Берег скифской мечты. Том 1. В тени затмения

Бегство

Если кто-нибудь попытается насильственно нарушить что-

нибудь из коренящихся в самой природе требований, идя

против естественной возможности, то, если это и остается

скрытым от всех людей, бедствие от этого для него самого

будет ничуть не меньшим и нисколько не большим, чем в том

случае, если это все увидят. Ибо в этом случае вред

причиняется не вследствие мнения людей, но поистине.

Антифонт.

Несколько долгих дней жители Прекрасной Гавани и прилежащих к городу селений разыскивают юного грека, но тщетно. Его никто не видел. Рыбаки, последними наблюдавшие, как эфеб направлялся по песчаной косе на запад, вспомнили некоторые другие подробности. Якобы перед этим ими была замечена лодка Памфилоса с незнакомым гребцом в темном плаще. Эта лодка, быстро двигавшаяся в том же направлении, что и юноша, исчезла, и больше ее никто не видел. Быстрее других в безнадежности поисков Эрасмуса убедился Памфилос. Вечером злосчастного дня, нечаянно задев громоздкую амфору для пшеницы, стоявшую пустой в его комнате, он услышал подозрительный звон – перевернув сосуд, он увидел его содержимое, это были две серебряных царских драхмы Митридата? и золотой статер*, подмигнувший ему улыбкой Афины. На них можно было купить не одну лодку. Спрятав монеты, он немедленно позвал жену и дочь, приказал им быстро собирать вещи. Рабы Памфилоса с раннего утра следующего дня запрягали лошадей, грузили товар на возы, на которые перед самым отправлением в Керкинитиду усадили испуганных женщин. Сам же хитрый грек оставшийся товар поместил в лодки, за весла одной из которых сел сам, править другой поручил своему помощнику.

Благополучно обосновавшись в Керкинитиде, однажды Памфилос узнал, что волнами очередного из зимних штормов к берегам Калос Лимена прибило несколько деревяшек, в которых местные знатоки опознали его давно пропавшую лодку, видимо, разбитую буйными волнами понта Эвксинского. Но он о ней уже и думать забыл, впрочем, как и обо всей этой страшной истории. Чего нельзя было сказать о Лидии, которая тосковала о потерянном дружке. Страшное подозрение, которое временами зрело в душе молодой гречанки, и которого она сама так боялась, по-видимому, никогда не тревожило Памфилоса. Он, конечно, не мог не беспокоиться, что их внезапный отъезд из Калос Лимена может его недоброжелателями связываться с исчезновением Эрасмуса и Наркиссоса. Но мудрый грек надеялся на своих старинных друзей, которых у него было достаточно в Прекрасной Гавани, и с которыми он поддерживал деловые отношения. Они, по его мнению, должны были заступиться и дать всем интересующимся убедительные доказательства его непричастности к злосчастному событию.

– Фактически, это так и есть, – бодрился Памфилос в дни раздумий. – Ибо, я ничего толком не знаю обо всей этой странной истории, и точно не имею к ней никакого отношения. Но почему так жжет под грудью, и совсем испортился аппетит!

Деловым грекам, с которыми он имел торговые сношения, он сказал, что это простое, досадное совпадение, когда отъезд их семьи к родственникам Калисто в Керкинитиду соединили со странной пропажей дружка его дочери.

Лидия втайне горевала и один раз, не выдержав, даже решилась обвинить отца в исчезновении Эрасмуса.

– Если бы не приезд твоего знакомого, непонятно какого, синопца, с моим другом ничего бы не случилось, – плакала она. Зачем ты принимал в нашем доме этого чужестранца?

– Моего знакомого! – заорал покрасневший, с пылающими щеками грек. – А ничего, что благодаря моим связям вы живете в достатке и спокойствии? Может вам надоела сытая жизнь? Так я никого не держу в своем доме, и с кем мне иметь торговые дела, я как-нибудь сам разберусь. Калисто! Если ты не можешь позаботиться о воспитании своей дочери, так я сам займусь этим. Предупреждаю, еще одно слово об Эрасмусе, и я выставлю вас за дверь! Так и знайте!

Это была единственная вспышка Лидии; Памфилос, дабы прекратить разговоры и споры на эту тему впредь, задал такую трепку дочери и закатил такой скандал Калисто, что каждая из несчастных женщин окончательно выбросила из своей головы воспоминания даже о самом пребывании ее в Прекрасной Гавани. Достойный муж еще долго произносил речи столь ожесточенного характера и вел их с таким азартом и убеждением, что по силе воздействия они превосходили описанные выше.

Отряд уходит в дорогу

Время ниспровергает все, что оно же и воздвигает.

Гесиод

Война – главный источник богатства, позволявший выделившейся знати, закрепить свое господство, требовала новых походов. Не всегда они были оправданы, и недалекие цели стали все чаще приводить скифов к неоправданным жертвам и поражению.

Перед походом Олгасий прискакал из Бозайрана и зашел попрощаться к Асие; они стояли возле любимого камня и смотрели на закатное небо, гадая, скоро ли встретятся, и что принесет дорога юному воину. Пока они стояли и разговаривали, вечернее солнце приблизилось к линии горизонта.

– Буду добиваться самого лучшего для нас и наших детей, что б они не знали нужды.

– Дети? – удивилась неискушенная девочка. Я думала, что какое-то время мы будем вдвоем. Мой младший брат для меня, как сын, ты же знаешь.

– Пройдет немного времени, ты повзрослеешь, и твой старший брат Санерг даст согласие на нашу свадьбу, а, уж, как будет радоваться Гиндан!

– Асия, хочу, чтоб у нас с тобой был свой дом, только для нас двоих.

– Да, мы бы построили большой дом, с двумя окнами, чтобы было светло, – мечтательно произнесла девчушка. Я бы тебе стряпала, вечером кормила тебя бараниной со свежими лепешками.

– Непременно огромный дом с высокой колоннадой и белыми греческими статуями, такой, как в большом городе у князя.

Девочка пожелала ему удачи, она уверена в его способностях. Они расстаются, а в ее памяти возникают картины тех времен, когда они вместе учились езде на лошади. Потом, когда старшина поселка вместе с опытными старыми воинами обучал мальчиков драться на мечах, она не отставала от юношей и просилась в противники к Олгасию. Да, это были времена, когда с юных лет женщины проходила тренировки с оружием: акинаками* и ножами, наравне с юношами. Ветер войны не дает ей забыть, как это происходило: Асия снимала платье, сменив его на темную объемную рубашку с округлым воротом. Подол этой рубахи, широкими складками доходил почти до колен, сверху нее накидывала короткую красную куртку и отправлялась на учения. Не отставая от Олгасия, она терпеливо выносила длительные специальные занятия в большой группе молодых людей. Молодая скифянка ясно помнила то явное восхищение, какое она вызывала у Олгасия и старшего брата Санерга – ее тонкие и сильные руки, прекрасно владеющие мечом; стройные ноги в узких штанах, так плотно обхватывающие круп лошади, что, казалось, девушка и животное сливаются в едином порыве стремительного движения. Темные волосы, собранные высоким пучком на макушке, открытый взгляд смелых и серьезных глаз на белом лице, притемненного выразительными черными ресницами и в меру широкими бровями, гибкий стан, прекрасно держащийся верхом на лошади – воскрешали образ женщины – воительницы, напоминавший о древних амазонках. Отец Асии был потомственным кузнецом, он одобрял, когда его дочь привлекали к таким мужским занятиям. Дети славного скифского племени! Девочка с детства была близка ко всему, что связано с железом, она могла определить качество металлических предметов не только бытовых, но и оружия – ножей, акинаков, мечей.