Я заберу твой Дар. Долг

– Тебе бы тоже не помешало быть потревожнее, – строго сверкнула на меня глазами Латона, после чего вновь взяла «равнение» на бассейн.

– Куда уж мне, – тихо посмеялась я.

Не стоит ей говорить, что все эти два года у меня собраны вещи в два рюкзака и отдельную сумку со всеми необходимыми документами, вещами и деньгами, на случай немедленного срыва с места. Именно поэтому мое желание вернуться на Харн развеялось спустя несколько месяцев, если быть точнее, как только стало известно о беременности. Моя жизни – это моя жизнь. Пока я принадлежала исключительно себе, то могла позволить бросить всё и жить с Рэйгаром на Харне, где бешеные духи способны в любой момент вселиться в твое тело и убить. Самое ужасное, меня это не пугало. После того, как я вернулась в родной мир – всё встало на свои места. В моей голове приоритеты так четко разбежались по полочкам, что чувство сомнения напрочь исчезло.

Да, мы были знакомы с Рэйгаром всего несколько месяцев. Да, отношения наши начались более чем неправильно. Да, он и человеком-то не был. Да, я сама делала всё, чтобы сбежать от него. И да, долго после этого сожалела. Но теперь я понимала, что Рэйгар – особенный мужчина в моей жизни. Откровенно говоря, после ритуала в священной роще остальные мужчины не просто стали мне неинтересны, они перестали идентифицироваться моим мозгом, как возможные партнеры. Все они вдруг стали Кенами без причиндалов.

Я не знала Рэйгара. Для меня он – незнакомец. Но я готова была попытаться построить с ним нечто прекрасное. Связать свою судьбу с этим удивительным мужчиной, обладающим Дарами и пугающей силой. В конце концов, я знала слишком много историй, когда, прожив с человеком всю жизнь, люди так и не понимали, с кем делят постель и растят детей. Незнакомцы длиною в жизнь. Так почему я должна бояться своего незнакомца? Рэйгар чувствовал меня и отчаянно пытался понять. Пожалуй, никто так не стремился узнать, что спрятано в глубине моих глаз, как это делал он. Вдобавок, никогда и ни с кем так хорошо, в плане физической близости, как с ним, мне не было.

Конечно, пришлось бы пойти на жертвы, чтобы быть с ним. Я понимала, что придется отказаться от родного мира, где оставались родители. Но мы вырастаем и покидаем отчий дом, чтобы создать свою семью и родить детей. Больно бы мне было решиться на этот шаг? Безусловно. Ведь я всегда хотела находиться где-то поблизости со стареющими родителями. Чтобы они не чувствовали себя одинокими. Однако жизнь непредсказуема и порой жестока. Судьба или кто-то на небесах решил спутать мою жизненную нить с нитью Рэйгара. Да так, что разорвать ее оказалось невозможно. Я решила, что должна вернуться к нему. Успокаивало лишь существование Скользящих, способных перемещать нас между мирами. Вряд ли бы удавалось делать это часто, но я воспользовалась бы каждым переходом, в котором мне позволили бы участвовать. Позднее, может и удалось бы перетянуть родителей за собой.

Вот только жизнь воистину непредсказуема. Как только я пришла к окончательному решению – вернуться на Харн, то узнала самую потрясающую и пугающую для себя новость. Во мне росла новая жизнь. И в тот самый момент, фокус моих приоритетов резко переместился. Теперь была не только я. Мой ребенок. Вот, что самое важное в этом и любом другом мире. Харн, с его одуревшими визромами, грайдерами и желающими развязать войну аармонами, слишком опасное место для моей крохи.

Тогда-то я быстро свернула поисковую операцию деда и постаралась сама исчезнуть. Благо, о моем возвращении еще не успели раструбить. А ведь отец развернул масштабные поиски, когда меня похитили. Подключил все имеющиеся связи. Обещалось огромное вознаграждение за любую достоверную информацию о моем местонахождении. Обо мне не звучало разве что из пресловутых утюгов. Но как признался отец, я словно в воду канула. Никаких зацепок. Номера машин оказались поддельными, и людей, что забрали их со свадьбы, не существовало. Даже записей с дорожных камер не нашлось. Кто-то замел следы на совесть.

Родители уже успели отчаяться. Поэтому мой звонок из Китая оказался, словно с того света. Они тут же вылетели в главную страну Востока, в одну из деревень Данба, где мама встречала меня так, словно я вернулась с войны, после полученной «похоронки». Она долго рыдала у меня на груди, обливаясь горючими слезами. Однако степень пережитого родительского ужаса я судила по папе. Иванов Федор Андреевич – непрошибаемый мужчина. Однако даже ему не удалось сдержать слез. Когда все пришли в себя, первое, что спросил отец: кто меня похитил, для чего и что со мной делали. Что я ответила? Ничего. Кто бы мне поверил о путешествии в другой мир? О грайдерах, которые оборотни. Об аармонах, что волшебники. И визромах, ближайших родственниках привидений. Пожалуй, из Китая меня сразу бы определили в теплую больничку с белыми мягкими стенами. Так что я твердо заявила, что рассказывать ничего не буду. Папа пытался давить, считая, что всё произошедшее из-за его бизнеса, и мучился страшной виной. Здесь мне даже придумывать ничего не пришлось. Как могла, я постаралась убедить его в обратном. Далее, все его наводящие вопросы разбивались о мое неумолимое: «Я ничего больше не скажу».

Несмотря на все недомолвки, абсурдную просьбу найти старика, исключительно по внешности, отец согласился выполнить. Наверное, посчитал, что тогда ему удастся узнать больше.

Когда же стало известно о моем «интересном положении», я резко сдала «заднюю» в поисках деда и попросила папу помочь мне исчезнуть. Он изумился, но новых вопросов задавать не стал. К тому же новость о моей беременности оказалась значительно ошеломляющей, чем непоследовательная просьба. Родители понимали, что ребенка мне не ветром надуло. Это случилось во время моего похищения. Поэтому первые дни они не знали, как реагировать на эту весть. Я же, пребывая в полной прострации и в состоянии переоценки ценностей, практически не разговаривала. Предполагая самое страшное, родители боялись потревожить меня лишним словом.

Ребенок был неожиданным, но желанным. Мое сердце разрывалось от тоски, что придется проститься с Рэйгаром. Однако я навсегда останусь с ним связана. Часть его отныне всегда будет со мной. Это наполняло мою душу печальным счастьем. Самый большой дар принадлежал мне. Я сделаю всё, чтобы сберечь его.

Стоило родителям понять, что ребенок желанен – они облегченно выдохнули и решили сконцентрироваться на нем, коль из меня выпытать ничего не удавалось. Точнее, так решил отец. Мама же, являясь натурой более дотошной, время от времени топталась на моих мозолях. Мое раненое сердце, отданное в жертву хладнокровному разуму, принявшему решение отказаться от Рэйгара, обливалось кровавыми слезами. Мне отчаянно хотелось поделиться с кем-то своей болью. А коварные гормоны постоянно подначивали излить душу. В итоге, на последних неделях беременности, когда тащить эту тяжесть в одиночестве казалось уже невозможно, я выложила маме всю историю, как на духу. Латона Сергеевна – единственная в мире женщина, которая могла мне поверить. И она поверила. После, мы вместе рыдали полночи, лежа в свете луны, струящемся сквозь серебряный тюль. Болезненная тоска никуда не исчезла, но терпеть ее стало легче, будто половину тяжести забрала себе мама.

По моей просьбе, никто не знал о возвращении меня из «плена». Даже Денис, который стабильно звонил Латоне раз в три дня и спрашивал, нет ли новостей обо мне. Я не хотела его видеть. И на это было слишком много причин. Но сколько бы их ни было, главное то, что любви у меня к нему не осталось. Уважение, восхищение, симпатия, благодарность, но не любовь. Я не хотела делать ему больно, так что милосерднее для него – не знать о моем возвращении.

Единственным условием папы, согласившемся отпустить нас мотаться по свету, стало непременное посещение тренера по самозащите. С трудом, но мне всё же удалось убедить его в глупости подобных занятий, так как никакая самозащита не поможет, если меня вновь отыщут те же похитители. Да и беременность не самое лучшее состояние для подобных уроков. Тогда он согласился заменить тренера по рукопашке на тренера по огневой подготовке и, параллельно, достал мне разрешение на ношение огнестрельного оружия. Здесь я перечить не стала. Если ему так будет спокойнее, пожалуйста. Да и мне какое-никакое развлечение. Говорить, что пистолет против грайдеров тоже вряд ли поможет, не стоило. Новых вопросов мне не хотелось.

Мы с мамой исчезли практически сразу, улетев в Уругвай. Каждые два месяца мы меняли страну, вернувшись на родину, когда мне уже нужно было рожать. Отдохнув после родов три месяца, мы улетели на Шри-Ланка. Каждые несколько недель папа бросал свои дела и вырывался к нам хотя бы на пару дней. Ведь теперь у него было целых три «прекрасных цветка», как он нас называл.

Да. У меня родилась девочка. Несмотря на то, что Рэйгар уверял, будто вайгары производят на свет исключительно мальчиков с Дарами. Я, конечно, удивилась, но нисколько не расстроилась. Ведь у меня теперь была невообразимо прекрасная дочь со светлыми кудряшками, огромными серыми глазами и очаровательными щечками. Она очень походила на Рэйгара (не считая кудрей), даже без теста-ДНК понятно, кто ее отец. Дочь я назвала Рэя, желая, чтобы хотя бы имя связывало их. Мама и вовсе пришла в восторг. Как выяснилось, она имя внучки связала с древнегреческой матерью олимпийских богов. Разубеждать я ее не стала.

Рэя оказалась непростым ребенком. Хотя, учитывая то, кто ее отец, я особо не удивилась. То, что она казалась мне потрясающе смышленой для младенца – совершенно нормально (покажите мать, которая не считает свое дитя самым невероятным во вселенной). Но когда Рэя в шесть месяцев негромко сказала: «Мамочка, ты не пугайся, но я умею разговаривать», хотя еще ни стоять, ни ходить не умела, это, мягко говоря, едва не довело меня до сумасшествия. В тот момент, мне показалось, что происходящее – бред моего больного сознания.

«И давно ты умеешь разговаривать, родная?», – спросила я, когда сердце перестало бухать где-то в ушах.

«Не знаю. А как узнать «давно»?», – хлопая длинными ресницами, раскачивалась Рэя, словно маятник, сидя еще очень неуверенно на диване.

Испытывая не радость, а ужас, в тот день я узнала, что мой ребенок развивается иначе, нежели обычные земные дети. Физически – так же, а вот умственно бежит значительно быстрее. Мне стало страшно, и я попросила ее ни с кем, кроме меня больше не разговаривать, до поры до времени. К моему еще большему потрясению, выяснилось, что это не всё. Оказывается, Рэя решила открыть свою способность к речи не просто так. В тот день, играя с ней в мягкие кубики с изображением животных, мысленно я предавалась печали, представляя, как бы вел себя Рэйгар, будь он здесь. Очевидно, мои спрятанные за улыбками и смешным голосом чувства были не такие уж и спрятанные.

«Почему ты всё время грустишь?», – спросила меня дочь. – «Особенно когда мы ложимся спать?».

Так я узнала, что Рэя, похоже, имеет какой-то Дар. Но какой именно, понять пока было сложно, так как описывать свои ощущения у нее плохо получалось. Сначала я думала, что она улавливает настроение, однако ближе к двум годам, стало ясно – дочка читает души. Скорее всего, на Харне ей бы цены ни было. Поэтому моя главная задача заключалась в максимально невидимом существовании. Никто не должен знать о Рэе.

Хотя эта мысль возникала у меня еще во время беременности. Камень Сути, что всучил мне Ульфрик возле Арки, по мере роста моего живота начинал подозрительно светлеть с каждым новым днем. Так что, когда я поднесла камень к новорожденной Рэе, а он ослепительно засиял, – не было изумления, лишь страх и злость. Какой из нее Проводник для визромов? Мне что, нужно подпустить ее к спятившим духам, чтобы она попробовала их куда-то переправить? Да ни за что на свете! Я готова была пожертвовать всем Харном, но не Рэей. Именно поэтому мы постоянно «сидели на чемоданах», перелетая из одной страны в другую.

Но никто почти за три года не нашел нас. С одной стороны, я была рада, а с другой… С другой, если Рэйгар всё еще не отыскал меня, значит, что-то произошло в его мире. Возможно, армия визромов вырвалась из Разлома, и мира Харна больше не существует. Об этом мне думать совсем не хотелось.

– Ой, опять пришел. Ладно, я тогда побегу к Рэе, – оторвала меня от тяжелых воспоминаний звонкая трель голоса мамы.

Я проследила за ее взглядом, устремленным на выход далеко за моей спиной. От стеклянных дверей к нам направлялся худой мужчина в серой футболке и легких шортах до колен. Глаза скрывались за черными очками, но их цвет я и так знала – карий. Раздраженно вздохнув, я повернулась к спешно допивающей кофе маме и, сурово нахмурив брови, процедила сквозь зубы:

– Спасибо, мама. Твоя поддержка просто неоценима.

Латона растянула полные губы в мягкой улыбке.

– Всегда пожалуйста, дорогая. Не вредничай, поболтай с ним, – полушепотом попросила она, после чего посмотрела на гостя, отвечая на его приветствие: – Здравствуй, солнышко. Рада тебя видеть. Я побежала к Рэе.

Чмокнув Дениса в щеку, она поспешила покинуть открытую веранду.

– Привет, – вежливо улыбнулась я, наблюдая, как бывший жених усаживается напротив.

Посмотрев сначала в сторону бассейна, где верещала Рэя, а затем на меня, Денис снял очки.

– Как ты? – пристально глядел он в мои глаза, очевидно ожидая, что вот именно сегодня мои чувства к нему вернуться.

Отец выполнил просьбу и ничего не стал говорить обо мне семье Федоровых, которые тоже задействовали невероятные ресурсы для поиска. Однако, хоть их и не поставили в известность о моем возвращении, Денис сам нашел меня. Он не был дураком. Поэтому, когда Латона вдруг изъявила страстное желание предаться путешествиям, а после и сам Федор Андреевич начал по два раза в месяц улетать в отпуск, почуял что-то неладное. Сказкам об отсутствии новостей Денис не доверял. Поэтому, в одну из папиных поездок, отправил своего человека за ним следом. Это и привело его к нам. Как только Федоров-младший узнал, к кому ездит его неслучившийся тесть, тут же вылетел по тому же маршруту.

Встреча наша была… кошмарной. Без ложных преувеличений. Это случилось не так давно, всего три месяца назад. Тогда мы еще не открыли для себя Убуд и жили в Семиньяке. Денис застал меня копошащуюся во фруктах на местном рынке (Рэе уж очень нравились подобные места). Мама с дочерью подошли к прилавку на другой стороне, выбирая папайю, а я набирала личи покраснее, когда за спиной с изумленным придыханием раздалось «Ариадна». На спину легла горячая ладонь, вынуждая меня обернуться через плечо.

– Ариадна! – с блестящими за стеклами очков глазами радостно и одновременно облегченно воскликнул Денис. – Девочка моя!

Он быстро обхватил мое лицо руками и попытался поцеловать. Будто между нашими носами находилась невидимая деревянная палка, я отстранилась от него, прогибаясь в пояснице, ровно настолько, насколько он приблизился, желая соприкоснуться с моими губами. Во мне поднялась неконтролируемая волна отвращения от одной только мысли о поцелуе не с Рэйгаром и от сопливого обращения, которое раньше было абсолютно естественно между нами.

Замерев в странной позе, где он стоял чуть наклонившись, а я едва ли не согнулась в «мостике», Денис обеспокоенно смотрел в мои испуганные глаза.

– Ариадна, это же я, – взволнованно произнес он, когда мне удалось вывернуться и распрямиться, отойдя от него на безопасное расстояние.

Вот именно поэтому, я и просила отца ничего никому не говорить. Позиция слабовольная и эгоистичная, но мне проще, наверное, было бы сломать себе палец, чем сказать Денису, что после всего произошедшего со мной, быть с ним мы не сможем. Он этого не заслужил. Кому-кому, а ему делать больно я не хотела. Но и врать тоже было нельзя.

– Да, Денис, вижу, – приготовившись сразу расставить все точки, с жестким лицом подтвердила я узнавание.

Холод он почувствовал сразу, однако предпочел его не замечать.

– Наконец-то я тебя нашел… – не обращая внимания на снующих мимо балийцев, ласково проворковал Денис, шагнув вперед и протянув ко мне руки. Я отступила на шаг. Это он не смог проигнорировать, опустив ладони и сжав их в кулаки. – В чем дело, Ариадна?

– Ты зря приехал, Денис…

– Мама, мы выбрали три! – прозвенел за спиной звонкий голос Рэи. – А это кто?

Дочка подбежала ко мне, обхватив за ногу, и, насупившись, начала разглядывать моего бывшего жениха. Денис застыл, вытаращившись на девочку, как на дикого зверька.

– Мам, кто это? – поднимая на меня голову, требовательно спросила Рэя. – Зачем он пришел?

Цвет лица Дениса сделался нездоровым. По его вискам потекли прозрачные капельки, а на лбу выступила блестящая испарина. Он погладил пальцами себе грудь, будто пытался дотянуться до сердца. Его глаза лихорадочно перепрыгивали с Рэи на меня и обратно. Я практически слышала гром его мыслей.

– Дениска? Не верю своим глазам! – вернулась к нам мама, оплатив покупку.