Кувейт. Мозаика времен

Шейх Сабах I оставил после себя пятерых сыновей: Салмана, Малиджа, Мубарака, Мухаммада и ‘Абд Аллаха. Наследовал власть шейх ‘Абд Аллах. Крупные исследователи истории Кувейта и правящей в нем уже более 260 лет династии Сабахов сходятся во мнении, что шейх ‘Абд Аллах, последний из сыновей шейха Сабаха I, был именно тем человеком, кто, став эмиром, мог достойно управлять Кувейтом в то нелегкое для страны время. Его отличали качества, которыми и поныне восхищаются во всех племенах Аравии, а именно: мужество и отвага, здравомыслие и справедливость, щедрость и великодушие[108 - H. R. P. Dickson. Te Arab of the Desert, London, 1949, p. 52.].

Правил шейх ‘Абд Аллах 50 лет (1762–1812). Кувейт при нем поднялся, окреп и превратился в оживленный пункт морской и караванной торговли на Восточном побережье Аравии. Документы Английской и Датской Ост-Индских компаний, датируемых 1750-ми годами, свидетельствуют, что из Кувейта пролегало несколько крупных караванных путей, в том числе в Басру, Багдад и Алеппо. Дважды в году большие караваны, насчитывавшие не менее 5 тысяч верблюдов и более 1 тысячи человек, приходили в Кувейт из Алеппо[109 - Michael C. Casey, Te History of Kuwait, op. cit., p. 30–31.].

Важный в структуре торговли Северо-Восточной Аравии караванный путь, одним из пунктов которого выступал Кувейт, пролегал к Красному морю. Грузы, поступавшие туда, завозили в Суэц. Оттуда они с караванами уходили в Александрию, где их перегружали на суда и доставляли в Европу.

Когда в 1799 г. Оттоманская империя закрыла Суэц для европейских судов и запретила там деятельность торговцев-христиан, то транспортировка товаров по караванным путям сообщения из Кувейта и Басры в Алеппо резко активизировалась.

Таможенные пошлины в Басре, по сравнению с Кувейтом, были, к слову, значительно выше. В Кувейте они составляли 2 % со стоимости всех поступавших в его порт и вывозимых из него грузов. В конкурентных целях, а также чтобы привлечь в Кувейт торговцев с их капиталами из соседних городов и уделов таможенные пошлины на некоторые категории товаров в кувейтском порту, время от времени, и вовсе отменялись[110 - Там же. С. 31.].

В зимний период времени для транспортировки товаров морем и совершения торговых вояжей в Индию, на Мадагаскар и Цейлон, торговцы Кувейта использовали суда «жемчужного флота». Сначала парусники шли в Басру, брали там финики и везли их в порты Персии. Затем следовали в Карачи, оттуда – к побережью Восточной Африки. Возвращались в Кувейт через семь месяцев, груженные древесиной и специями, рисом, чаем, мукой и рабами.

Интересные сведения о Кувейте времен правления шейха ‘Абд Аллаха I оставил Карстен Нибур (1733–1815), известный немецкий картограф и натуралист. Состоя на датской службе, он прославился своими путешествиями по арабским странам – Египту, Сирии и Аравии. Среди востоковедов К. Нибур считается одним из самых ярких исследователей-портретистов «Острова арабов».

С декабря 1764 г. по июнь 1765 г., по пути из Бомбея в Копенгаген, он побывал в Маскате и Ширазе, в Абу Шахре, Басре и на острове Харк в Персидском заливе. Собрал информацию о племенах бану халид, бану ка’б и мунтафик, об арабах Абу Шахра и Бендер-Рига. Основываясь на сведениях, полученных им от барона Книпхаузена, тогдашнего главы датской фактории на Харке, К. Нибур поведал миру и об «уделе Сабахов». Отзывается он о нем, как о важном звене торговой цепочки между Индией и Средиземноморьем. Отмечает, что жители Грейна, численность которых составляла не менее 10 тыс. чел., зарабатывали на жизнь торговлей, рыбной ловлей, жемчужным промыслом и судостроением. Лес для постройки судов ввозили из Индии. В летнее время года, в разгар «жемчужной охоты» и рыбной ловли, город, по выражению К. Нибура, пустел. Практически все мужское население уходило в море, и жизнь в городе буквально замирала. Флот Грейна, насчитывал, по его словам, более 800 парусников. Когда возникала угроза нападения на город сильного врага, говорит К. Нибур, то жители Грейна вместе со своим скарбом укрывались на небольшом острове Фелуджи (Файлаке)[111 - Zahra Freeth, Kuwait was My Home, London, 1956, p. 18; H. V. F. Winstone and Zahra Freeth, Kuwait: Prospect and Reality, op. cit., p. 62; Ahmad Mustafa Abu Hakima, Te History of Eastern Arabia 1750–1800, op. cit., p. 19–20.].

Датчане, надо сказать, оставили заметный след в истории Персидского залива. Довольно долго выступили там главными соперниками-конкурентами Английской Ост-Индской компании, позиции которой в данном районе мира усилились на волне ее совместных с персами военных операций по изгнанию оттуда португальцев. К 1639 г., потеснив англичан, датчане сделались «центром силы», как тогда говорили аравийцы, зоны Персидского залива. И только с утратой фактории на острове Харк (1766), последнего из их оплотов в этом крае (Басру и Бендер-Бушир они оставили в 1753 г., а Бендер-Аббас – в 1759 г.), главенствовать в Персидском заливе стали англичане.

Располагались датчане на Харке, когда его посещал К. Нибур, уже совсем не так, как в былые времена: не на правах «хозяев Залива», а на условиях арендаторов, выплачивая шаху Персии довольно крупную сумму за разрешение содержать на острове военный гарнизон в заложенном ими небольшом форте. Вместе с тем, несмотря ни на происшедшие изменения в расстановке сил, ни на утрату былого могущества, вести себя в бассейне Персидского залива продолжали так же, как и прежде. По отношению к англичанам, вместе с которыми, к слову, и изгнали в 1625 г. из Бендер-Аббаса португальцев, – подчеркнуто вызывающе, а по отношению к местному населению – традиционно пренебрежительно, всячески притесняя и обирая его.

Когда же задумали прибрать к рукам жемчужный промысел, то есть завладеть одним из главных источников доходов племен обоих побережий Залива, то недовольство персов и арабов выплеснулось наружу. И приобрело такие ярко выраженные формы и такой размах, что датчанам не оставалось ничего другого, как ретироваться и пойти на попятную. Однако изменить ситуацию к лучшему уже не представлялось возможным. Последствия предпринятого ими шага не замедлили сказаться и на их отношениях с населением обоих побережий, и на политической ситуации в районе в целом. Испытывая на себе мощный прессинг со стороны Англии, в торговом и военном отношениях, датчане противиться ему были уже не в силах. Их торговлю в крае серьезно подтачивал открытый бойкот, объявленный им местными племенами и торговыми сообществами Персии и Восточной Аравии. Столкнувшись со всем этим, равно как и с угрозой попасть в плен к пиратам Мир Муханны, плотно осадившим и взявшим Харк в клещи, датчане покинули остров (1765/1766) и ушли из Персидского залива.

Мир Муханна, арабский шейх из приморского города Бендер-Рига, что к северо-западу от персидского порта Бендер-Бушир, слыл тогда среди мореходов главным пиратом Персидского залива. Отстаивая коммерческие интересы его родного города-порта, он перекрыл движение торговых караванов между Ширазом и Бендер-Буширом, куда в конце 1762 г. Английская Ост-Индская компания переместила центр своей коммерческой деятельности после разорения ее фактории в Бендер-Аббасе французской морской экспедицией во главе с графом Дестеном (d’Estaing)[112 - Low Ch. R., History of the Indian Navy, London, 1887, vol. I, p. 152.].

Действия Мир Муханны шли вразрез с линией шаха на выстраивание добрых отношений с Англией. Вследствие мер, предпринятых в отношении него шахом, Мир Муханна оставил Бендер-Риг и бежал с материка на маленький островок Каргу в Заливе. Оттуда и развернул настоящую охоту на торговые суда англичан, союзников шаха. Попытки изгнать его с этого острова, предпринятые буширским шейхом Насиром, при содействии кораблей военного флота Английской Ост-Индской компании, закончились неудачей[113 - Niebuhr, Carsten, Voyage en Arabie en d’autres Pays circonvoisins, Amsterdam, 1780, vol. II, p. 187–194.].

По соседству с «Бастилией» Мир Муханны, рассказывает российский дипломат-востоковед А. Адамов, лежал остров Харк, где размещалась «цветущая фактория», основанная бароном Книпхаузеном. История возникновения фактории, о которой уже упоминалось в предыдущих главах этой книги, не менее интересна, чем зарождение пиратской флотилии Мир Муханны. В 1748 г., будучи представителем Датской Ост-Индской компании в Басре, барон Книпхаузен «подвергся необоснованному задержанию» со стороны тогдашнего городского головы, конфисковавшего все имевшиеся на складе фактории товары. Заплатив крупную сумму и выйдя на свободу, Книпхаузен задался мыслью «отомстить оскорбившей его Басре». Для исполнения задуманного им плана решил сначала «обособиться» – обосноваться на одном из островов в Персидском заливе, «поодаль от турок и персов». С помощью военных фрегатов, приведенных им из Ботавии, утвердился на острове Харк, построил там форт, заложил поселение, и начал, попросту говоря, «кошмарить» Басру, препятствуя проходу в нее торговых судов[114 - Адамов А. Ирак Арабский. Указ. соч. С. 38.]. Продолжалось это до тех пор, пока турки не выплатили ему компенсацию – за нанесенные оскорбления, а также за ущерб, причиненный фактории.

Разбойничьи набеги Мир Муханны, разворачивавшиеся параллельно с действиями барона Книпхаузена, но на другом конце Персидского залива, дерзкие и жестокие, корежили морское судоходство настолько, что продолжаться так дальше не могло.

И «пиратское гнездо» Мир Муханны подверглось осаде со стороны англо-персидского флота. Флибустьеру потребовалась помощь. Он обратился за ней к харкцам, но те ему в его просьбе отказали. Шейх с ситуацией справился, но злобу затаил. Стал терпеливо выжидать подходящий момент, чтобы отомстить «заносчивым датчанам».

В 1766 г., когда те замахнулись на жемчужный промысел Залива, что вызвало недовольство прибрежных арабов и персов, Мир Муханна воспользовался ситуацией, и захватил Харк. Овладев им, сделался грозой всех мореходов Персидского залива[115 - Low, Ch. R., op. cit., vol. I, p. 162–163.].

Морской разбой, чинимый Мир Муханной, побудил шаха предпринять в отношении него новую военно-морскую карательную экспедицию (1769). Блокировав флот Муханны на рейде у острова Харк, персы заставили пиратов сложить оружие. Однако самого Муханну схватить не смогли. Он умудрился выскользнуть из окружения и скрыться[116 - Wilson A. T. Te Persian Gulf. An Historical Sketch from the Earliest Times to the Beginning of the Twentieth Century, Oxford University Press, 1928, p. 182; Сенченко И. П. Аравия: прошлое и настоящее. Указ. соч. С. 88.]. Бежал сначала в Кувейт, а оттуда в Басру. Там его, в конце концов, и казнили, по приказу самого Омара-паши, генерал-губернатора Багдада. Труп обезглавленного «хищника моря» (так арабы Аравии называли флибустьеров) выбросили за городскую стену – на съедение диким зверям и птицам, как объявил глашатай[117 - Low, Ch. R., op. cit., p. 165.].

Еще одним важным событием в истории Кувейта, имевшим место в период правления шейха ‘Абд Аллаха I, явился уже известный читателю уход из Кувейта, в 1766 г., семейно-родового клана Аль Халифа, за которым вскоре последовал и клан Аль Джалахима.

В отчете Фрэнсиса Вардена, генерального секретаря Бомбейского правительства английских колониальных властей в Индии, за 1817 г. говорится, что, спустя 50 лет после поселения бану ‘утуб в Грейне (1716–1766), земли эти начали играть заметную роль в коммерции края. Род Аль Халифа, отвечавший за торговлю и финансы удела бану ‘утуб, не захотел, дескать, делиться получаемыми им доходами с другими кланами, и решил обособиться. В качестве предлога для переселения из Кувейта сослался на намерение его рода «обогатить бану ‘утуб еще больше», заложив промыслово-коммерческий центр по ловле и торговле жемчугом непосредственно у жемчужных отмелей, либо в Зубаре, что в Катаре, либо на самом Бахрейне. Идеей этой будто бы увлек и род Сабахов, и род Аль Джалахима[118 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, Tarikh al-Kuwayt al-Hadith, op. cit, p. 63–64.]. Отодвинувшись же в Зубару и осев там, семейно-родовой клан Аль Халифа отложился от Кувейта, разорвал тройственный союз с кланами Аль Сабах и Аль Джалахима, и «пошел своим путем».

Ссылаясь на справочные материалы Фрэнсиса Вардена, кувейтский историк Абу Хакима рассказывает об этом событии так. Род Аль Халифа во главе с шейхом Халифой ибн Мухаммадом, пишет он, договорившись с семейно-родовыми кланами Аль Сабах и Аль Джалахима (известен сегодня в Кувейте и на Бахрейне под именем крупного торгового семейства ал-Нисф), ушел на юг, поближе к Авалу (Бахрейну), дабы целиком и полностью вовлечься в торговлю жемчугом. По пути туда, прежде чем поселиться в Зубаре, некоторое время пребывал на Бахрейне. Однако тамошнее племя бану мазкур, как гласят сказания, не захотело принять у себя деятельный и богатый род Аль Халифа, опасаясь утверждения его первенства в торговле, и он проследовал в Катар. Бахрейн в то время, сообщает Абу Хакима, находился под сюзеренитетом правителя Абу Шахра, удела арабов Аравии на Персидском побережье Залива, который платил дань шаху Персии, и от его имени управлял и Абу Шахром, и Бахрейном[119 - Francis Warden, Historical Sketch of the ‘Uttoobee Tribe of Arabs (Bahrain) 1716–1817, op. cit., p. 362–363; Ahmad Mustafa Abu Hakima, Te Modern History of Kuwait, op. cit., p. 18–19.].

Выбор родом Аль Халифа Зубары, повествует Абу Хакима, не был решением случайным. Изначально, наряду с Бахрейном, Зубара рассматривалась им в качестве одного из возможных мест нового поселения, хорошо известного, к тому же, еще по времени пребывания там племени бану ‘утуб до его разделения и миграции в разные порты бассейна Персидского залива перед сбором в Кувейте. Катар, когда туда пришел род Аль Халифа, контролировало одно из колен племени бану халид, находившегося в теплых отношениях с бану ‘утуб. Поэтому никаких проблем с переселением в Зубару у рода Аль Халифа не возникло. Помогло и то, что большим весом и влиянием в Зубаре пользовалось племя бану тамим, мигрировавшее в Катар из Неджда, родных земель клана Аль Халифа, в первой четверти XVIII века. К нему принадлежит, к слову, и семейно-родовой клан Аль Тани, правящий и ныне в Катаре.

Главной причиной ухода семейно-родового клана Аль Халифа из Кувейта, где, как уже говорилось, он поселился раньше Сабахов, стало, судя по всему, переизбрание представителя семейства Аль Сабах вождем племени бану ‘утуб и эмиром Кувейта.

Похоже, что род Аль Халифа, обосновавшийся в землях нынешнего Кувейта еще в 1611 г., отмечает арабский богослов ан-Набхани, то есть задолго до прихода туда Сабахов из Басры, был крайне раздосадован таким поворотом дел. Понял, что обрести власть в уделе, заложенном бану ‘утуб в Кувейте, ему едва ли удастся, и решил основать новый независимый удел, под своим главенством[120 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, History of Eastern Arabia, op. cit., p. 61.].

Из увлекательного сочинения шейха Хаз’ала, посвященного истории Кувейта, следует, что шейх Мухаммад Аль Халифа, который претендовал на то, чтобы стать правителем, не захотел после прихода к власти в 1762 г. шейха ‘Абд Аллаха I Аль Сабаха, вновь оказаться на втором плане – и род Аль Халифа покинул Кувейт. Шейх Мухаммад Аль Халифа, замечает шейх Хаз’ал, не раз открыто высказывался в том плане, что власть на трон в уделе бану ‘утуб ограничивать только родом Аль Сабах негоже, что это – не в обычае предков. После восшествия на престол шейха ‘Абд Аллаха, младшего сына шейха Сабаха I ибн Джабира, понял, что «обойти» Сабахов и возглавить племя бану ‘утуб ему едва ли удастся, и покинул Кувейт[121 - Khaz’al, Shaiykh Hussain Khalaf, Tarikh al-Kuwaiyt al-Siyasi, vol. 1–5, Beirut, 1988, vol. II, p. 46.].

Когда шейха Сабах I из рода Аль Сабах, пишет в своей «Истории Восточной Аравии» Абу Хакима, избрали первым вождем племени бану ‘утуб и эмиром нового удела, заложенного в Эль-Куте, то дядья его из семейно-родового клана Аль Халифа против этого не возражали. Они, думается, рассчитывали на то, что следующим правителем станет представитель их клана, внесшего заметную лепту в становление и развитие удела, более того – пришедшего в эти земли раньше Сабахов. Действительно, когда род Сабахов появился в Кувейте, сообщает Абу Хакима, то шейх Файсал Аль Халифа тепло и радушно принял его, отдал замуж за шейха Джабира, отца шейха Сабаха I, свою дочь, скрепив родственными узами союз двух ключевых в племени бану ‘утуб семейно-родовых кланов. Переизбрание же эмиром Эль-Кута шейха ‘Абд Аллаха Аль Сабаха, младшего сына умершего шейха Сабаха I, вызвало среди старейшин рода Аль Халифа раздражение и породило обиду на соплеменников, что и подвигло их к миграции. Кстати, в самом племени бану ‘утуб членов рода Аль Халифа называли не иначе как «ашрафами бану ‘утба», то есть аристократами своего племенного сообщества[122 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, History of Eastern Arabia, op. cit., p. 66.].

Предания кувейтцов упоминают еще об одной причине, подтолкнувшей род Аль Халифа к уходу из Кувейта, – о будто бы возникших у него разногласиях с семейством Аль Сабах по острому тогда для клана Аль Халифа вопросу, связанному с обычаем кровной мести. Член этого клана, находясь по торговым делам в Давраке, столице удела племени бану ка’б, убил в пылу ссоры представителя одного из знатных семейств того племени. Принять прямое участие в решении возникшей у рода Аль Халифа проблемы семейство Аль Сабах, дескать, не захотело. Посчитало, что урегулировать ее, согласно традиции, договорившись о цене «выкупа пролитой крови», должен сам семейно-родовой клан Аль Халифа, без вовлечения в ссору племени бану ‘утуб в целом. Ибо в противном случае все это могло обернуться для племени непредсказуемыми последствиями[123 - Maimona al-Sabah, Al-Kuwaiyt Hadharah wa Tarikh, Al-Kuwaiyt, 1989, p. 62–63.].

Многие современные европейские исследователи истории Кувейта придерживаются мнения, что семейство Аль Халифа отодвинулось из Кувейта главным образом все же потому, что не захотело делиться своими доходами – в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями – с двумя другими семействами (Аль Сабах и Аль Джалахима), причастными тогда к управлению делами в Кувейте. Уход свой мотивировало благовидным предлогом – предпринимаемой им попыткой «раздвинуть границы» удела бану ‘утуб в сторону жемчужных отмелей, и усилить тем самым роль и место племени бану ‘утуб в жемчужном промысле и в торговле края[124 - Michael C. Casey, Te History of Kuwait, op. cit., p. 33.].

Как бы то ни было, но все происшедшее в Кувейте, показало, что в бассейне Персидского залива, на Северо-Восточном побережье Аравийского полуострова, сложилось и во весь голос заявило о себе в межплеменной структуре края признанное тамошним племенным сообществом новое правящее семейство – Аль Сабах.

После того как род Аль Халифа, основной претендент на лидерство в уделе племени бану ‘утуб, покинул Кувейт, единственным соперником семейства Аль Сабах оставался какое-то время клан Аль Джалахима, третий из участников тройственного семейно-родового союза, стоявшего у основания Кувейта. Отвечая в нем за морские дела, род Аль Джалахима контролировал одну треть доходов удела. Когда же клан Аль Халифа оставил Кувейт, то семейства Аль Сабах столкнулось с определенными финансовыми трудностями, связанными с содержанием городских служб и дозорных постов. Они-то и привели к разногласиям между Сабахами и Джалахима. Своей новой долей в суммарных доходах от торговли (морской и караванной) и жемчужного промысла клан Аль Джалахима остался недоволен, и вслед за родом Аль Халифа отодвинулся из Кувейта[125 - Khaz’al, op. cit., vol. II, p. 47; Warden, op. cit., p. 158–159.].

В сторону быстро крепнувшего Кувейта все чаще и чаще бросали настороженные взгляды турки-османы и персы. Завистливо поглядывали на богатеющий удел племени бану ‘утуб ваххабиты, тогдашние «господа Аравии», и племена кавасим, создавшие мощную морскую империю в Юго-Восточной Аравии с центром в Ра’с-эль-Хайме. Вынашивали планы насчет того, как прибрать к рукам новоявленного конкурента в морской торговле и арабы Персидского побережья Залива. Все это, отмечают историки, приучило бану ‘утуб «внимательно присматривать за горизонтом», дабы «не проглядеть надвигавшейся на них угрозы со стороны моря или пустыни». То неспокойное время, повествуют они, хорошо обучило правителей Кувейта искусству политико-дипломатического лавирования, умению «вовремя ставить паруса» на тот или иной бравший верх в Заливе «центр силы», мастерству использования в своих интересах англо-турецко-персидских противоречий и разногласий[126 - Michael C. Casey, op. cit., p. 34.].

Главными «центрами силы» зоны Персидского залива в период обустройства племени бану ‘утуб в заложенном им уделе в Эль-Куте выступали Персия и Османская империя, а также Англия и Дания.

Планы Персии тогда сводились к тому, чтобы поставить под свой контроль морские торговые пути в Персидском заливе, захватить Басру, овладеть Бахрейном и заставить повиноваться себе все ключевые города-княжества Арабского побережья Залива. Надир-шах Афшар, правивший Персией в 1736–1747 гг. и сделавший ее ведущей военной державой Азии, страстно мечтал о создании флота, «достойного величия Персии», флота, который обеспечил бы ей доминирование в Южном и Северном морях (в Персидском заливе и Каспийском море)[127 - Curzon, G. N., Persia and the Persian Question, London, 1892, Two vols., Vol. II, p. 390.]. В состав основанного им царства входили (в качестве провинций или вассальных территорий) Армения и Азербайджан, Грузия и часть Дагестана, Афганистан и Белуджистан, Хивинское и Бухарское ханства. Утвердив свою власть на караванных торговых путях, пролегавших оттуда в Индию, он возжелал властвовать и в омывающих эти земли водах – в Персидском заливе, Каспийском и Аравийском морях.

В качестве базы для своего будущего флота шах избрал Абу Шахр (1734), переименовав его в Бендер-Надириййю.

В 1735 г. напал на Басру. Попытался взять ее броском с моря. Но затея эта успехом не увенчалась. Небольшой его военный флот, состоявший всего лишь из 6-7 кораблей, натолкнулся на шквал огня крепостных орудий Басры и палубной артиллерии двух выступивших на стороне турок судов Английской Ост-Индской компании. Понеся потери, затеянную им военно-морскую операцию шах тотчас же свернул.

Следует отметить, что собственными профессиональными военно-морскими кадрами персы не располагали. Для того чтобы укомплектовать даже такой небольшой флот хорошо обученными матросами, а тем более капитанами, вынуждены были обращаться за помощью к арабам, проживавшим на Персидском побережье залива, а также к индусам, и даже к недавним недругам-португальцам[128 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, History of Eastern Arabia, op. cit., p. 33; Parsons, Abraham, Travels in Asia and Africa, London, 1808, p. 189; Malcolm, John, Te History of Persia from the most Early Period to the Present Time, Two vols., London, 1815, vol. II, p. 141.]. Достаточно сказать, что «адмиралом всего побережья», то есть командующим персидским флотом, шах назначил некого Мирзу, который никогда прежде, как говорят, корабль даже в глаза не видел[129 - Curzon, G. N., op. cit., p. 392.].

Должной морской силы персы не имели, и потому доминировать на море, в бассейне Персидского залива, как того страстно желали, не могли. Главной же причиной отсутствия у них деятельного военно-морского флота являлось «неодолимое, – по выражению кувейтского историка Абу Хакимы, – отвращение персов к морю». Вместе с тем добиться морского превосходства в Персидском заливе Надир-шах хотел непременно, во что бы то ни стало.

С присущей ему целеустремленностью стал строить новые корабли на стапелях Бендер-Надириййи (Абу Шахра). Разместил соответствующие заказы на судоверфях ‘Умана (Омана). В 1736 г. захватил Бахрейн. Подмяв под себя этот остров, шах Персии завладел не только одним из ключевых пунктов морской торговой цепочки между Индией и Месопотамией, но и солидным источником доходов (ежегодный суммарный объем продаж жемчуга на Бахрейне оценивался в те годы в 500 тысяч индийских рупий)[130 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, History of Eastern Arabia, op. cit., p. 34.].

В 1737–1738 гг. Надир-шах совершил военный поход в Северную Индию, и в 1739 г. захватил Дели, столицу Великих Моголов. В течение всего этого времени не переставал сооружать суда на заложенной им судоверфи в Абу Шахре (новое имя, Надириййа, данное им городу в свою честь, приживалось тяжело). Дерево для корабелов доставляли по суше, из провинции Мазендеран. Стремясь не допустить ухудшения отношений с шахом и, как следствие, – утери прибыльного для себя богатого рынка Персии, Английская и Датская Ост-Индские компании положительно отреагировали на обращение шаха о предоставлении помощи в укомплектовании его флота судами. Обещали поставить их – на компенсационной основе – как можно скоро.

Кампанию, затеянную шахом по созданию военного флота, сполна ощутили на себе и арабы на обоих побережьях Персидского залива. Тем из них, кто проживал на «персидском берегу», велено было выделить на нужды флота – в обязательном порядке и на безвозмездной основе – по нескольку судов. Арабам же Аравийского побережья, в том числе артели мореходов Кувейта, славившейся искусными лоцманами и капитанами, передали приглашение шаха поступить к нему на службу. Дабы «не озлоблять могучего соседа, показавшего уже силу меча своего», гласят сказания аравийцев, морские сообщества в уделах арабов Восточной Аравии сочли целесообразным направить к нему своих квалифицированных лоцманов. Некоторых из них, сообщают хроники тех лет, он тут же отослал на Каспий, где также помышлял сформировать военную флотилию.

Как бы то ни было, но завершить задуманное им строительство «морского величия Персии» Надир-шах Афшар не успел. Ушел из жизни 19 июня 1747 г., от удара мечом, который нанес ему капитан его личной охраны. Будучи смертельно раненым, в завязавшейся схватке он все-таки поквитался и с самим капитаном, и с двумя другими гвардейцами-заговорщиками[131 - Al-Tani, Mohamed A. J., Jassim the Lider: Founder of Qatar, London, 2012.].

Когда власть в Персии после многих лет упадка оказалась в руках Керим-хана Зенда Мохаммеда (правил 1763–1779), человека деятельного и воинственного, Басра на какое-то время (1775–1779) отошла, наконец, к так страстно мечтавшим о ней персам. Керим-хана, к слову, называют одним из лучших правителей в истории Персии. Именно он благоустроил Шираз. Возвел мавзолей над гробницей великих персидских поэтов Саади (1203–1292) и Хафиза (1325/6–1389/90). Сам после смерти (1779) был похоронен в Ширазе. В 1791 г. этот блистательный древний город пал к ногам Ага Мохаммеда Шаха Каджара. И он распорядился достать прах Керим-хана из его гробницы и поместить под порогом своего дворца в Тегеране, дабы, ступая на него, вспоминать поверженного им противника, сильного и властного.

После смерти Керим-хана влияние Персии в бассейне Персидского залива пошатнулось, а вскоре и вовсе сошло на нет. Значение же самого Персидского залива как водного торгового пути, напротив, возросло. Причиной тому – закрытие турками Суэца для христиан. Это решение Стамбула активизировало судоходства по Персидскому заливу, что способствовало превращению его портов в оживленные перевалочные терминалы и места складирования товаров при их транспортировке из Индии в Средиземноморье и в Европу.

Что же касается роли и места Османской империи в бассейне Персидского залива, то реальная власть турок дальше Басры не распространялась. Со времени оккупации Южной Месопотамии (1530–1540-4 гг.) турки-османы находились в состоянии не прекращавшихся войн с персами. Отсюда и их заинтересованность в поддержании ровных отношений с арабскими племенами, проживавшими в окрестностях Басры и в сопредельных с ней землях, в том числе на территории нынешнего Кувейта.

Складывались эти отношения непросто. Племена мунтафиков и ал-зафир, к примеру, пришедшие в Месопотамию из Неджда и поселившиеся вокруг Басры, в целом, можно сказать, были лояльны туркам. Племя бану ка’б, проживавшее на востоке и юго-востоке от Басры, часто меняло свои политические ориентиры, становясь то на сторону персов, то турок. Племя бану ‘утуб, во главе с Сабахами, придерживалось сбалансированных отношений и с турками, и с персами.

Датская и Английская Ост-Индские компании, занимавшиеся коммерческой деятельностью в бассейне Персидского залива, следовали линии на выстраивание добрых отношений и с турками, и с арабами Персидского побережья Залива, Южной Месопотамии и Северо-Восточной Аравии. Дело в том, что состояние этих отношений напрямую сказывалось на интенсивности и масштабах их торговли, а значит – и на доходах[132 - Longrigg, S. H., Four Centuries of Modern Iraq, Oxford, 1925, p. 108; Wilson, A. T., Te Persian Gulf, Oxford, 1954, p. 163.].

Процветание Басры, а с ней и ритм деловой жизни и коммерции в соседних арабских уделах, как справедливо отмечает в своих исследованиях, посвященных истории Кувейта и Восточной Аравии, Абу Хакима, во многом зависело от мудрости турецких властей. И в первую очередь от степени их опеки как над коммунами местных и иноземных торговцев, так и над европейскими торговыми факториями.

В донесении совету директоров Английской Ост-Индской компании от 10 апреля 1726 г., рассказывает Абу Хакима, ее агент в Басре, господин М. Френч, докладывал, что много неприятностей торговцам Басры доставляли набеги кочевых племен на караваны, шедшие с товарами в Месопотамию из Центральной и Восточной Аравии. Большинство из сухопутных путей пролегало через местечко Джахра, что на территории нынешнего Кувейта, в землях «пустынных арабов», по выражению турок. Там располагались колодцы с пресной водой, единственные на всем отрезке пути из Кувейта в Басру. Контролировало их, как следует из донесения М. Френча, «быстро набиравшее силу» в том крае племя бану ‘утуб. Водопои караванов у тех колодцев, свидетельствует М. Френч, приносили племени неплохие доходы. В поддержании добрососедских отношений, обоюдовыгодных, заметим, говорит он, были заинтересованы и арабы племени бану ‘утуб, и турки. Первые из них обеспечивали караваны водой и их безопасное прохождение через земли Грейна (нынешнего Кувейта) в Багдад и Басру, заключая договоренности на этот счет с кочевыми племенами. Турки же, со своей стороны, видя, что «ни морским, ни пустынным разбоем» племя бану ‘утуб, проживая на периферии их империи, не занималось, никаких репрессивных мер в отношении него не предпринимали. Все это создавало должную атмосферу и условия для роста и развития удела племени бану ‘утуб[133 - Ahmad Mustafa Abu Hakima, History of Eastern Arabia, op. cit., p. 37–38.].

Вместе с тем, по мере упрочения положения Кувейта в системе торговли края и наращивания им связей с европейцами, турки все чаще и чаще стали с настороженностью поглядывать в сторону удела Сабахов. В отношениях их начали появляться разногласия, и, как следствие, – возникать кризисные ситуации. В 1787 г., например, в рассматриваемый нами период правления шейха ‘Абд Аллаха I, серьезные размолвки обозначились у эмира Кувейта с Сулейманом-пашой, бывшим главой Басры, переведенным на повышение в Багдад. Причиной тому – укрытие в Кувейте нового начальника Басры, Мустафы-аги, его брата Мааруфа-аги и примкнувшего к ним вождя племени мунтафиков шейха Сувайни, которые, объединившись, выступили против Сулеймана-паши. Дело было так. До 1776 г., то есть до захвата Басры персами, управлял ею Сулейман-паша, назначенный впоследствии (1780) генерал-губернатором Багдада. Заняв эту высокую должность, он захотел сохранить за собой и «прямой надзор» за делами в «богатой и хлебной Басре». Новый ее хозяин, естественно, воспротивился этому. На его сторону встал шейх Сувайни, вождь мунтафиков, одного из крупнейших племенных союзов Южной Месопотамии. Обстановка в крае обострилась донельзя. Торговля в Басре приостановилась. Залихорадило соседние с Басрой племена и уделы. В 1787 г., шейх Сувайни решил положить всему этому конец, и «навести тишину и порядок» в крае. С согласия турецкого гарнизона, расквартированного в Басре, и ее «мятежного» начальника, Мустафы-аги, как отзывался о нем в своих депешах Сулейман-паша, объявил себя временным руководителем. Сразу же после этого направил в Константинополь, ко двору султана, главного муфтия Басры, дабы убедил он центральные турецкие власти в том, чтобы они утвердили его, шейха Сувайни, горячо радеющего за дела города, каиммакамом (вице-губернатором) Басры и ее окрестностей[134 - Ahmad Mustafa Abu Hakima. Te Modern History of Kuwait, op. cit., p. 35.].

В ответ на это Сулейман-паша предпринял в отношении Басры карательную экспедицию. Мятежники, опрокинутые его войсками, бежали в Кувейт, где и укрылись, попросив защиту у шейха ‘Абд Аллаха ибн Сабаха. Сулейман-паша потребовал незамедлительно выдворить их из Кувейта, но получил отказ. Разгневавшись, замыслил военную кампанию и в отношении самого «строптивого Кувейта», «давшего приют мятежникам». В задуманном им походе пригласил принять участие резидента Английской Ост-Индской компании в Южной Месопотамии, но тот отказался. Более того, предупредил шейха Кувейта (письмом от 17 апреля 1789 г.) о планах паши Багдада «идти с войском на Кувейт», если беженцы-повстанцы не будут возвращены.