Холодный город

Он замолчал и уставился на дорогу. Тана рассматривала его лицо, его подчеркнуто мужскую красоту – большой рот и длинные ресницы, такие черные и густые, будто он пользовался косметикой.

– Мой разум… не так быстр, как раньше. От голода и ран нас охватывает безумие, которое может излечить только кровь. Но то, что они со мной делали… Понадобится целая река крови, чтобы смыть это. Мой разум должен оставаться ясным… Ты сказала, что я мог бы освободиться. Да, это так. Но слишком большой ценой…

Судя по всему, солнечные ожоги и поездка в багажнике не остались для него без последствий.

– Ты не выглядишь сумасшедшим, – сказала Тана. – Во всяком случае, не таким уж сумасшедшим.

Он улыбнулся уголком рта.

– Иногда это действительно так. Но бо2льшую часть времени все иначе. И тогда у меня очень хороший аппетит. Они оставили меня рядом с твоим связанным приятелем, которого припасли на следующую ночь. Он лежал там, как шоколадка на подушке. Я ждал, пока стемнеет, когда ты вошла.

Тана увидела, как по его лицу пробежала тень, и это была не тень от деревьев, мимо которых проносилась их машина. Она задумалась, не чувствует ли он запах ее крови, сочащийся из пор вместе с запахом пота.

Тана подумала, что, вероятно, Габриэль сам собирался выпить кровь Эйдана перед побегом, но сейчас умолчал об этом.

Интересно, нападет ли он на нее? Его обращенное к дороге лицо оставалось спокойным, как у статуи в соборе, но она видела, как он пил кровь Эйдана, как напряжены были мышцы его шеи и каким был его взгляд, когда он, с выпачканным кровью ртом, повернулся к ней. Она вдруг подумала, каково было бы заразиться, а потом сдаться и позволить себе стать вампиром: бессмертной и холодной, волшебной и чудовищной.

В Холодный город сбегало множество подростков, которые были готовы на все, чтобы отравленная кровь жгла их изнутри, как сейчас жжет Эйдана. Вампиры Холодного города были очень осторожны и старались не кусать людей, они питались через трубки и катетеры. Больше вампиров – больше лишних ртов. То, что получил Эйдан (и, возможно, она сама), считалось редким даром. Ее подруга Полина, перед тем как отправиться в клуб, лезвием делала на бедрах надрезы – чтобы привлечь вампира.

Когда она подняла глаза и посмотрела на рот Габриэля, на его губах все еще оставались следы крови. Может быть, из-за того, что он спас ее на заправке и она была ему благодарна, или от усталости, она как завороженная смотрела на его рот, на то, как тот изгибается в порочной улыбке. Тана знала, что этот парень вампир и любоваться его улыбкой опасно и глупо. Она даже не была уверена, что он видит в ней девушку, а не еду.

Нужно перестать думать о нем так. Нужно вообще перестать о нем думать. Видеть в нем только источник опасности.

– Почему эти вампиры – и Клык – охотятся за тобой? Ты сделал что-то плохое?

– Очень плохое, – кивнул он. – Я совершил милосердный поступок, о котором бесконечно сожалею. У меня был учитель, утверждавший, что милосердие – это вид печали. И если причиной печали является зло, то оно же – причина милосердия. Я считал учителя жестоким стариком – может, так оно и было, – но теперь думаю, что он был прав.

– Это же бред, – Тана откинулась на спинку сиденья. – Милосердие не может быть злом. Это же как доброта, или храбрость, или… – она замолчала.

Габриэль повернулся к ней.

– Я изменил этот мир своим чудовищным милосердием.

Она покачала головой:

– Что за чушь! – и зевнула, не в силах с собой справиться.

Габриэль рассмеялся – точно так же, как это сделал бы любой парень из ее класса. Тане вдруг стало интересно, какого цвета были когда-то его глаза.

– Спи, Тана. Если позволишь мне сегодня воспользоваться твоей машиной, обещаю, я отблагодарю тебя.

– Да? – она повернулась к нему. – Чем же?

Он улыбнулся.

– Драгоценностями, ложью, пожелтевшими страницами, засушенными цветами, воспоминаниями о прошлом, бесполезными цитатами, праздными руками, бусинами, пуговицами и проказами.

Тана была почти уверена, что он шутит.

– Ну ладно. Так куда мы едем? – она снова откинулась назад.

Он тихо ответил:

– В Холодный город.

– Вот как? – она заморгала, отгоняя сон.

– Я должен. И если Эйдан войдет в ворота со мной, он будет в безопасности. И ты будешь в безопасности без него. Снаружи на него будут охотиться. И он сам начнет охотиться.

– А что, если он не захочет быть вампиром? – спросила Тана. Но прежде чем эти слова прозвучали, она поняла, что Эйдан захочет – обязательно захочет. Разве он не сказал это, перед тем как напал на нее? Став вампиром, он получит славу, о которой мог только мечтать, а не просто популярность парня, на котором виснут девчонки, а сам он стремится перебраться из своего захолустья в большой город. В Холодном городе он будет купаться во внимании, а резня на ферме сделает его историю еще более трагичной и романтичной.

Кроме того, Эйдан голоден.

Это она не хочет становиться вампиром. Но боится, что со временем ее решимость ослабнет.

– Его кровь горит, – сказал Габриэль. – И он жаждет только одного лекарства. Думаю, его сердце уже приняло решение. Вот только кто же в этом сознается?

– С Холодом трудно бороться, – произнесла Тана гораздо резче и с куда бо2льшим отчаянием, чем ей бы хотелось. Она не желала рассказывать о матери. Не хотела говорить, что ее кровь может гореть тем же огнем, и что через несколько часов она может стать такой же, как Эйдан. – Они просто не могут сопротивляться. Ты не понимаешь. Холод захватывает их полностью, и они не могут бороться.

Он ничего не ответил. В повисшем молчании Тана поняла, что сказала глупость. Разумеется, Габриэль тоже однажды заразился и поддался Холоду, он знал это чувство гораздо лучше, чем она.

– Если ты войдешь в Холодный город, – сказала Тана, надеясь сменить тему, – то не сможешь больше оттуда выбраться. Ты уверен, что оно стоит того, за чем бы ты туда ни шел?

– Что это? – неожиданно спросил вампир, убрав одну руку с руля и коснувшись ее руки.

– Где? – Тана посмотрела вниз.

Он провел длинными пальцами по краям шрама чуть ниже ее локтя. Тана не могла понять выражение его лица. Ее кожа казалась такой горячей по сравнению с его прикосновением, словно ее лихорадило.

– Старый шрам, – наконец сказал он. – Ты была совсем ребенком?

– Какая разница? – ответила Тана. Обычно она была осторожна, но сейчас не заметила, как задрался рукав платья.

– Смерти все равно, кого забирать – старика или ребенка, – спокойно сказал Габриэль. – Но у нее есть любимчики. И те, кого она любит, живут вечно.

Тана была рада, что он не стал задавать обычных идиотских вопросов: «А кто тебя укусил? А я слышал, что когда тебя кусают, то не больно – это правда? Тебе понравилось? Да ладно, не ври. Тебе ведь понравилось, правда?» Он и так знал большинство ответов.

– Кажется, смерть вернулась за мной, – произнесла она.

Он улыбнулся странной улыбкой, и Тана не заметила, как улыбнулась в ответ.

– И ты снова ее прогнала. Спи, Тана. Я буду защищать тебя от смерти. Я не боюсь ее. Мы с ней так долго были врагами, что теперь ближе, чем друзья.

– Я просто на минутку закрою глаза, – сказала она, – еще даже не поздно.

Она хотела добавить что-то еще, но слова канули во тьму.

Тана проснулась от голосов. Она была в машине одна, лежала на переднем сиденье, подложив руку под голову и упираясь одним ботинком в окно со стороны водителя. Приятный аромат кофе смешивался с запахом бензина. Она замерзла, словно зимней ночью с нее сползло одеяло.