Учитель

– Нет! – она захлопнула ладошкой рот и невольно повернулась к зашторенному окну. – Нет, – повторила она шёпотом. – Прекратите меня провоцировать. Сами сказали, что у всех есть право на секреты. У вас свои – у меня свои и закончим с этим. Я бы хотела уже лечь спать, – она порывисто вскочила, хватая на ходу пакет с вещами, в котором, к счастью, обнаружилась новенькая пижама.

– Я вас не отпущу, – проговорил Макинтайер, не изменяя своего положения. Кристина испуганно замерла. – Сначала надо поесть, – Теодор тут же вернул себе невинный облик дружелюбного хозяина гостеприимного дома. Гостья не стала возражать и тяжело плюхнулась обратно на стул, понимая, что сил этим длинным вечером не осталось даже на то, чтобы спорить.

Некоторое время они ужинали в тишине, изредка скрещивая взгляды. Кристина в основном смотрела в свою тарелку и старалась не думать о том, с какой целью человек, сидящий напротив, то и дело пытается выведать её тайны – не похоже на праздное любопытство. Неужели и правда, решил заботу проявить? Спокойный голос учителя вывел из задумчивости:

– Не хотел вас обидеть, Кристина. В своё оправдание скажу – ваш образ окутан тайной и о чём бы мы с вами ни говорили, вам каждый раз удаётся ускользнуть. Скажите, – Макинтайер отложил вилку, снова облокотился на стол и подался к девушке, – среди ваших знакомых есть хоть кто-нибудь, кому известно о вас всё и от кого вы не таитесь?

Кристина прекратила жевать. Она глянула на учителя исподлобья, с усилием проглотила кусок колбасы и ответила:

– Мама. От неё у меня нет секретов.

– Похвально. Обычно девушки в вашем возрасте скорее доверят свои тайны подругам, чем матерям. Хотелось бы мне познакомиться с этой женщиной. Убеждён, она неординарная личность. Как часто она приезжает к вам на выходные?

Кристина подавилась картошкой и тяжело закашлялась. Макинтайер немедленно подхватил с подоконника стеклянный стакан, наполнил его водой и подал, обеспокоенно всматриваясь в раскрасневшееся от спазмов лицо. Когда девушка, наконец, прокашлялась, ей пришлось на некоторое время прикрыть ладонями глаза, чтобы успокоиться. Затем она тихо, почти шёпотом проговорила:

– Мама не приезжает. У неё много дел, – тут девушка не соврала.

Теодор кивнул, но не столько ей, сколько своим мыслям, затем продолжил допрос:

– То есть о вашем увлечении писательством она тоже знает, – Кристина кивнула. – И одобряет, – мужчина вопросительно возвёл бровь.

– Я не пишу чего-то, выходящего из ряда вон. А моя мать, – она на секунду запнулась, подбирая слова, – моя мать познала жизнь во всём её многообразии, чтобы стыдиться того, что я делаю. – Кристина подняла голову и внимательно посмотрела на мужчину. В его облике теперь сквозило неподдельное желание продолжить разговор. Он ждал, что она скажет ещё что-то, но девушка не торопилась. Она с напускным безразличием закинула в рот картофелину и стала жевать, не смущаясь направленного в её сторону пристального взгляда серо-зелёных глаз.

– Вас удивило, что я читаю женские романы. Почему? – спросил Теодор, так и не дождавшись продолжения.

Кристина ответила с набитым ртом:

– Потому, что мужчины далеки от того, что пишут в подобных книгах.

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, вы понимаете.

– Правда, не понимаю. Поясните, прошу, – он скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула.

Кристина снова ощутила предательское волнение где-то в животе:

– Любовные романы пишутся для женщин, – медленно начала она, выверяя каждое слово, – они немного восполняют то упущение, которое преследует большинство из них в реальной жизни. – Она почувствовала, как краснеет и поспешила остановиться.

– Стало ещё более непонятно.

– Боже, – Кристина нервно потёрла пальцами переносицу, – мужчина и женщина очень разные. – Снова начала она откуда-то издалека.

– Не поспоришь.

– И они по-разному любят, – девушка зачем-то поводила в воздухе руками, будто, пыталась что-то изобразить.

– Интересно, – Теодор задумчиво почесал подбородок.

– Так вот, женщинам не хватает того, чего мужчинам более, чем достаточно.

Теодор согласно моргнул, изображая жгучий интерес и ожидая продолжения.

– Слушайте, не морочьте мне голову, – не выдержала девушка. – Вы взрослый человек, всё лучше меня знаете. Вам, похоже, нравится меня смущать.

– Очень нравится. Вы так мило смущаетесь, – мужчина уже сидел, подперев рукой голову и добродушно улыбался.

– Ну, знаете ли!

– Подождите, – Теодор выставил руку вперёд, вспомнив о чём-то, затем быстро поднялся и подошёл к старому чемодану, стоявшему за печкой. Видимо, в этом доме он выполнял роль шкафа. Мужчина присел возле него, раскрыл, порылся в содержимом, вынул что-то и стремительно вернулся, вновь усаживаясь напротив.

– Кажется, я вас понял, – сказал он. – Но вот только все ваши красноречивые объяснения бьются в дребезги об вот эту вот книгу, – Макинтайер положил на стол и пододвинул к девушке то, что вынул из чемодана, – Если я вас верно понял, то вы уж не знаю, с чего взяли, что мужчина во время близости не заботится об удовольствии своей партнёрши. – Он со всей открытостью посмотрел прямо в бирюзовые глаза, мгновенно округлившиеся до предела.

Кристина кашлянула. Хотелось уползти под стол и забиться в угол от всей этой откровенности.

– Примерно так, – сипло выдавила она.

– А вот месье Дюма с вами не согласен.

Кристина только теперь изволила опустить взгляд на обложку лежащей перед ней книги. На ней была изображена полуобнажённая юная девушка. Она восседала на постели в манящей позе и призывала кого-то, кого не удостоили чести изобразить рядом. Самые интимные части её тела прикрывала незатейливая драпировка ткани, на столике возле кровати сияло бархатистым светом вино, налитое в прозрачный бокал. «Роман о Виолетте» Александра Дюма в своё время наделал много шума. Но годы прошли и теперь все произведения автора принято было считать классикой, а потому никто не находил зазорным желание ознакомиться с таким вот практическим руководством по искусству любви. И всё же почтенные горожане и матери семейств не афишировали сие произведение на широкий круг. Чаще всего книга хранилась в глубинах туалетных столиков или под незатейливым самодельным переплётом простенькой бумажной обложки.

Кристина неуверенным жестом, боясь, видимо, обжечься заключённым в книге огнём, двумя пальчиками ухватилась за край и раскрыла её. Она прочитала короткую аннотацию, после чего откинулась на спинку стула, тяжело выпуская воздух из лёгких.

– Неужели вы не читали? – Теодор искренне удивился. – На фоне действительно запрещённой литературы тут всё более-менее скромно.

– Нет, не читала, – холодно ответила девушка.

– Тогда возьмите, – предложил Теодор. – Вы убедитесь в том, как ошибочны ваши суждения. Для того чтобы делать выводы в вопросах отношений мужчин и женщин, надо иметь в этом хотя бы минимальный опыт, а вы, судя по категоричности суждений, опираетесь на предубеждения или чьи-то сторонние мнения.

У Кристины перехватило дыхание. Ей захотелось бежать прочь от всех этих интимных разговоров. Теодор, будто бы, видел насквозь её волнения и без стеснения всякий раз добивался от неё откровенности. Понемногу, шаг за шагом он подбирался к самым сокровенным её мыслям. Она с усилием проигнорировала выпад. Собравшись с силами, ответила:

– Что, если у меня найдут эту книгу? Я не смогу скрыть её от девочек.

– Читайте здесь. У вас вся ночь впереди.

– Вы такой бесстрашный, – сказала она с иронией. – А что, если я доложу госпоже Готфрид о том, какие книги вы даёте почитать ученицам?

Теодор сдержал смешок.

– Она удивится, конечно. Но самое большее, что она сделает – уволит меня, и вы останетесь без учителя литературы.

– Что ж, ладно, – Кристина кинула на мужчину укоризненный взгляд. – Видимо, я должна быть вам благодарна за столь своевременное просвещение. А насчёт того, кто дал мне запрещённое издание, скажу только, что это точно был не кто-то из школы, – Кристина явно была довольна тем, как выкрутилась из ситуации. Однако, её не намеревались оставлять в покое.

– Раз так, – протянул Теодор, – то меня навещает точно не госпожа Порсифаль.

Кристина ахнула:

– Ей семьдесят три. Конечно, она к вам не придёт. Она даже из комнаты почти не выходит.