Всё во имя света

– Но ведь кого-то же ты возжелал во сне, верно? – со змеиной усмешкой на губах отметила демоница, и Тристана пробрало жаром желания и стыда и одновременно – холодком страха, что она всё видела. – Значит, я на верном пути! Брюнетки, похоже, не в твоем вкусе, да и блондинки тебе не очень нравятся…

Она скроила мимолётную грустную гримаску, а Тристан едва сдержал вздох облегчения – не видела!

– Рыжие тоже явно не по тебе, учитывая как ты меня приласкал там, у мельницы, – продолжала рассуждать вошедшая во вкус суккуба, обмахиваясь углом спальника. Морок южанки медленно растворялся, как туман над рекой, открывая взгляду белую кожу и светлое золото волос. – Ты вообще умеешь делать женщинам приятно, минейр святоша?.. Или ты из тех, кто любит, чтобы женщина кричала не от удовольствия?

– Я не буду говорить с тобой об этом. Я вообще не буду с тобой говорить, – процедил Тристан.

Да что ж за напасть? Она, кажется, и не старается особо, а он не может ни усмирить свою плоть, ни даже отвести взгляда от демоницы – от изгибов тела под кружевным покрывалом локонов, от подвижных алых губ, от гибкого хвоста, скользящего стреловидным кончиком вдоль стройного бедра…

– Даже так? – капризно надула губы нечисть. – Мог бы хоть спасибо сказать, между прочим!

– За что? – опешил Тристан.

– А ты думаешь, твоя сломанная спина там, на пустыре, срослась от твоей чрезмерной святости? – Вскинув бровь, Литэ наградила его насмешливым взглядом. – Или ожоги? Учти, я их для себя убирала – не люблю эти рубцы на коже. Так что другим девицам теперь точно ничего не светит!

Тристан замер, забыв как дышать. Она его вылечила? В голове всплывали обрывки даже не воспоминаний – просто состояний, где были только боль и чернота, а потом… свет?

– Зачем? – выдавил он.

– Я же сказала тогда – соблазню тебя, золотой баронский пояс получу, – усмехнулась демоница, перевернулась на живот и, по-кошачьи прогнувшись, совершенно недвусмысленно погладила себя внизу, глядя на Тристана томным, подернутым поволокой желания взглядом. – Иди ко мне, милый. Все равно ведь по-моему будет, так зачем мучить себя?..

Тристан сжал кулаки и отступил на шаг. То, что она делала, выглядело так нарочито и пошло, что уничтожило не только робкие намеки на благодарность, но даже и владевшее им до этого желание.

– Вон из моей пос… моего спальника! – рявкнул он, недвусмысленно складывая пальцы в символ бекдам – «молния», и ощутил лёгкое удовлетворение от недоумения, возникшего на лице нечисти.

Впрочем, в следующий момент она насмешливо припечатала:

– Зануда!

И исчезла. Вместе с его спальником.

***

Тристан сделал глубокий вдох, точно собирался нырять с головой в омут, а затем шагнул через порог исповедальни и преклонил колено перед наставником. Прохлада Светлой обители, обычно успокаивающая паладина, сейчас казалась ему едва ли не ледяными оковами Вечнозимья – кои наверняка теперь ему суждены за срамные мысли, посещавшие его едва ли не до самого порога храма. Даже святые на фресках будто бы утратили возвышенную отрешенность и смотрели на него с неодобрением.

Тристан опустил голову, и его коснулось невесомое тепло благословения. Наставник Арман даже поднялся с резного белого кресла, дабы осенить своего любимого ученика священным кругом. Тристан стиснул зубы. Ох, если бы учитель только знал!..

– Говори, дитя моё, – произнес наставник отечески мягким голосом. – Не нужно никакой магии, чтобы понять: тебя что-то мучит и тревожит. А между тем, судя по присланным из Бройвинга бумагам, с тамошней нечистью покончено раз и навсегда.

Тристан проглотил вставший в горле комок. Ох, что-то скажет теперь минейр наставник, когда узнает, с чем ему – всему Светлому Ордену! – предстоит иметь дело?

– Я… я прошу, простите мне мои прегрешения, светлый Арман, – пробормотал паладин, всё ещё не поднимая головы.

– В чём ты согрешил, дитя? – охотно отозвался наставник.

Помолчав мгновение и собравшись с мыслями, Тристан собрал волю в кулак и проговорил:

– Два светлых брата пали жертвой нечисти. А я… – он замер, чувствуя, как сжимается горло, на пару мгновений прикрыл глаза, но стало только хуже: роящиеся в голове образы и звучащие в голове обрывки фраз стали только ярче. Не поднимая на учителя глаз, де Вэр выговорил каким-то чужим, будто со стороны звучащим голосом: – … а я не дал себе труда разыскать их тела и предать их земле, как полагается.

Воцарилось молчание, в котором Тристану померещилось, что учитель Арман, как когда-то в детстве, видит насквозь все его мысли и всю вопиющую лживость и недоговорённость его ответа… Но пару ударов сердца спустя наставник понимающе вздохнул, и на плечо паладина легла сухая, но всё ещё сильная ладонь.

– Вседержитель простит тебя, дитя. Твой грех вполне искуплён добрым деянием, совершенным в Бройвинге. К тому же то, через что тебе довелось пройти, едва ли оставило тебе выбор.

Тристан вскинул голову. Наставник смотрел на него ясными голубыми глазами, и его лицо, простое и спокойное, выражало истинное сочувствие. Де Вэр непонимающе нахмурился.