Легкомысленная соблазнительница

Она знала, что должен сказать Картер, и не хотела это слышать. Он отверг ее уже дважды, и третий раз грозил просто уничтожить ее.

– Прекрасно, если не хочешь разговаривать, вполне можешь послушать. – Голос Картера сорвался от отчаяния, будто визг кнута.

– А ну-ка, погоди, – снова вступил в яростную перепалку Дилан.

– Так кто, ты говоришь, этот парень? Что-то он и меня стал подбешивать… – встрял Так, грозно возвышаясь за другом.

– Все в порядке. – Джина вскинула трясущиеся ладони, заставляя своих рыцарей в сияющих доспехах от «Армани» отступить.

«Ради всего святого, возьми себя в руки и разберись с этим, пока праздник Кэсси не закончился полным фиаско!» – одернула она себя.

– Я справлюсь, – добавила она, не в силах унять колотящую тело дрожь. – Что ты хотел сказать? Я слушаю.

К изумлению Джины, гневный блеск в синих глазах исчез. Картер шагнул вперед и снова взял ее за руку, но на сей раз нежно, даже робко, мягко прижав подушечку большого пальца к внутренней стороне ее локтя.

– Давай начнем с того, что я прошу прощения.

– Просишь прощения? За что? – оторопело вымолвила Джина.

Картер уронил подбородок на грудь и сокрушенно вздохнул:

– Черт, как тяжело. – Он повернул голову, глядя на ее друзей, которые взирали на них с разной степенью любопытства и изумления на лицах, а в случае Марии – и с откровенным потрясением. – Особенно на публике, – добавил Картер и с шумом втянул воздух ртом, будто стоя перед расстрельной командой. Его пальцы безвольно разжались, отпуская ее руку. – Прости меня за все, абсолютно за все. Прости за то, что та ночь закончилась твоей беременностью.

– Что-о-о? – в шоке взвизгнула Марии.

Картер рассеянно взглянул на нее из-за плеча и, даже не узнав сестру, снова сосредоточил внимание на Джине.

– Прости за то, что ушел и позволил думать, будто виню тебя в том, что мы сделали вместе. Прости за то, что оставил тебя справляться с потерей нашего ребенка в одиночестве. – Он вскинул бровь. – Хотя, по-моему, меня нельзя обвинять в этом целиком и полностью.

– Ну как я могла рассказать тебе, если… – протестующе вскинулась Джина, но Картер прижал кончик пальца к ее губам, заставляя замолчать.

– Эй, не надо. Я все понимаю. Как ты могла рассказать мне, если я был слишком занят, готовясь к свадьбе с нелюбимой женщиной?

Джина отвела взгляд, не веря своим ушам. Неужели он сказал это сейчас, когда было уже слишком поздно что-то менять? Она впилась зубами в губу, но даже металлический привкус крови не смог остановить слезу, покатившуюся по щеке. Картер смахнул капельку горечи большим пальцем и приподнял подбородок Джины:

– Ты такая притворщица, да, моя сладкая? Тебе удалось на некоторое время одурачить меня этим поведением «крутышки», но потом я все понял.

Джина вскинула подбородок, быстро заморгав, чтобы остановить эти дурацкие слезы.

– И что же ты понял?

Черт, она выглядела такой отчаявшейся и полной решимости не выдать ни малейшего признака слабости… И как он мог когда-либо сомневаться, что под этой маской дрянной девчонки прячется храброе, великодушное, честное сердце?

Он все испортил. Не только десять лет назад, не признав, что Джина была для него просто идеальна. Но и неделю назад, когда буквально вынуждал ее признать свои чувства, не находя в себе мужества признать свои собственные. Оставалось лишь надеяться, что он хватился не слишком поздно, и еще можно было спасти эти отношения от краха – что бы их с Джиной ни ждало в будущем.

Но теперь Картер должен был действовать предельно осторожно. Вера Джины в себя была безнадежно разрушена – не только ее отцом, но и им самим. Он бросил Джину в беде, когда она больше всего в нем нуждалась, не оценил то, что оказалось прямо у него под носом. Известие о ее выкидыше стало шоком, Картер почувствовал себя преданным. Но как только это рефлекторное ощущение развеялось, он испытал еще больший шок, осознав, как больно было Джине носить под сердцем его ребенка, когда он и понятия об этом не имел.

– Знаешь, о чем я больше всего жалею, моя сладкая?

– Понятия не имею, но ты ведь все равно мне об этом сообщишь, – с вызовом фыркнула она, все еще разыгрывая из себя «крутышку», хотя блестящие от слез огромные зеленые глаза предательски выдавали ее.

– Больше всего я жалею о том, что на прошлой неделе слишком увлекся, вынуждая тебя остаться в Саванне, и не нашел времени, чтобы сказать тебе о своих чувствах.

«Ну а теперь – к самой тяжелой части», – подумал Картер и, схватив ее за руки, опустился на одно колено.

Глаза Джины в ужасе округлились, и она высвободила запястья из пальцев Картера, пытаясь заставить его подняться.

– Картер, что, черт возьми, ты делаешь? – вскричала Джина, бросив поверх его головы панический взгляд, моливший о спасении.

Картер проигнорировал это, точно так же как судорожное дыхание своей сестры и шепот Риз: «Ущипните меня кто-нибудь, я, похоже, попала в слезливую мелодраму». Не обратил он внимания и на рычание с техасским акцентом: «Кто, черт возьми, этот парень?» – вырвавшееся у мужчины, которого он признал как жениха Кэсси и игрока Национальной футбольной лиги.

– Картер, пожалуйста, встань, не устраивай сцен!

Губы Картера изогнулись в ответ на мольбу – он не мог не отметить всю иронию ситуации. Кто бы мог предположить, что он наконец-то возьмет верх над Джиной Каррингтон, причем не благодаря настойчивому характеру, обаянию или неистовому сексу, а с помощью слащавой демонстрации чувств? Если дело выгорит, он проведет остаток дней своих, щедро расточая ей широкие романтические жесты. Только так Джину можно держать в узде.

– В точку, именно этим я и занимаюсь, – сказал он, сжимая ее запястья. – Я стою здесь вот так, потому что должен кое-что тебе сказать. И это – единственный способ, которым я могу доказать свою искренность.

Брови Джины взмыли вверх, но она оставила попытки высвободить руки, что Картер расценил как позитивный знак.

– Вот и правильно, успокойся, вырваться все равно не получится. – Прижав большие пальцы к ее запястьям, Картер почувствовал трепещущее биение ее пульса. Еще лучше – значит, ей было не все равно.

– Я люблю тебя, Джина Каррингтон. – Джина дернулась, снова пытаясь вырваться, но Картер удержал ее руки в своих и продолжил: – Я люблю твой огонь и твою страсть, твою честность, твою прямоту, твой острый язык, твою дерзость и сексуальную ямочку на твоей попке.

Она потрясенно выдохнула и наконец обрела дар речи:

– У меня нет никакой ямочки на…

– Я люблю, когда твои глаза начинают косить, стоит тебе рассердиться, – перебил он, нежась как раз в таком взгляде. – И люблю, когда эти глаза становятся ошеломленными и влажными во время оргазма.

– О боже праведный!

– Я люблю то, что ты считаешь себя этакой «крутышкой». А больше всего я люблю это доброе, бескорыстное, открытое сердце, которое ты так усиленно пытаешься скрывать. Но ты явила мне его одной невероятной летней ночью десять лет назад, и я видел несколько удивительных проблесков недавно в Саванне. Понимаю, я не самый выигрышный кандидат для всех этих «всерьез и надолго». Но и ты тоже, так что, по-моему, в этом мы квиты. И если ты готова дать мне шанс, я горю желанием дать шанс тебе.

Картер поднялся с колен, бережно обхватил ладонями щеки Джины, так неудержимо желая обнять ее, словно его тело притягивалось к ней какой-то невероятной силой. Впрочем, оставалась еще одна вещь, которую он должен был сказать, и это было самым-самым сложным.

– Ну а теперь ты можешь сказать, что не любишь меня, и тогда я выйду в эту дверь и никогда больше не появлюсь в твоей жизни. – Картер погладил Джину по лицу, мечтая, чтобы она дала ему еще один шанс. – Только не лги, моя сладкая. Потому что я сразу это пойму, и тогда мне придется еще раз опуститься на колено и снова поставить нас в неловкое положение.

Повисла оглушительная тишина. Молчали в ожидании не только друзья Джины, но и многочисленная толпа в вестибюле, потерявшая дар речи при первых звуках этого объяснения.

Джина громко сглотнула:

– Ты хоть представляешь, как сильно мне сейчас хочется надрать тебе задницу, Картер Прайс?

Улыбка расцвела на его лице – и в его сердце – при первых звуках согласия в этом страстном мурлыканье. И Картер понял: все получилось.

– А разве ты только что не ответила вопросом на вопрос, моя сладкая?

Еле слышный смешок прорвался сквозь слезы, уже вовсю катившиеся по ее лицу. А потом Джина бросилась на шею Картеру и прошептала в его волосы: