека пойти дальше. Он все надеялся, что река вот-вот появится перед ними, что почувствуют они ее влажное дыхание, но лес становился все гуще.

На ночь путешественники забрались на дерево и, как смогли, привязали себя к ветвям полосками коры. От их беспечности не осталось и следа. Веприк всю ночь не спал: боялся свалиться, мучался от боли в раненной руке и все гадал, выберутся ли они когда-нибудь из леса.

Утро тоже никакой радости не принесло. Рука болела еще сильнее. Фукидид догадался, что они заблудились. Трава и деревья были покрыты толстым мохнатым инеем. Грек простудился и все время чихал. С деревьев за одну ночь облетел весь их пестрый наряд и они остались черные, голые и страшные. Веприк с трудом шел вперед, еле сдерживая слезы. (В те древние времена хорошие, смелые мальчики плакали еще меньше, чем сейчас. А плохие мальчишки – те и тогда ныли очень много… И так же противно.)

Грек уселся прямо на мерзлую землю и больше вставать не хотел.

– Зачем мы все время куда-то идем, если все равно не знаем куда? – задумчиво проговорил он. – Это совершенно бесполезно… Я погибну от голода в ужасной Руси и дикие белки обглодают мой скелет! И правильно сделают. Не надо было сюда ехать…

– Постой, дядя Фукидид. Что это?

Между деревьями тихо шевелилось что-то светлое, которое, приблизившись, превратилось в красивого старца с белой бородой и совсем босого.

– Ого! – сказал старец, подходя ближе. – Ущипните меня, чтобы проснуться!

– Уйди, дедушка, – забормотал Веприк, пятясь от лесного человека подальше. – Ни щипать, ни бить я тебя не буду. Не надо мне твоего клада. Оставь ты нас в покое.

Оглядев две оборванные, красноносые фигуры, дед весело сказал:

– Похоже, вы давно по лесу ходите. Вы откуда такие неприветливые?

– Я из Березовки, – ответил мальчик. – А ты что, можешь дорогу показать?

– А я из Рябиновки, – сказал дед. – Да вон она виднеется.

Теперь понятно было, что за деревьями темнели стены избушек и забор вокруг деревни и что находятся путники не в чаще, а почти на самой опушке.

– Дедушка! – со слезами закричал Веприк. – Я ж тебя за привидение принял!

– А я вас за полоумных принял, – с удовольствием сообщил дед. – Ты чей будешь?

– Тетерин сын, охотников.

– Да ну?! Лешачонок? Знаю твоего батьку… И про маманюшку твою слышали, как ее змей унес. Ох, беда…

За деревьями булькала и стучалась о камни речка. Оказалось, Веприк с Фукидидом на своем пути немного повернули вправо и вышли прямиком к броду.

В теплой избе толстая добрая тетка отмочила раны Веприка в травяном настое, отважных путешественников накормили, помыли в бане, положили спать, а утром пожелали им доброго пути. К вечеру они уже подходили к родной Березовке.

Глава 11. Грек Фукидид в Березовке

Едва поцеловав бабушку и сдав ей Фукидида на попечение, Веприк побежал за Дунькой. Он увидел ее издали: девочка, в теплой рубашечке и теткином шерстяном платке, сидела на корточках возле деревянного столба, куда чернавин муж вешал рыболовную сеть. При виде брата она сразу вскочила на ноги. Он думал, она побежит ему навстречу, но Дунька стояла на месте и хлопала глазами. Веприк ухватил ее, толстушку, на руки и только тут обнаружил, что от сестренкиной ноги тянется через двор веревочка.

Тут и Чернава вышла на шум.

– Вепрюшка! – закричала она, всплескивая руками. – Живой!

– Тетя Чернава, что ж ты Дуняшку, как собачку, привязала? – сказал Веприк и заплакал.

В Киеве, когда батю в подвал посадили – и то не ревел. Не плакал, пока шли по холоду вдвоем с Фукидидом. Руку волк разодрал – даже это вытерпел. А увидел Дуняшку на веревочке – и все непролитые слезы разом хлынули из глаз.

– Ну что ты, Вепрюшка, – твердила растерянная тетка, обнимая его. – Я ж как лучше хотела. Посмотри: девчонка теплая, накормленная, не могу ж я все бросить и за ней смотреть…

Дунька прижималась к брату и тоже ревела – жалела Веприка.

В лешаковском дворе собралось уже полдеревни: знакомились с чужеземным гостем. Веприк издали услышал как бортник Добрило, показывая по очереди пальцем, называет свою семью:

– Это сын мой старший, Бобр. Понимаешь?