Смерть у стеклянной струи

– Душка Владимир! – Леночка подошла вплотную, дернула за штанину и протянула ручку: – Показывай, что принес!

Морской смутился. Вспомнил, что ни разу не гулял с внучкой и что давным-давно, когда Ларочка так же доверчиво вкладывала свою маленькую пухлую ладонь в его руку, он был по-настоящему счастлив. Может, и правильно, что Леночка останется в Харькове. Она уже в том возрасте, когда ей многое можно показать, поводить по городу, добыть билеты в театр кукол…

– Ну? – требовательно склонила бантик набок внучка.

Тут в комнату вошла с подносом Вера.

– Вы пейте чай, Морской принес конфеты и баранки, – с широкой улыбкой соврала она. – А мы пока поговорим на кухне. Я там как раз зачистила пространство.

Морской осторожно двинулся на выход.

– А Райкин – такой пупочка! – подмигнула Дора напоследок. Пару лет назад Морской достал им с Верой проходки на выступление гастролирующих артистов, и Дора – то ли из вежливости, то ли и впрямь проникшись – всегда с тех пор при встрече это вспоминала.

– Фуух, – закрывая дверь в комнату, Морской демонстративно промокнул платком лоб. – Спасибо за баранки! Я так спешил, что ничего не взял с собой! С вами не соскучишься! Я – душка, Райкин – пупочка.

– Не жалуемся, – усмехнулась Вера. – Рассказывай, что ты хотел…

– Да, собственно, про Ларочкин отъезд… Она переживает из-за Лены. Пойми, ты не можешь отобрать ребенка у родителей…

– Напомню: я могу все, что угодно, – насмешливо ответила мать Лары. – Кроме того, я что, похожа на ненормальную?

– Ну-у, в некотором смысле…

– Ах да! – Вера уже откровенно смеялась. – Я ведь скомпрометирована навек. Нормальный человек за тебя замуж никогда бы не пошел, я теперь точно знаю. Связь с тобой – как клеймо на бутылках или кирпичах: когда бы ни ставилось, все равно свидетельствует об определенном качестве. В данном случае о странностях…

– Ты это к чему? – не понял Морской.

– Да так, – Вера быстро отвернулась и сделала вид, что увлеченно возится с кухонной утварью. Морской решил не расспрашивать. – Как, кстати, Галя? – нарушила молчание Вера. – Еще не сбежала? Не кусает локти, что выходила за знаменитость, а осталась у разбитого корыта?

Морской хотел съязвить, мол, шутка не по адресу, и даже кивнул уже на настоящее мокрое корыто со стиральной доской и наполовину стертым куском хозяйственного мыла (в отличие от жилища Морских, в квартире Веры не имелось ванны, а дом не был подключен к газоснабжению), но решил не уподобляться, ограничившись вежливым: – Спасибо, у нас все хорошо.

– Если серьезно, – Вера смирилась с тем, что поругаться не удастся, – можешь с чистой совестью отчитаться Ларисе, что беседа со мной проведена. На самом деле я, конечно, отпущу Леночку, если ее безалаберные родители нормально обустроятся на новом месте.

– Когда обустроятся, – с нажимом на первое слово поправил Морской, потому что никакое «если» Ларису не устроило бы.

– Посмотрим! – отмахнулась Вера и снова переключилась на примус.

В принципе, все прояснилось, и говорить дальше было не о чем. Морской хотел уже спросить о ком-нибудь из общих знакомых, чтобы просто праздно поболтать, как вдруг в дверь позвонили.

– Кого еще нелегкая? – забормотала Вера и пошла открывать. – Какие люди! – раздалось через миг из коридора. – Морской, подозреваю, что к тебе.

В кухню стремительно влетел Горленко. И нагло сделал вид, что удивлен:

– Вы тут? Надо же! А у меня в деле как раз новые обстоятельства.

Морской разозлился:

– Проходу от вас нет! Ваше ведомство хоть бы не демонстрировало слежку так явно… Вам вроде как положено все делать тайно…

– Я пришел к Вере, – нахмурился Коля. – Только что узнал о ее ужине с Ириной и товарищем Грохом. Хочу еще раз, уже лично, уточнить все обстоятельства. На кой черт чехословацкому конструктору понадобилось срочно выпить с Яковом, и без того было непонятно, а сейчас, когда товарищ Грох убит, у нас, естественно, возникли дополнительные вопросы…

– Но я уже давно все рассказала, – встрепенулась Вера. – Да и ваши там запись вели… Что нового я могу открыть? Постойте! – Она с ужасом схватилась за сердце. – Ярослав Грох убит? Бедняга…

– Так, значит, вот кому Яков обязан передышкой от лагеря! – догадался Морской и с возмущением повернулся к Вере: – Ты виделась с Ириной и ничего мне не сказала? Я даже не знал, что она в городе! Лариса описала вашу встречу с Яковом очень расплывчато. Она, что ли, тоже была в курсе?

– Нет, не была. Подробностей я ей не говорила, – отвела глаза Вера. – О Якове сказала по секрету, и то, как вижу, зря… Я, между прочим, подписку давала о неразглашении. – Тут она осознала полную картину и накинулась с упреками: – Ты знал, что у Ирины умер муж, и не удосужился со мною поделиться?

– Да он только что умер! – начал оправдываться Морской. – Когда бы я успел?

– А по какому поводу, – вмешался Николай, – вы двое вообще сейчас решили встретиться? Насколько мне известно из отчетов, вы в последний год не очень-то контактировали…

– Ах из отчетов! – хором повторили Морской и Вера.

Все трое обиженно замолчали, и кухня наполнилась напряженными, полными неприятных подозрений взглядами.

Глава 3. Не в дружбу, а в службу

Утром к себе в отделение Николай Горленко ехал в препаршивом настроении: мало того, что в поломанном трамвае, так еще и с полной кашей в голове. К трамваю претензий быть не могло. Он гортанно рычал, дрожал и иногда жалобно вскрипывал, но ехал. Табличку «В ДЕПО» ответственная вагоновожатая выставила еще в районе родной Колиной Плехановской улицы, а с маршрута состав не увела, видно, из жалости: надо же людям ехать. На каждой остановке она зычно предупреждала: – Трамвай неисправен! В любой момент встанем! За проезд компостируем, не жульничаем! – но пассажиров набивалось все больше. Колю 5-я марка довозила до самой работы, потому, конечно, ему очень хотелось, чтобы героический трамвай продолжал движение. Забыв о серьезности, положенной «лицу при исполнении», он вместе со всеми вслух подбадривал двигатель, когда тот издавал что-то похожее на предсмертные хрипы, а в перерывах между нервными «Только не сейчас! Давай!» тихо чертыхался себе под нос, косясь на часы.

Все это отвлекало от раздумий, что, в общем, даже было хорошо. Решение отстраниться от дела об убийстве Гроха уже было принято, а лишние обдумывания могли только прибавить угрызений совести, от которых Коля и так отбивался всю ночь. Не надо ему браться за это расследование, и точка. Следователь должен быть объективен, а этого Горленко гарантировать не мог, ведь речь шла об убийстве мужа Ирины, бывшей жены Морского и в прошлом доброй приятельницы Колиной семьи.

Вообще-то всё вчера вечером прошло гладко. Морской и Вера четко повторили данные ранее показания: он просто мимо проходил, она же про убийство ничего не знала, а встречалась с семьей Гроха несколькими днями ранее по запросу органов и понятия не имела, почему чехословацкому специалисту вдруг взбрендило поужинать в компании старого знакомого и его жены. Яков действительно несколько раз виделся с Грохом и тепло общался с ним во время войны, так что подозрений рассказы Веры не вызвали. Даже Морской вчера к концу беседы перестал крыситься и отвечал, с какой стороны ни подступись, разумно и вежливо. Ему, похоже, искренне хотелось помочь Ирине найти убийцу мужа. И даже причину своей встречи Морской и Вера объяснили правдоподобно. Известие о переезде дочери Морского в Воркуту Коля воспринял спокойно, а вот Света (даром что Колина жена и мать двоих детей), когда муж ночью рассказал новости, расплакалась, как глупая девчонка. Поди пойми почему. Коля тоже помнил Ларочку малышкой, ценил их со Светой дружбу, но ничего ужасного в отъезде не видел. Наоборот, романтика – северное сияние, полярники, белые ночи… Когда Лариса приедет в отпуск, будет о чем расспросить…

И в гостинице, кстати, все вчера тоже было нормально. Туда Горленко ездил, чтобы лично поговорить с Ириной и еще с одной участницей событий – коллегой ее мужа гражданкой Кларой Бржихачек, фамилию которой Коля никак не мог выговорить правильно. Иностранка не обижалась, сообщая через переводчика, что извинения излишни, но Коле все равно было неловко. Убитые горем, но, к счастью, не убитые преступником, женщины держались довольно стойко: согласились на разговор, не сердились, что Коля лезет с теми же вопросами, что уже были заданы его коллегами… О результатах медицинской экспертизы они ничего еще не знали, но обе снова повторили, что ощутили острое головокружение и потеряли сознание после кофе и выпечки в булочной, а до этого ничего не пили и не ели, кроме газировки, купленной в будочке возле ротонды в саду Шевченко. Все это Коля уже знал, все это уже было в разработке вместе со списком других мест, куда перед убийством заглянули сбежавшие от охраны иностранцы, но уточнить, поговорив с глазу на глаз (вернее с глазу на глаза – ведь собеседниц было две) все равно хотелось. Ирина, хоть и смотрела сквозь пелену слез и постоянно вспоминала, что это она подбила всех гулять, а значит она и убила мужа, все же нашла силы переключиться и на Колины дела. Сказала, что частенько думала про их семью, просила передать Свете самые теплые приветы и… подарок – небольшую коробочку с изображением женских ног, оказавшуюся в итоге упаковкой с чулками.

– Сам ты «чулки»! – позже воскликнула раскрасневшаяся Света, когда Коля после рассказов о случившемся таки вспомнил про подарок Ирины. За поздним ужином они всегда делились новостями. – Это – чулковые рейтузы! Их еще «калготки»[8 - Как новая незнакомая вещь, вплоть до 1960-х годов колготы назывались у нас «калготы» – это была точная транслитерация чешского kalhoty (штаны).] называют. У нас их не бывает, я лишь читала, что такое чудо где-то кто-то изобрел! Какой изысканный капрон! Прямо как дорогущие чулочки! Только представь – чулки сразу со штанишками! Вот прогресс дошел! Огромное Ирине человеческое и женское спасибо! Найди убийцу ее мужа обязательно! – Тут Света покраснела еще больше. – Неприменительно к рейтузам, разумеется. Подарки – это хорошо, но мы и без них нашли бы негодяя!

Тут Коля и признался, что хочет отказаться от расследования.

– Понимаешь, – осторожно начал он, – если в этом деле все так, как кажется, то преступник – мелкий воришка, которому просто не повезло и пришлось стать убийцей. Такого найдут или не найдут с равным успехом – что со мной, что без меня. С той разницей, что если буду работать я, то – ты же меня знаешь – копать буду так, будто дело позаковыристей. И придется цепляться со всякими вопросами что к Морскому, что к Ирине, что к Вере. Скорее всего это ни к чему не приведет, но я обязан… Морской и так меня ненавидит, а тут…

– Но… разве есть повод цепляться? – удивилась Света.

– Ты будто бы не знаешь! – ухмыльнулся Коля. – Само собой, там, где Ирина и Морской, всегда есть риск наткнуться на какую-нибудь тайну. В расследовании это не поможет, но придется выводить на чистую воду… – Тут Коля понял, что повторяется, и переключился на примеры: – Мне, допустим, не нравится, что маршрут, которым гуляли пострадавшие в день убийства, на самом деле был продиктован Верой. Посуди сама: весь ужин Ирина мило щебечет с Верой об общих знакомых, как бы случайно выясняет, что Морской женился, но не расстраивается, не удивляется и ни о чем не расспрашивает, а просто переводит разговор на то, куда, мол, нынче ходят в Харькове приличные творческие люди… Да, собственно, и неприличные ее тоже интересуют. Вопросы сводятся к «Что нового? Куда сходить? И что посмотреть советовал бы нам, ну, например, Морской?»

– Откуда тебе знать, расстраивается или нет? – удивилась Света.

– Ладно, по крайней мере вслух эмоций не проявляла, – поправился Коля. – Я трижды запись разговора прокрутил. – Он продолжил, одновременно с рассказом сам для себя вслух формулируя нестыковки. – Смотри, Ирина выслушивает ответ Веры, а потом ведет мужа ровно по описанным местам. Причем в последней точке загадочным образом оказывается Морской, и Гроха убивают.

– Сначала убивают, – Света снова не удержалась, – а потом уже появляется Морской. Ты так рассказывал… И, между прочим, ничего удивительного тут нет. Я тоже узнала бы у знакомых, куда сходить, и тоже пошла бы… Помнишь, я перед поездкой в Сочи опросила всех знакомых, кто там бывал, и лишь потом составила маршруты для прогулок.

Конечно, Коля помнил. Прошлым летом он первый раз в жизни не стал спокойно наблюдать, как коллеги интригуют из-за самых вкусных профсоюзных путевок, а тоже влез в борьбу, ну и повез семью на море. Смешнее всего было вместе с детьми перелазить через забор, чтобы тайно вырываться в город для самостоятельных вылазок.

– И мы ведь тоже сбегали, – Света вспомнила о том же. – Да, не от надзора, а просто потому, что ты не любишь массовиков-затейников и хотел гулять без них, а администрация санатория считала, что отдыхать надо как положено, гуляя со всеми и по расписанию… Но это тоже был побег и тоже по продуманным заранее маршрутам, которые нам насоветовали друзья.

– То-то и оно, – хмурился Коля. – Придраться не к чему, а я цепляюсь. Сторонний следователь это совпадение маршрутов тут же забудет, а я не могу. У меня тут, – Коля несколько раз стукнул себя по голове, – прямо записано, что в этом деле будет все с подвыподвертом и надо докопаться.

– Не тут, а тут, – Светлана нежно переместила руку мужа ему на грудь, – Признайся, ты скучаешь по временам, когда работал с Морским вместе? Грандиозное было дело в 34-м[9 - Света вспоминает дело, описанное в романе «Труп из Первой столицы», – второй книге этого цикла.], да? И заметь, творилось ведь почти один в один все то же, что сейчас. Тоже иностранцы, окруженные повышенным вниманием, и вдруг – убийство.