Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3

Дзинь! В вымершем подъезде оглушительно рявкнул звонок. Щёлкнул замок. Сквозь массивную дверную цепочку на меня испуганно моргало лицо психиатра Льва Борисовича. Наконец он меня узнал.

– Вам чего, любезный?

– Извините, что в такое время… Дело, видите ли, в том…

– Ну-с?

– Вы только не удивляйтесь. У меня в квартире сидит домовой и… выпить с вами хочет.

– Так, – врач подозрительно посмотрел на меня. – Много пили?

– Да я вообще не пью… почти.

– Да? – как-то неопределённо протянул он. – Ладно, завтра зайдите ко мне в поликлинику вне очереди. Всё?

– Но он хочет…

– И его с собой возьмите. Может, вам седуксенчик дать?

Я попятился к своей двери. Домовой допивал бражку и плаксивым голосом напевал: «По приютам я с детства скитался».

– Что, не идёт? – спросил он, увидев меня. – Не уважает. А я тебя, сердешный, уважаю. Хош, поцелую?

– Нет, спасибо, – поспешно сказал я.

– Ну вот, идтить мне надо. Ты-то меня вспоминай. Да, чуть не забыл. Кота-то своего с собой возьми. Через него и я, возможно, у тебя поселюсь. А то напоследок я тебе нервишки пощекочу. Или Ваське-вампиру скажу, чтобы напужал. Ну, покедова, – шатаясь, произнёс он.

И тут я вспомнил, что надо бы спросить, как учили слухи: «К добру или ко злу?» Домовой уже наполовину скрылся в стене.

– Постой! – выкрикнул я. – К добру или ко злу?

– К добру, дурачок. Новый год на носу, да и в новый дом въезжать скоро будешь.

Сказал и исчез сквозь стену.

Елена Коган

«Вечер тихо крадется…»

Вечер тихо крадется
в дом ко мне. Я окошко
оставляю открытым
долгожданному гостю.

Он заходит неслышно,
словно черная кошка,
насыпает мне звезды
в кофе щедрою горстью.

Он садится напротив,
и загадочно смотрит
мне в раскрытое сердце,
и на гуще гадает,

что со мною случится
этой сказочной ночью,
сам волшебное зелье
в чашку мне подливает.

Я от этого зелья
стану нежно-прозрачной,
и почти невесомой,
и беспечно счастливой.

Розмариновым ветром
он сорвет меня с места,
повлечет за собою,
наблюдая ревниво,

чтоб нескромные взгляды
мимолетных прохожих
не мешали мне плавать
по вечернему небу…

А под утро вернусь
одинокой совою
от безумной свободы
к насущному хлебу.

«Я не могу дышать …»

Я не могу дышать —
мне нужен воздух,
очищенный от радужных иллюзий.

Я слышать не могу —
гремит мне в уши
военный клич непрошеных дискуссий.

Мне чувствовать невмочь —
так давят сердцу
стандарты рамок из чужих примеров.

Я видеть не могу —
мне застит небо
чужая боль немыслимых размеров.

Устали руки