– Так вы расскажете мне, что произошло?
– С вашим отцом?
– Ага, с моим отцом, который бросил меня и мою мать. Вашим сыном. Вы вроде упоминали, что вас разлучили. Это как?
Я просто отказываюсь опускаться до такой неприкрытой грубости. Выдаю ему только основную информацию:
– Нас с твоим отцом разлучили, когда он был еще младенцем, всего несколько месяцев от роду. К сожалению, я никогда его больше не видела. Было просто невозможно отыскать его – пока не стало слишком поздно.
Сколько раз за эти годы я пыталась найти его. Только в 1993 году мне удалось узнать хоть что-то, когда страшное письмо пришло в Баллахеи.
Патрик откашлялся.
– Ну, и когда он умер?
– Мой сын умер в 1987 году.
Мне трудно произносить эти слова.
– Понятно.
Он даже бровью не повел. Подходит к окну, возвращается, выдыхает в воздух длинную струю вонючего дыма.
– Как он умер?
– Он был заядлым альпинистом, – неохотно отвечаю я. – Отправился покорять Скалистые горы и трагически погиб, сорвавшись в пропасть.
– Молодец.
Меня поражает его бесчувственность. Кажется, я уже начинаю ненавидеть этого Патрика. Но я все равно продолжаю:
– Я никогда не общалась с парой, которая его усыновила. Видимо, они не могли иметь своих детей. Когда случилась эта трагедия, их не было в живых. Спустя несколько лет какие-то их родственники – кузены, кажется – наконец-то разобрали семейные архивы и обнаружили документ, подтверждающий, что я его мать. Одна из них, женщина из Чикаго, написала мне письмо и рассказала, что случилось. Это было в 1993 году.
На тот момент я уже оставила какие-либо надежды увидеть своего сына, но последнее, что я могла ожидать – новости о его гибели. Мне все еще непросто вспоминать то письмо.
– Эта женщина виделась с ним всего несколько раз, поскольку они жили далеко друг от друга. Она ничего толком не могла рассказать мне о нем. Умер неженатым, и, насколько ей известно, детей не имел.
Патрик затягивается и выдыхает дым. Его лицо непроницаемо.
– А теперь вы говорите, что он мой отец.
– Да.
Я обдаю его ледяным взглядом. Мне редко приходилось испытывать такое разочарование.
– Недавно мне пришло в голову, что эта родственница могла ошибаться. Я решила копнуть немного глубже – чтобы знать наверняка, что мой сын не оставил потомства. И, к моему глубочайшему удивлению, агентство нашло вас.
– И никто из его приемной семьи не знал обо мне?
– Видимо, нет. Как вы и сказали, он покинул Англию сразу после вашего рождения.
Мой сын, крошечный младенец, который поднимал свои крошечные пальчики в попытке схватить мои кудряшки, который сидел у меня на коленях и смотрел на меня, пока я ему читала… стал мужчиной, сам стал родителем. Искал ли он меня, когда был в Англии много лет назад? Или даже не знал о моем существовании? Родственница его родителей не подозревала, что его усыновили, так что, возможно, не знал и он. Когда нас разлучили, он был слишком маленьким, чтобы запомнить меня, а его канадские родители, вероятно, не сочли нужным рассказать ему обо мне. Не знаю, кажется, что этот мужчина передо мной, совершенно неприятный мне, мой внук, тоже ничего не знает. Столько вопросов, и все без ответа.
Патрик хмыкает.
– Видимо, он просто выкинул маму и меня из головы.
Кто же теперь знает? Похоже, он разорвал все контакты с этой женщиной и своим ребенком. Не представляю, почему кто-то может так поступить. Думаю, у моего сына были на то причины. Мужчины постоянно бросают своих женщин и детей на протяжении всей истории человечества. И без сомнения будут продолжать это делать до скончания веков.
Патрик пытается все это осознать. Было бы здорово, если бы он присел. Вид у него потерянный. Он запускает одну руку в волосы, в другой держит тлеющий окурок.
– И как, вам удалось выяснить что-нибудь еще о его жизни?
– Да, но совсем немного.
Я мысленно отмечаю факты, которыми готова поделиться.
– Он прожил почти всю жизнь в Канаде. Увлекался экстремальными видами спорта – горными лыжами, прыжками с парашютом и альпинизмом. Много путешествовал. Ненадолго задержался в Англии, когда ему было около сорока. Видимо, в это время он и встретил вашу мать, а потом родились вы.
– Смотрите какой смельчак. Не особо гордился этим фактом, раз не захотел о нем кому-то рассказывать, – бубнит Патрик себе под нос и добавляет: – Бедная мать. – Он морщится. Затем возобновляет допрос: – Что же заставило вас отказаться от собственного ребенка?
Патрик рубит сплеча, его вопрос звучит как обвинение. Я чувствую, что по коже пробегают мурашки. Я не собираюсь оправдываться перед этим типом. Но все же он имеет право знать.
– Я была очень молода.
– И?
– И не замужем.
Патрик меряет шагами комнату.
– Видимо, бросать детей – семейная традиция.
Как он смеет так говорить со мной? Я его кровная родственница и проделала такой неблизкий путь, чтобы увидеться с ним. Теперь понятно, что вся эта затея была громадной ошибкой. Моя история слишком сложная, а пропасть между нами стала непреодолимой. Патрик такой, какой есть. Я тоже. Мы очень разные существа.
Спрашиваю себя: хочу ли я продолжать общение с новоиспеченным родственником? Ответ моментально приходит в голову. Сомнений нет: не хочу.
– Сколько лет вам было, когда родился мой отец? – спрашивает Патрик.
Я резко отвечаю:
– Слишком мало.
Вижу что-то новое во взгляде Патрика. Может быть, это сочувствие, но я сомневаюсь.
– А сейчас сколько вам лет?
– Слишком много.