Исход – заговор ушедших. 2 часть

Консульство было пустым – консул даже и не приходил сегодня. Валера, как Рокотаев понял, машинально постучав в дверь, был, как обычно, на месте и, как обычно, сидел перед монитором. «Опять, подлец, фашистов стреляет…», – Рокотаев ухмыльнулся, открывая свой кабинет.

Он включил компьютер, позвонил Мише – никто не ответил, но пока что Миша не был нужен. Рокотаев достал из сейфа почту, привезенную Валерой из Бонна и разложил бумаги на столе.

Сведения о бизнесмене, одного из двух которых просил проверить московский гость, оказались очень обширными . Из этого «делового человека» необходимо было сделать держателя финансовых средств и «почтовый ящик» для многих агентов, якобы наводнивших Европу. Схема, которую предстояло подбросить «западникам» виделась достаточно простой – из Центра должна была прибыть директива с заданиями агентам, осевшим в Германии, и, что стало бы самым сильным доказательствам, попади они к контрразведке (а именно это и становилось целью всего задуманного предприятия), расчетные листки с оплатой исполненных заданий. Здесь, разумеется, нельзя было переиграть и пускать «партнеров» по совсем ложному следу. Рокотаев рассчитывал на уверенность оппонентов в здравому смысле русских – в том, что русские не станут «засвечивать» собой страну пребывания. Поэтому он задумал связаться с коллегами в Италии, которая всегда была весьма лояльной к неофициальной активности иностранных дипломатов. Составленная им директива передавалась некоему доверенному лицу, а этим лицом, в свою очередь, переправлена напрямую «финансисту сети». Лучшего кандидата на доверенное лицо, чем Георгий, нельзя было найти. А сама директива вручалась Валере, который ее должен был передать из рук в руки старому проверенному знакомому, не раз пересекавшего тайные пути Рокотаева на службе Державе. Главным было то, что «итальянский» сослуживец имел незарегистрированные в консульстве конверты диппочты, которые проштамповывались, также не попадая в журнал регистраций исходящих бумаг, и пересылались по назначению. В непредвиденном случае от содержимоготакой «диппочты» всегда можно было отказаться и, кроме внеплановой проверки сохранности конфиденциальных документов консульства, не имело никаких серьезных последствий.

Рокотаев вызвал Валеру и проинструктировал, чтобы его пассажир ни в коем случае не увидал переданных Валере бумаг. «Итальянец» знал лично Валеру, потому не требовались лишние процедуры с паролями и отзывами. Всего-то надо было вручить эти четыре листа, а потом передать их, уже в официальном конверте, юноше. А там уже все шло своим ходом.

Полученное от Миши до отъезда в Полицей-Президиум сообщение содержало, что некто с известного мобильного номера позвонил по телефону, который, как явствовало из донесения Дитмара, принадлежал службе наблюдения BND.

Звонили с мобильника, принадлежавшему Георгию…

Это обстоятельство сыграло, как ни странно, полностью на руку Рокотаева: Георгия откомандировывали в Милан, там он получал спецпочту на свое имя. Это облегчало информирование заинтересованных кураторов. А в том, что Георгий не замедлит поделиться с ними, Рокотаев не сомневался. Один тот факт, что мальчика так быстро, едва он успел прибыть в Германию, «зацапали», свидетельствовал о его невысоком уме. Таким «кротом» можно было пожертвовать без сожаления. «Cпалился» на какой-нибудь бл…, ну и пусть послужит правому делу, со злорадством подумал Рокотаев. Правда, оставался нюанс, чтобы почта не просто была взята, а еще и попала этому Крицкому, который решил раньше времени, что получил право наслаждаться вольной жизнью на «Германщине». «Нет, мальчики, вы не с той конторой связались. Мы вам устроим веселые каникулы. До конца жизни будете помнить.»

Рокотаев набивал текст быстро, улыбаясь и напевая.

Сама директива софрмулировалась без затруднений : всего лишь несколько строчек о распоряжении перевести указанным ниже в приложении лицам, разумеется, с полными адресами, средств в долларах на указанные ими счета.

Доллары Рокотаев поставил сознательно, потому что расчеты в иной валюте, пусть и такой значимой, чем евро, всегда вызывали более пристальное внимание фискальных органов любой европейской страны, а уж таких, как Франция и Германия, в особенности.

Сочинение правдоподобной подписи требовало особой внимательности, но у Рокотаева хранилась не одна подобная директива и соорудить похожую было нетрудно. Он некоторое время колебался, но решил, что раскрытие подписывающего лица мало кому навредит. Наверняка, у «партнеров» набрался хороший банк данных образцов подписей. Да и годы правления алкоголика тоже не прошли для «партнеров» даром. К тому же, документ сочинялся с заведомой целью стать известным тем, к кому он в нормальных обстоятельствах попасть не мог. Рокотаев был уверен и в том, что оппоненты не слишком высоко оценивали нынешнюю Службу, утерявшую былую хватку, и не рассчитывали на быстрое раскрытие «крота». Наоборот, доверие к мальчику должно было повысить вероятность быстрого попадания важнейшей информации в нужные руки. Конечно, оставался риск переиграть и тут, но на стороне Рокотаева был быстрый темп проведения операции, не дававший времени задуматься над путями овладения секретами противника.

Итак, курьер был определен. Оставалось отдать распоряжение о выезде так, чтобы оно не шло от Рокотаева лично и даже не от представительства Службы в Германии. Для этого у Рокотаева был другой, сильнейший, аргумент, который надо было еще тонко пустить в ход. Рокотаев решил не форсировать события, а пока что закончить текущие занятия.

Список «агентов» он составил очень легко: взял личные данные на десятка три людей, вставших на консульский учет в посольстве бывшей «братской» Украины. Такие данные «братья» поставляли без особых угрызений совести. Просили только передавать наличными. Недорого – за три-четыре тысячи евро за одного человека. Если были данные об образовании – в виде копии диплома, иногда с заверенными переводами на немецкий -, удовлетворялись дополнительной тысячью. Еще одна тысяча шла на оплату сведений о банковском счете. Последние приходили до примитивности просто : перед выдачей новых паспортов «Незалежной» требовалось – в целях борьбы с коррупцией консульских работников – перевести оплату на счет посольства, и многие переводили со своих личных счетов. Именно эти счета и стоили той лишней тысячи. Особенно ценными были данные о месте работы. Для получения паспорта – и таков был порядок во всех «странах»-осколках развалившейся Державы – требовалось подать сведения о работе, и многие, не задумываясь, писали, вероятно из тщеславия, подробно о своих упехах. Некоторые, что было для Рокотаева совсем уже необъясниымым, даже вписывали служебные телефоны.

Но теперь Рокотаев совсем не жалел о потраченных, довольно внушительных, деньгах. Иногда удавалось, вместо траты денег, сводить дипработников «братской державы» на специфические представления. Они предпочитали шоу на Елисейских полях или Moulin Rouge. Билеты до Парижа часто списывались по графе «Представительские», а сами шоу и ресторан Рокотаев оплачивал из своих, что в целом обходилось дешевле покупки целиком «пакета сведений».

Также предлагали, совершенно не таясь, подобные услуги и в новоткрытом во Франкфурте, недалеко от Zeil, генконсульстве другой «великой» державы – Казахстана. Но Рокотаев решил пока не пользоваться их «помощью». Не только из-за того, что граждан Казахстана было слишком мало – большинство покинуло «землю предков» в начале 90-х и стали полноправными немецкими гражданами -, но и больше из-за того, что в отношении Казахстана не была сформулирована четкая политическая линия.

Рокотаев собрал в списке людей разных: по возрасту, месту происхождения. Но преимущество он отдавал тем, кто имел высшее образование, работал, имел семью. Особо он отмечал получивших высшее образование в Германии или США. Странным образом – «будто, кто за язык тянет, только дай выставиться», – недоумевал Рокотаев – несколько человек не удержались и выложили в пункте, где требовалось указать всего лишь семейное положение, подробные данные о своих семьях. С каким-то малоскрываемым удовольствием соискатели паспортов оставленной родины писали по-немецки имена своих немецких жен и мужей. «Вот идиоты. Таких только и посылать на подпольную работу», – веселился Рокотаев, вписывая очередного «агента» с его адресом и счетом. Злорадствуя, он писал и, выдерживая знакомые «партнерам» правила игры, краткое содержание задания, за которое переводили заслуженную премию.

За два часа список был готов. Всего вышло четыре листа. Рокотаев распечатал документ, проглядел его, заметил две опечатки в фамилиях, но, поскольку, ошибок в прочих данных не было, решил не переделывать. Запечатал его в пустой конверт, пришедший с диппочтой в Бонн. Затем стер все, что было «флэшке», запустил программу, сделанную для него специально Мишей, которая «чистила» – как это происходило, Рокотаев понимал смутно – оперативную память принтера. Для изготовления особых документов Рокотаев всегда пользовался компьютером без диска, создавая документ на «флэшке», и принтером, подключаемым только к этому компьютеру. Миша предлагал установить программу, чистившую память автоматически после завершения работы, но Рокотаев настоял на запуске им лично, вручную – для полной уверенности. Этот лэптоп он запирал в том же сейфе, где хранил особой важности документы.

Было уже девять вечера. Рокотаев позвонил по телефону – Валера откликнулся со своего поста.

Предстояло обдумать разговор с Генеральным. Необходимо было убедить его послать секретаря своим личным распоряжением, чтобы тот не догадался о характере задания. Для сопровождения – и в этом не было бы ничего подозрительного – годился Валера. Более сложная комбинация вырисовывалась впереди. Секретарь должен был встретиться – лично! – с Крицким и вручить ему только что изготовленный им, Рокотаевым, документ. Одновременно – приходилось рисковать, но выхода не было! – дать задание Дитмару на проверку факта телефонных контактов по установленным номерам.

В том, что документ тем или иным способом попадет к заинтересованным лицам, Рокотаев не сомневался. На руку Рокотаеву сыграет и факт далекой командировки «спалившегося» сотрудника. Обычно раскрытие «крота» не происходит быстро традиционными оперативными мероприятиями. То, что посчастливилось так быстро об этом узнать, лишь чистая случайность, которая почти никогда странным образом не учитывается людьми, не приученными спецификой службы, верить в чудеса. Поэтому и задание воспримут как доверие со стороны своих. Поэтому проявят и повышенное внимание к дальнейшему.

Вряд ли стали бы впрямую «палить» Георгия его кураторы – им достаточно созвониться, а потом проследить за его маршрутом. Присутствие Валеры их уверенность только подогреет, а визит к Крицкому укрепит уверенность в важности полученного документа.

Также надо было «подготовить» «бизнесмена» к предстоящей встрече, а, главное, убедить в ее неизбежности. После нее пусть этот Крицкий делает, что пожелает. Впрочем, как успел выяснить Рокотаев, читая его досье из Москвы, за ним остался немалый «должок» перед Службой, которая в свое время немало постаралась в облегчении проводки финансовых потоков на Запад через латвийские банки. Понятно, что терять легализованные немалые деньги «бизнесмену» очень не хотелось.

Комбинация Рокотаев состояла в том, чтобы убедить бизнесмена тут же пойти в полицию и рассказать о нажиме, не скрывая свой «роли» в предстоящей операции. В обмен на обнародование этой, без преувеличения, сенсации, ему предлагалось сдаться на милость немецкого государства и программы защиты свидетелей по особо важным делам. Крицкому для этой цели нетрудно было найти адвоката – уж их-то у Службы было везде! – что сумел бы сберечь для подзащитного часть денег, которые ему помогли «перебросить» с исторической родины. Рокотаеву пришло в голову, что стоило бы дополнить в документе специальный пункт о переводе некоторой суммы на счет Крицкому. Но, рассудив, оставил в документе все, как есть. Во-первых, задуманная комбинация это его личная, Рокотаева, инициатива, к ней его московские друзья отнесутся с недоверием, если не подозрением. Уже одно задание о составлении плана говорит о желании их подстраховаться. Разумеется, за счет тех, кем можно пожертвовать в Большой Игре за Власть.

Рокотаев решил осторожно разыграть свою игру. В досье были приведены и некоторые счета в Kommezbank на имя Крицкого. На этот счет надо было вскоре – хорошо бы через день-два – после визита Георгия – перекинуть тысяч сто евро. Деньги на оперативные нужды как раз лежали в почте из Бонна, вместе с оружием. Рокотаев только не хотел в отчете даже намекать на подобное действие. Такую сумму было вполне реально раскидать по нескольким статьям, вроде оплат разовых услуг. Например, рискнуть раскрыть Дитмара, как важного осведомителя в коммуникациооной компании и показать выделение пары десятков тысяч ему. Об отказе Дитмара от получения денежной награды он распространяться, конечно, не будет, да и деньги окажутся нелишними. В общем, выкрутиться можно. Напрягать Ульриха и подставлять под преждевременный удар его фирму, Рокотаев не считал пока неизбежным.

А для «нажатия» на Крицкого годится и обещание ознакомить Finanzamt с внушительными переводами в почивший в бозе Parex Bank. Правда, беседу такую надо будет провести до получения директивы и, ни в коем случае, не в Германии. Встреча Рокотаева с «бизнесменом» тоже исключалась. Приходилось «оживлять» законсервированную агентуру, но тоже не в Германии.

Рокотаев набрал номер. «…Коля! Привет! Как скатался?…», – спросил он с напряженным ожиданием в трубку. Там ответили коротко. Рокотаев облегченно ответил : «…Придется тебе, Коля, скататься, теперь уже в belle France…Сначала в Страсбург, встретишь человека, возьмешь кое-что. А потом дуй в Марсель…Ты где сейчас? Ага. Не успел еще до дома доехать!?.. А что делать!? Служба у нас такая… Тогда вставай на автобан и дуй прямо через мост. Адрес и позывные слушай…». Рокотаев произнес дальнейшее, машинально приглушив голос и прикрыв рот ладонью. «Так. Хорошо. Что тебе надо делать, ты, наверное, понял. Лишнего не спрашивай, там тебе все скажут…» Николай ответил. «Ксиву свою настоящую не свети. Тебя встретят как своего. И выполняй все по инструкции.» Рокотаев , слушая собеседника, усмехнулся : «..Много им не давай. Звони, если срочно по…» Рокотаев назвал номер Дитмара : «..и отпишись, куда – знаешь, как и что было. Бывай, Коля!»

Он очень не хотел втягивать Николая, тем более сводить его с Дитмаром. Рокотаев втайне надеялся, что до этого не дойдет, но был приучен за время своих неисповедимых путей ко всякому. Да и самыми непредсказуемыми, как это ни удивительно, были проверенные тысячу раз, соратники. И всегда неожиданно наступал момент, когда ломались самые крепкие…

Другого своего помощника Рокотаев еще не успел узнать настолько, чтобы подозревать в слабости и недоверием. В том, что он не откажется, рокотаев уже не сомневался…

Все-таки как своевременно случилось недавнее убийство! – Рокотаев не воспринимал его как чью-то личную трагедию, он давно уже рассматривал участвовавших в политических комбинацихя людей частями механизма, который несет определенные потери. Рокотаев наскоро проглядел, перед выездом к немцам, материалы, чьим автором был убитый журналист, и не нашел в себе сочуствия к покойному. Теперь этот журналист стал уже сыгранным козырем в начатой игре и нужно было, чтобы это козырь не оказался выброшенным зря.

Те, о которых они говорили с Михаилом в Штуттгарте, представлялись не такими важными. Затраты на их устранение превосходили разумные границы, да и они, в особенности, «Сиделец» из Швецарии, при всей его значимости, был уже фигурой «отработанной», выброшенной в «отвал». Журналист, да еще и на неприкасаемой территории Германии, являл собой куда более перспективную по последствиям цель. Тем более, что его устранение не стоило ничего. Но этот случай Рокотаев решил преподнести московским подельникам как спланированный под его руководством. Журналист малозначительного издания превращался, судя по сегодняшнему ажиотажу, в ферзя.

Заперев кабинет, он зашел к Валере и даже не поинтересовался, по обыкновению, успехами в Wolfenstein : «Валера, завтра едешь в Италию, на консульской машине. Машину поведет консульский шофер. Твоя задача – обеспечить безопасность. Там не торчите и сразу обратно. Как можно быстрее, но и не лихачить.» Тут же он коротко повторил то, что надо было сделать Валере. Валерино лицо не дрогнуло, он только кивнул. Он уже знал, раз шеф не называет пункта назначения, что его миссия – в сопровождении и пользовании оружием без ограничения. «Есть. Иду чистить перья.» Так Валера называл процедуру подготовки – чистка и пристрелка оружия в тире, получение боекомплекта, проверка бронежилета, машины, средств связи – обычной и экстренной, спецаптечки… Много чего еще требовалось для защиты дипломатических машин такого, что мало понятно посторонним. Но и один Валера стоил хорошего взвода полицейского спецподразделения.

Рокотаев вышел наконец на улицу. Темень пробивалась яркими желтыми лампами, освещавшими консульство. Он глянул в здание на углу, ближе к Berkersheimer Tor, и показалось ему, что на четвертом этаже в окне в эркере быстро задернулась штора, оставив тусклую световую щель…

Рокотаев усмехнулся от наваждения, преследующего его постоянно на его работе.

Вдыхая еще теплый, но пронизанный холодными струйками ночной воздух поздней августовской ночи, Рокотаев зашагал отвыкшими от нагрузки ногами, чувствуя сладкую боль в распрямлявшейся после многочасового сидения спине…

…Он сунул машинально в рюкзак ни разу еще не раскрытую Varusschlacht‘, выходя на встречу с Лангером. Он редко уже читал в своих разъездах. Суета вокруг него перестала быть необходимой для сосредоточенности, как бывало прежде. Он гораздо лучше помнил прочитанное им в поезде, автобусе, метро и со временем понял, что не мог настроиться для чтения дома. Он одно время пытался читать в кафе, но не мог приучить себя к неспешному выпиванию холодного кофе небольшими глотками. Но все-равно продолжал брать с собой что-нибудь, во что можно углубиться хотя-бы на десяток минут.

Спустившись к подъезду, он еще раз осмотрел себя и двинулся к туннелю станции Frankfurter Berg. Ожидание встречи с прошлым немного угнетало его, и он постарался отвлечься, расматривая Таунус, хорошо видный в прозрачном воздухе.

Der Alte Flughafen за Ниддой был полон сидевшими за столиками и гулявшими по растрескавшемуся бетону взлетной полосы. Он вошел на территорию через мостик и сразу увидел Лангера.

Тот сидел одетый в велосипедный костюм, в одиночестве за столиком под стеной бывшей аэродромной контрольной башни. Он замедлил шаги, неспешно огляделся и пошел вдоль ряда столиков, будто ища места. Оказавшись напротив Лангера, он поднял взор, встретился с внимательными глазами Лангера и остановился: «Darf ich zusetzen?» Сидевший подвинулся, и он сел рядом. Какое-то время он изучал меню и спросил так, чтобы для посторонних казалось, будто он спрашивал совета : «Was gibt’s heute zu trinken? K?nnen Sie was empfehelen?» Лангер отозвался низким хрипловатым голосом, совсем не тем, каким говорил в кабинете: «Ich w?rde ein Paar Bierle nehmen…» Он подозвал официанта и заказал Hefe Weizen. Заодно справился у соседа: «Machst du mit oder?..» Лангер выбрал то же самое.

Сидели молча, оглядывая людей вокруг, и время от времени осматривая друг друга. Он нашел, что Лангер мало изменился с того ошеломленного парня в пустыне. Они оба были похожими внешне, скорее спортивностью и более порывистыми, чем у большинства окружавших, движениями.

Как только официант отошел, Лангер нарушил молчание : «Erinnerst du dich an den Typ, der uns damals entgang?» «…Der im zweiten Auto sa?!?», – уточнил он. «Eben!» «Was ist mit dem?», – посмотрел он внимательно на Лангера. Тот колебался: «Er ist mir vor paar Tagen hier angetreten. Willst du mir damit helfen?» Он опустил голову и стал рассматривать свой рюкзак. Лангер ждал. «…Was willst unterehmen? Was k?nnte ich tun?», – он начал понимать, куда клонил Лангер и своим вопросом вызывал его на большую откровенность.

Разговор давался Лангеру с трудом. Он снова произнес нейтральную фразу : «Es geht um mich, da? ich von der Vergangenheit loswerde…». И снова замолчал. Он изобразил провокационное недоумение, хотя ему уже все стало ясно : «…Dich sollte der Typ wohl gut im Ged?chtni? einpr?gen lassen. Ich verstehe immer noch nicht, warum du dich vom Fleck ber?hrtest!?» Лангер зло возразил : «Das war nicht meine Sache».

Он снова посмотрел внимательно на собеседника, удивленный тоном его голоса. «Gut! Was schl?gst du vor? Sollen wir den Typ irgendwie neutralisieren!?» Лангер будто что-то прикидывал : «Ich habe mich f?r ein Treffen verabredet. Es w?re herauszufinden, wie der Typ uns nie mehr besorgt…» Он спросил, не скрывая ничего: «Also, deckst du dann die ganze Sache hinterher!? Du wie?t selbst, wie man uns auf die Spuren losrei?t.» Лангер смотрел прищурившись : «Hier?ber m?chte ich mit dir reden. Aber nicht da. Wenn du grunds?tzlich einverstanden bist, laufen wir dann und besprechen das Weitere…» Лангер подозвал официанта и рассчитался за обоих. Он вышел из-за стола, ожидая пока Лангер возьмет велосипед.

Они направились от аэродромного поля, через Bonames, к трассе S-Banh в направлении Bommrsheim. По пустынной дорога их обгоняли изредка одиночные велосипедисты.

Его чуть удивляло, как деловито Лангер и он обсуждали убийство незнакомого человека, но он тем не менее внимательно слушал своего партнера поневоле. «…Der Typ kommt ins Ostendeepark, du sollst es wissen, wo das liegt. Zuerst untesuchen wir die Stelle im Voraus. Da gibt’s eine sehr gem?tliches Eckchen, wo keine Sau uns bemerkt. Bestimmt wird der Typ was spr?en, soweit es zu seinem Job geh?rt, aber den locke ich herbei, da es sein brennender Wille ist, mich zu ansehen. Dann kommst du an die B?hne und wir beide erledigen die Sache komplett. Kannst du Pistole immer gut bedienen?» «Nat?rlich, warum fragst dann!?…» «Bist du auf jeden Fall mit meinem Plan einverstanden?» «Ja aber warum machst du das eigentlich? Ist sein Auftauchen so f?r dich t?dlich?» Лангер едва не выщел из себя : «Was w?rdest du an meiner Stelle machen, wenn so ein Gespenst aus der W?ste kommt?» Снова шли некоторое время молча.

Он рассматривал Лангера с интересом и находил родственное в себе, убеждаясь в том, что предопределенное назначение не может никуда деться. Оно лишь отставляется на время в сторону, но именно оно управляет дальнейшими движениями, когда обладатель его стоит на перепутье. Он уже оставил это перепутье за спиной и сейчас его вел инстинкт. И он видел, что к своему перепутью подошел Лангер. Именно сейчас, а не тогда в пустыне. Просто Лангер – он видел это отчетливо – еще не ступал за Стену и потому каждый шаг давался ему с трудом.

«…Ты уверен, что этого еврея надо убирать!?», – спросил он Лангера, уже не давая себе труда задуматься о том, чем был тот переполнен. Теперь он сам превратился в машину, ведомую разбуженным инстинктом. «Ведь если за тобой началась охота, тебя скорее бы прибили по-тихому, а не после таких нелепых представлений.»

Лангер ушел в себя. Он отметил, что руки его не дрожали и уверенно вели велосипед. «Скорее всего, этот тип сам не уверен, что это ты и решил поглядеть на тебя вблизи.» Лангер отозвался окрепшим голосом : «Меня сначала удивило, как он смог найти меня, но для израильтян и всех прочих, кому надо, это труда не составляет.» Он в ответ только кивнул, приглашая этим Лангера на откровение. «…Я не стану тебе рассказывать, от кого могли узнать – ты и сам можешь догадаться – только спрошу еще раз: ты мне поможешь?»

Для него предложение Лангера прозвучало обыденным деловым вопросом, на которое он уже ответил так же, по-деловому: «Да! Конечно!» Но не смог удержаться, чтобы слегка не кольнуть – как это практиковалось в среде тех, кто бывал за Стеной – соратника так, чтобы тот не терял ощущения необязательной неизбежности успешного исхода : «Впрочем, тебя узнать было легко – у тебя ведь и тогда было бледное лицо. Да и волосами ты не сильно оброс.» Лангер вспыхнул на миг, но инстинкт уже управлял им, и Лангер ухмыльнулся: «Мне было некогда, да и приходилось, в отличие от вас, головорезов, содержать себя в приличном виде.»

Оба они рассмеялись и вмиг стали слаженным механизмом.

«…Ты его запомнил?», – спросил его Лангер. Он вызвал в памяти картину сдававшей назад машины, управлявшейся испугавшимся водителем, судя по судорожным вывертам колес. Тогда он не разглядел лица – оно скрывалось в сплошном белом пятне, но смог прикинуть как тот мог выглядеть. Очевидно, такого же среднего сложения, как и они с Лангером, но ничего более характерного он не вспомнил.