Тысяча и одна минута. Том 3

«Что тебе нужно?» спросил Грицко.

Оправился черт, как только мог, подошел к Грицке, посмотрел на него; он такого с роду не видывал: случалось ему видать много удальцов, так почти всякой из них, как только он еще застучит по лестнице, не знает, куда кинуться, а как вступит за порог, так тот и лежит, как мертвый, как хочешь, так с ним и делайся; этот же совсем не на такую стать; сидит себе, потягивает люлечку, грызет орешки, или нет-нет, да попробует из миски патоки. – А что, добрый человек, спросил Грицка черт вежливо, нельзя ли как нибудь попродвинуться, пропустить меня в ту горницу?

«А зачем тебе туда?» сказал тот, не трогаясь с места.

– Да так, есть дельце маленькое!

«И, куда тебе спешить, почтеннейший,» отвечал Грицко, усмехался; «не угодно ли лучше сесть да поесть; садись-ко на чем стоишь, а хвостик-то свесь; вот мы с тобой и потолкуем и познакомимся.»

Видит рогатой бес, что Грицко его не хочет пустить, задумал взять ласкою. – Покорно благодарю, говорит, добрый человек за приглашение; почему не сделать честным людям компании!

Уселся черт на полу, зачал его Грицко подчинять. «Вот не угодно ли, говорит, медку полакомиться?» Даст ему хлебнуть деготьку, а сам лизнет патоки. Или орешков погрызть? Положит себе в рот грецкий орех, а ему сунет пульку чугунную. Морщится черт от меду казацкого; гложет орехи, инда зубы трещат, а не достанет ни одного ядрушка. Прискучило ему Грицкино подчиванье, стал он его задабривать словами ласковыми, зачал его расспрашивать.

– А что, добрый молодец, вы, я думаю, родом королевич или царевичь какой?

«Ма-буть, що так!» отвечали. Грицко.

– Из какого нибудь королевства славного? Это заметно по-вашему виду молодецкому.

«Як же-ж; я родом в Высокобритании.»

Черт хорошо знали, всю землю кругом, а про такое царство не слыхивал.

– Известна мне, говорить, Великая Британия, а про Высокобританию я что-то и не ведаю.

«Как незнать! это там, где высоко подбривают чубчики.»

– А, вот что! А далеко ли они отсюдова?

«Да пойдешь, близко думаешь, а придешь, скажешь дорога дальняя.»

– Так-с. В которую же это сторону?

«Коли вправо пойдешь, придешь с правой стороны, а пойдешь в левую сторону, слева и туда придешь.»

– Точно-с. А велико ли ваше царство?

«Так велико, что естьли на одном конце стог сена сожечь, на другом не увидишь и полымя.»

– Видите что-с! А много там жителей?

«Старых вполтора меньше чем молодых, а мущин и женщин поровну.»

– Да-с. Ну, а ваш город у моря что-ль? Велико ли оно и как называется?

«Называется оно море синее, широкое; а так велико, что человеку ни за что без лодки не переплыть.»

– Есть у вас тоже-с и реки большие?

«Реки, как бы сказать, такие, что если тысяча волов будут целую неделю пить из них, то и до половины не убавятся.»

– И воды есть целительные-с?

«С нашей воды еще никто не умирал, а иной с похмелья только ею и отпивается.»

– Так-с. И заводы имеются у вас различные?

«Да, есть такие, что хоть бы тебя, примером сказать, в лес или степь завести, будешь неделю плутать, на дорогу не нападешь, если кто не выведет.»

Черт мудрен! Он весь этот разговор себе записывал, а после и издал на французском языке описание Малороссии. Оно было введено во Франции во многих учебных заведениях, а после и на Российский язык переведено, да хорошо, что осталось оригиналом у переводчика.

Потолковавши этак, черт зачал опять проситься у Грицка к Панне прекрасной пройти. Грицко думает: погоди, подожди еще с Московский час. Сам начинает его опять заговаривать; но черту не терпится, юлит он перед Троцком, просит пустить его, знает разбойник, что скоро петухи заноют.

«Послушай,» говорит ему наконец Грицко, «мне тебя отсюда нельзя пропустить, потому что я дал слово целую ночь эту дверь стеречь; но так, как ты мне по нраву пришел: малой ты эдакой умной, вежливой, то я покажу тебе другую дорогу; там себе пожалуй пройди: мне не будет укора и тебе хорошо. Подниму я в этом полу доску для тебя, а ты из подпола и в другую горницу пройдешь; вашему брату не привыкать стать по подполью лазить.»

Черт радехонек. Сделай одолжение, Государь милостивой; всотеро тебя сам одолжу.

Поднял тот половицу; припал черт, просунул голову: хорош ли ход посмотреть, наступил Грицко на доску, ущемил чорту голову и ну его батогом лупить, приговаривать: «от тоби раз за мини, от за панну раз, от се тоби, от за тетку твою ведму лупоглазую, от ще, а от ще!..»

Кряхтел прежде чорт, оттерпливался, но и ему не в моготу пришло. Зачал он Грицка упрашивать:

– Добрый человек! Что я тебе сделал? За что ты напал на меня?

«Не будешь ли к Панне ходить, не будешь ли людей пугать!» приговаривал Грицко, а сам так трудится батогом, инда лоб вспотел.

– Не буду, не буду. Вот тебе сам наш Сатана порукою не буду!

«Врешь, разбойник, твоя тетка ведьма лупоглазая обманула меня, а тебя я до тех пор не выпущу, пока не поклянешься ходить в дом сюда!» И зачал сильнее стегать.

– Чтобы мне ни одного мужа с женой не смутить, чтобы мне ни на минуту из кипучей смолы не вылезать, если я хоть подумаю заглянуть сюда.

Пропел первый петух. Завопил черт не своим голосом: Ай, что ты со мной делаешь! Выпусти меня, что хочешь бери, только выпусти. Ай, беда моя, петух пропел: выпусти добрый человек, ай выпусти!

«Так не станешь больше к Панне ходить?»

– Ей, не стану вовеки вечные, только выпусти.

«Смотри же еще, чтобы здесь ни одного жениха Панны прекрасной не было; всех их отсюда выгони. Слышишь?»

– Слышу, слышу, только выпусти, не будет ни одного. Ай, выпусти поскорей!

Приподнял Грицко половицу, стегнул его еще раз на дорогу; юркнул чорт под пол и провалился сквозь землю. То-то ему чай достанется, что опоздал на сходбище!

А Грицко наш после работки растянулся на лавке, да и заснул богатырским сном.

Похождение двенадцатое

Подул ветерок утренний, запели птички малиновки; встал пан Медовичь и велел позвать к себе свою дочь Панну прекрасную. Явилася она к своему родителю. Что такая за красавица! В полдень она, что ясная луна, вечером она, что красное солнышко, утром что заря розовая.