Свадебные обряды у евреев

Свадебные обряды у евреев
Исай Менделевич Пульнер

Валерий Аронович Дымшиц

Диссертация И. Пульнер «Свадебные обряды у евреев» (1940) – обширное собрание полевых этнографических материалов. Диссертация не была ни защищена, ни опубликована: исследователь умер в блокадном Ленинграде. Текст Пульнера дополняют статьи, посвященные этому исследователю и истории создания его диссертации – Д. Ялен «Научная биография И. Пульнера» и А. Иванова «Собрание документов И. Пульнера в Российском этнографическом музее», а также музыковедческое исследование Е. Хаздан «Музыка ашкеназской свадьбы: terra incognita» и этнографическая статья В. Дымшица «Свадебные обряды у евреев Подолии и Бессарабии», основанная на материалах современных экспедиций.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

I. Pulner’s dissertation, «Jewish Wedding Ceremonies» (1940), features an impressive volume of field ethnographic materials. Unfortunately, Pulner never got a chance to either defend or publish his work: he passed away in besieged Leningrad. The researchers text is supplemented by articles on his life and his dissertation, «I. Pulner as the Researcher» by D. Yalen and «Pulner’s Papers in the Russian Ethnographic Museum» by A. Ivanov, as well as musicological essay «Music of the Ashkenazi Wedding: Terra Incognita» contributed by E. Hazdan and the article «Jewish Wedding Ceremonies in Podolia and Bessarabia» by V. Dymshits, based on the insights gained during the recent expeditions.

Исай Пульнер

Свадебные обряды у евреев

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ЕВРЕЙСКОГО МУЗЕЯ И ЦЕНТРА ТОЛЕРАНТНОСТИ РОССИЙСКИЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ

И. М. Пульнер (1900–1942)

I. Pulner’s dissertation, «Jewish Wedding Ceremonies» (1940), features an impressive volume of field ethnographic materials. Unfortunately, Pulner never got a chance to either defend or publish his work: he passed away in besieged Leningrad. The researcher s text is supplemented by articles on his life and his dissertation, «I. Pulner as the Researcher» by D. Yalen and «Pulner’s Papers in the Russian Ethnographic Museum» by A. Ivanov, as well as musicological essay «Music of the Ashkenazi Wedding: Terra Incognita» contributed by E. Hazdan and the article «Jewish Wedding Ceremonies in Podolia and Bessarabia» by V. Dymshits, based on the insights gained during the recent expeditions.

Рецензенты:

д. ф.н. С. Б. Адоньева,

д. ф.н. О. В. Белова

Издание подготовлено и осуществлено в рамках издательской программы Исследовательского центра ЧУК Еврейский музей и центр толерантности (Москва) при финансовой поддержке А. И. Клячина

Руководитель и автор грантового и издательских проектов С. Амосова, координатор грантового проекта А. Дека, координатор издательского проекта А. Минко

© Еврейский музей и центр толерантности, 2022

© Российский этнографический музей, Санкт-Петербург, 2022

© ООО «Библиороссика», оформление и макет, 2022

© Коллектив авторов, 2022

Валерий Дымшиц

Исай Менделевич

Пульнер и его ненаписанная книга «Свадебные обряды у евреев»

1.

Степень кандидата наук была учреждена в СССР в 1934 году и в первые годы своего существования оставалась труднодостижимым и значимым шагом в академической карьере. Подразумевалось, что соискатель, защитив диссертацию, затем переработает ее в монографию.

Вероятно, то же самое должно было бы произойти и с диссертацией Исая Пульнера «Свадебные обряды у евреев», но история распорядилась иначе. Не только книга не вышла в свет, но и диссертация не была защищена и, в сущности, даже не была дописана. Диссертант, заведующий Еврейской секцией Государственного музея этнографии (ГМЭ) Исай Пульнер, умер в страшном блокадном январе 1942 года. Останься он в живых, все равно ни его исследованиям, ни его диссертации ходу бы не было. Советский Союз, победив нацизм, сам вскоре перешел на позиции государственного антисемитизма – то брутального, то вялотекущего, так что ни о какой еврейской этнографии больше не приходилось мечтать вплоть до перестройки. Академическая иудаика начала возрождаться в России с конца 1980-х годов, но диссертационная работа Пульнера по-прежнему оставалась неизвестна ни большинству исследователей, ни тем более широкому кругу читателей[1 - Рукопись диссертации И. М. Пульнера «Свадебные обряды у евреев» депонирована в архиве Российского этнографического музея (РЭМ, до этого Музей этнографии народов СССР, до этого ГМЭ). Архив РЭМ (АРЭМ). Ф. 29. Оп. 2. Д. 9 (306 л.).]. Только теперь, по прошествии восьмидесяти лет с момента написания, благодаря поддержке Еврейского музея и Центра толерантности эта черновая машинопись становится тем, чем ей в конце концов предназначено было стать – монографией. Это издание имеет значение не только для этнографии, но и для истории науки: восстановив (насколько это возможно) текст Пульнера и дополнив его различными статьями и материалами, в том числе о нем самом, мы надеемся вернуть в историю науки имя этого незаурядного исследователя.

Однако насколько содержательно для современного читателя это сочинение? Конечно, за долгие годы оно не могло не устареть с методологической точки зрения, но в двух важнейших аспектах, наоборот, стало особенно интересным.

Во-первых, наиболее ценная часть материалов, которыми Пульнер иллюстрирует различные этапы свадебного обряда, это полевые записи, сделанные им во время экспедиций на Украину и в Белоруссию, а также полученные от местных собирателей. Большую часть этих материалов в наше время собрать уже невозможно. В тех местах, где работал Пульнер, зачастую давно нет еврейского населения, и, если бы не его записи, многие элементы локальных вариантов еврейской свадебной традиции были бы утрачены навсегда. Таким образом, это первая презентация собранного Пульнером обширного этнографического материала, прежде всего посвященного обрядам жизненного цикла. Полевые записи Пульнера еще ждут своей публикации.

Во-вторых, прошедшие восемьдесят лет сделали диссертацию Пульнера значимым памятником истории науки. Долгое время считалось, что выдающаяся научная школа в области иудаики, существовавшая в Петербурге в начале XX века, исчезла после революции, не оставив продолжения, так как годы послевоенного государственного антисемитизма затенили активное развитие академической иудаики в довоенном СССР. В последние годы словосочетание «советская иудаика» перестало звучать оксюмороном, тем не менее до воссоздания целостной картины ее развития еще очень далеко[2 - Интерес к иудаике в СССР оживился в последние годы. В 2009 году в РГГУ (Москва) прошла международная конференция «Советская иудаика: история, проблемы, персоналии». Ее материалы были опубликованы в сборнике: Советская иудаика: история, проблематика, персоналии. М.: Гешарим; Мосты культуры, 2017. 412 с.]. Работа Пульнера позволяет лучше понять, чему наследовала иудаика в Советском Союзе в 1930-х годах, на что она ориентировалась в концептуальном отношении, как развивалась в условиях идеологического диктата.

2.

История была неблагосклонна к изучению народной культуры евреев Восточной Европы. Тот комплекс дисциплин, который мы, не совсем уверенно, называем по-русски «академической иудаикой», возник в Германии, в первой половине XIX века, прежде всего как изучение текстов на древнееврейском языке, то есть как отрасль филологии. Затем к филологии добавилась историография еврейского народа, но еврейская фольклористика и этнография появились гораздо позже, только в первые десятилетия XX века. Фольклористы и этнографы первого поколения за короткий срок собрали значительный материал, однако опубликована была только малая часть собранного. Первая мировая война, продолжившаяся чередой революций, гражданских войн и региональных конфликтов, которые охватили всю Восточную Европу, разорила многие еврейские общины. С этого момента начинается гибель традиционной еврейской культуры, завершившаяся Холокостом. Войны и революции не только остановили экспедиционную и собирательскую работу, но во многом воспрепятствовали публикации того, что было собрано до войны, привели к разорению коллекций и архивов, распылению складывающихся научных школ. К моменту недолгой межвоенной стабилизации еврейский мир Восточной Европы, до этого по большей части заключенный в границы Российской империи, оказался разделен между несколькими недружественными государствами. Все это тоже не способствовало объединению усилий ученых и налаживанию научной коммуникации.

В 1920-х годах исследователям еврейской народной культуры пришлось многое начать заново. Совпавшие в это десятилетие несколько благоприятных факторов позволили появиться в СССР новому поколению еврейских фольклористов и этнографов. Еще продолжали работать старые еврейские культурные и научные институции, такие, например, как Еврейское историко-этнографическое общество (ЕИЭО). Целый ряд выдающихся ученых старой школы преподавали молодому поколению. Советская власть проводила активную политику на «еврейской улице», поддерживая, хотя и в жестких идеологически рамках, еврейскую культуру, науку и образование. Уже в начале 1930-х годов ситуация начала меняться: старые негосударственные институции были закрыты, идеологический диктат стал грубее, власть взяла курс на постепенное свертывание еврейской культуры. Однако несколько молодых исследователей, использовавших «окно возможностей», открывшееся в 1920-х годах, продолжало активно работать в 1930-х. В их числе был и Исай Пульнер – один из очень немногих специалистов по еврейской этнографии, получивших профильное университетское образование.

Поколению ученых, к которому принадлежал Пульнер, так же «не повезло», как и их предшественникам. История трагически повторилась. Вторая мировая война не позволила еврейским этнографам и фольклористам, рекрутированным в науку в 1920-х годах, опубликовать материалы, которые они собрали как раз к ее началу. В пламени Холокоста погиб мир еврейских городов и местечек Восточной Европы. Послевоенная Восточная Европа стала территорией, на которой господствовал более или менее откровенный антисемитизм. Во всяком случае, после 1948 года ни о каком продолжении исследовательской и музейной работы в области еврейской культуры речи больше не шло.

3.

В тот период, когда Пульнер формировался как ученый, еще не существовало непреодолимых границ между «старой» дореволюционной и «новой» советской наукой. В 1923–1925 годах Пульнер учился в так называемом Петроградском еврейском университете, официально именовавшемся Петроградским (затем Ленинградским) институтом еврейской истории и литературы (ИЕИЛ). Одним из основателей этого последнего детища дореволюционной еврейской науки был С. М. Дубнов, сыгравший ключевую роль в создании и работе ЕИЭО. С ЕИЭО был тесно связан выдающийся этнограф Лев Яковлевич Штернберг: он курировал экспедиции, организованные в черту оседлости в 1912–1914 годах Семеном Акимовичем Ан-ским, а в 1920-х годах возглавлял ЕИЭО. Именно Штернберг существенным образом повлиял на научные взгляды Пульнера, который учился у него и в ИЕИЛ, и в Ленинградском государственном университете (ЛГУ).

В своей исследовательской работе Пульнер выступил продолжателем дела ЕИЭО. Его первые экспедиции в Белоруссию были организованы при поддержке этого общества. В 1926 году Пульнеру поручили каталогизировать экспонаты Музея ЕИЭО, которые с 1917 года хранились в Этнографическом отделе Государственного Русского музея (впоследствии ГМЭ). Заведуя Еврейской секцией ГМЭ, Пульнер, храня и экспонируя вещи из коллекции Ан-ского, стал, по существу, «наследником» ЕИЭО и его музея, закрытых властями в 1929 году.

Ключевую роль в собирательской и исследовательской работе Пульнера сыграло наследие отца-основателя еврейской этнографии Семена Акимовича Ан-ского (Шлойме-Занвла Раппопорта, 1863–1920), чье имя Пульнер тем не менее ни разу не упоминает в своей диссертации. Ан-ский был не только писателем и этнографом, но, прежде всего, активным участником российского освободительного движения, одним из основателей Партии социалистов-революционеров (эсеров), депутатом Учредительного собрания от этой партии. В 1918 году он был вынужден бежать из Советской России. Имя Ан-ского постепенно, по мере ужесточения советского режима, изымалось из обращения[3 - Например, стихотворение Ан-ского «Ди швуе» («Клятва»), ставшее гимном Бунда, в 1924 году еще включили в хрестоматию для чтения в советских еврейских школах (Spivak Е. Farn yungn dor. Hilfsbukh far shul un hoyz. Driter teyl [Для юного поколения. Пособие для школы и дома. Третья часть]. Kiev: Kiev-druk, 1924. Z. 182). Но уже несколькими годами позже имя Ан-ского оказалось полностью под запретом.]. В 1931 году Пульнер написал программную статью «Вопросы организации еврейских этнографических музеев и еврейских отделов при общих этнографических музеях», которая стала теоретическим обоснованием его будущей работы в ГМЭ. В этой статье Пульнер пишет, в частности:

В конце XIX в. в музейную экспозицию проникают идеи народничества через этнографов-народников, фальшиво идеализировавших малые народности и старую русскую деревню. «Пережитки» этого строительства и экспозиции сохранились и в наших музеях до последнего времени[4 - Пульнер И. М. Вопросы организации еврейских этнографических музеев и еврейских отделов при общих этнографических музеях // Советская этнография. 1931. № 3–4. С. 156–163.].

Специалистам было понятно, что список «этнографов-народни-ков», одновременно занимавшихся еврейским музейным строительством, состоит из одного С. А. Ан-ского, но его имя впрямую названо не было. Ан-ский мог упоминаться Пульнером во внутримузейных обсуждениях (эту информацию сохранили протоколы заседаний в музее)[5 - См. статью А. Иванова, с. 402 настоящего издания.], но не в публикациях и не в диссертации.

Отсутствие имени Ан-ского в тексте диссертации, очевидно, вызвано невозможностью упоминать именно «враждебных» политиков, а не просто эмигрантов. Например, Пульнер неоднократно ссылается на пинкос Литовского ваада, опубликованный в журнале «Еврейская старина»[6 - См с. 78, 97, 110, 225 настоящего издания. Публикация пинкоса Литовского ваада в переводе на русский и с комментариями была важнейшим историко-политическим проектом С. М. Дубнова, так как на этой подборке документов он обосновывал свои представления о политической автономии еврейских общин. См.: Областной пинкос Ваада главных еврейских общин Литвы: Собрание постановлений и решений Ваада (Сейма) от 1623 до 1761 г.: Печатано с рукописной копии, хранящейся в г. Гродне, с дополнениями и вариантами по спискам городов Бреста и Вильны / Перевод И. И. Тувима, под ред., с предисл. и примеч. С. М. Дубнова // Еврейская старина. Трехмесячник Еврейского Историко-этнографического общества. СПб., 1909–1911.], но ни разу не упоминает фамилию публикатора – историка С. М. Дубнова. Очевидно, что Дубнов, так же как Ан-ский, попал в «зону молчания», поскольку был не просто эмигрантом, но в первую очередь идеологом либеральной Фолкспартей (Народной партии) и открытым врагом советского режима. С другой стороны, Пульнер цитирует в диссертации поэму эмигранта С. Черниховского «Свадьба Эльки» в переводе эмигранта В. Ф. Ходасевича[7 - См. с. 144–145 настоящего издания.]. Правда, при этом Пульнер ссылается на публикацию, вышедшую в СССР в 1928 году, когда еще существовали негосударственные издательства[8 - Пульнер ссылается на публикацию: Черниховский С. Еврейская свадьба / Пер. Вл. Ходасевича // Еврейский вестник: Научно-литературный сб. / Под ред. С. М. Гинзбурга. Л.: О-во распространения просвещения между евреями, 1928. С. 13–15.]. Очевидно, это издание не было формально запрещено и изъято, а сам факт пребывания авторов в эмиграции был не столь существенен.

Отказавшись от публичного упоминания «фальшиво идеализировавшего малые народности народника» Ан-ского, Пульнер тем не менее остался во многом привержен его воззрениям и методам. Ан-ский считал, что целый ряд элементов традиционной культуры находится на грани исчезновения и только собирание и музеефикация сохранят их для будущих поколений. В своей программной статье «Еврейское народное творчество» (1908) Ан-ский призывал: «В настоящее время перед нами стоит неотложная задача: организовать систематическое и повсеместное собирание всех видов народного творчества»[9 - Ан-ский С. А. Еврейское народное творчество // Пережитое, 1908. Т. 1. С. 276–314. Цит. по: Евреи в Российской Империи XVHI–XIX веков. Сборник трудов еврейских историков. М.; Иерусалим, 1995. С. 643.]. Ключевое словосочетание здесь «неотложная задача». Пульнер, точно так же как Ан-ский (но с гораздо большими основаниями), сетует на гибель традиционной культуры. Он пишет в докладной записке, обосновывающей необходимость собирательской работы: «Остатки еврейской старины гибнут с неимоверной быстротой в результате социалистической перестройки быта и культуры народов СССР»[10 - АРЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 47. Л. 1.].

Еще большую, сугубо практическую роль, в диссертационной работе Пульнера сыграла «Еврейская этнографическая программа “Человек”», составленная Ан-ским в 1915 году по результатам его полевой работы на Украине в 1912–1913 годах. Эта этнографическая программа, предназначенная для изучения жизненного цикла от зачатия до загробного существования, содержит 2087 вопросов. Вопросы, посвященные свадьбе, составляют третью главу программы. Эта глава, в свою очередь, разделена на одиннадцать параграфов и включает 389 вопросов, с 938-го по 1327-й. Структура диссертации Пульнера во многом повторяет рубрикацию главы «Свадьба» в программе «Человек». Основным исследовательским интересом Пульнера-этнографа были обряды жизненного цикла. Как видно из его полевых блокнотов, изучая эти обряды, он использовал программу Ан-ского в качестве вопросника, зачастую не записывая в полевой блокнот свой вопрос, а просто обозначая его номером из программы[11 - Об использовании Пульнером программы «Человек» см. статью А. Иванова, с. 401 настоящего издания.].

Текст диссертации также во многом построен как череда ответов на подразумеваемые, но не приведенные вопросы из программы «Человек». Например, вопрос программы № 1279, посвященный «честности» невесты, выглядит так: «Кому показывают назавтра простыню, как это происходит?»[12 - An-sky Sh. Dos yidishe etnografishe program. Ershter teyl: der mentsh. Petrograd, 1915. Z. 153.] В диссертации Пульнера со ссылкой «Наши полевые записи» читаем: «Обычай показывать простыню раввину был известен в Бердичеве (вторая половина XIX – начало XX в.)»[13 - Cm. c. 284 настоящего издания.]. Программа Ан-ского была использована Пульнером не только для собирания полевых материалов, но и для структурирования многочисленных выписок из этнографической, мемуарной и художественной литературы. Например, вопрос № 1303 в программе выглядит так: «Опишите, как происходит “шлеер-варемес” (“обед в честь фаты”) у невесты»[14 - An-sky Sh. Dos yidishe etnografishe program. Ershter teyl: der mentsh. Z. 155.]. В диссертации Пульнера читаем: «В Хеломе “шлеер-вармес” происходил одновременно с “румпл” (послесвадебное угощение). После срезания волос у молодой здесь приступали к покрыванию ее с помощью “шлеер”, при этом устраивали молочную пирушку, состоящую из кофе, пирожков на масле и т. п.»[15 - См. с. 285 настоящего издания.]. В Хеломе (еврейское название города Хелм, Польша) Пульнер не был, приведенные сведения – это материал из публикации, на которую дана ссылка. По-видимому, диссертация «Свадебные обряды у евреев» – один из самых значительных случаев применения этнографической программы Ан-ского как исследовательского инструмента.

Пульнер следовал за Ан-ским еще в одном отношении. Ан-ский составил свои программы (имеется еще «Историко-краеведческая программа» и существовала неопубликованная и несохранившаяся программа «Субботы и праздники») в расчете на то, что ему, по примеру Тенишевского бюро, удастся создать на местах сеть собирателей, которые, пользуясь его программами, будут записывать локальные варианты традиции и присылать свои записи в ЕИЭО. Война и последовавшая за ней революция помешали этому плану. Пульнер, конечно, не ставил перед собой такую амбициозную задачу, как создание сети «замлеров» (собирателей – идиш), тем не менее несколько человек, используя программу Ан-ского, собирали этнографические материалы и присылали ему свои записи по почте[16 - О работе Пульнера с собирателями см. статью А. Иванова, с. 419–420 настоящего издания.].

4.

В 1926 году Исай Пульнер поступил на Этнографическое отделение Географического факультета ЛГУ и в 1930 году закончил его с дипломом этнографа-кавказоведа. Его обучение в университете пришлось на самый плодотворный период в работе ленинградской этнографической школы.

В 1919 году по инициативе выдающегося этнографа Л. Я. Штернберга (1861–1927) в Географическом институте был основан Этнографический факультет. В 1925 году Географический институт стал географическим факультетом ЛГУ, а этнографический факультет института – этнографическим отделением этого факультета соответственно.

Начавшиеся в 1929 году в ходе сталинской «культурной революции» нападки на немарксистскую этнографию привели к упадку этнографических исследований[17 - Слезкин Ю. Советская этнография в нокдауне: 1928–1938 // Этнографическое обозрение. 1993. № 2. С. 113–125.]. В 1930 году этнографическое отделение было передано в состав филологического, затем исторического факультета, а этнография была объявлена вспомогательной исторической дисциплиной, но к этому времени Пульнер уже получил свое высшее образование.

Идеологом развития этнографии как главной общественной дисциплины выступал Л. Я. Штернберг, который считал этнографию выше истории. С его точки зрения история занимается только избранными, «историческими» народами, а этнография – всем человечеством. Недаром на его надгробии, стоящем на Петербургском еврейском кладбище, начертаны слова: «Все человечество едино». Как ученый Штернберг обладал международным авторитетом; в то же время его биография народовольца и политкаторжанина заставляла советскую власть относиться к нему с уважением. Работы Штернберга по организации рода и семьи у нивхов (дореволюционное название «гиляки») Сахалина восторженно цитировал Фридрих Энгельс, который увидел в них подтверждение идей, высказанных им в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства»[18 - Энгельс Ф. Вновь открытый случай группового брака // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 22. М., 1962. С. 364–367.]. Высокая оценка Энгельса служила подтверждением благонадежности идей Штернберга и гарантировала ему своего рода академическую «неприкосновенность».

На этнологическом отделении преподавали кроме Штернберга еще три выдающихся этнографа – Владимир Германович Богораз (1865–1936), Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) и Евгений Георгиевич Кагаров (1882–1942).

Именно Богораз привлек Пульнера к полевой работе, благодаря чему его статья «Из жизни города Гомеля»[19 - Пульнер И. Из жизни города Гомеля – этнографо-экономическое исследование // Еврейское местечко в революции: очерки / Под ред. В. Г. Богораз-Тана. М.; Л., 1926. С. 187–196.] появилась в сборнике студенческих работ «Еврейское местечко в революции». Эта книга была одним из нескольких студенческих сборников, которые курировал Богораз, среди них: «Старый и новый быт» (Л., 1924–1925), «Революция в деревне» (1924–1925), «Обновленная деревня» (Л., 1925), «Комсомол в деревне» (Л., 1926)[20 - Иванова Г Г. Из истории русской фольклористики XX века: 1900 – первая половина 1941 г. СПб.: Дмитрий Буланин, 2009. С. 261.].