Отмеченный. Часть 1

– Что же тебя интересует?

– Ты вчера говорил, что «пластинка» будет играть. Среагировал как-нибудь Эб-Гон на Аномалию?

– Да. Я ходил как раз для того, чтобы записать «пластинку», и записал…

– Ты говоришь так, будто запечатлел нечто таинственное и зловещее… Так что там было?

– Пластинка заговорила.

Я описал, какими мне запомнились те голоса и на минуту девушка замолчала. Что-то из моего рассказа заставило ее серьезно задуматься.

– Представляю, как жутко было там находиться. Думаешь, эти голоса связаны?

– Они оба точно связаны с Аномалией, а значит и между собой. Правда, друг друга они вряд ли слышат. Что-то подсказывает, будто один из них, который был искажен, принадлежал кому-то, вроде человека.

– Человека?

– Да. Пусть он и говорил странно, но странно по-человечески. Я имею в виду, что за ними чувствуется человеческое сознание. А вот вторая сущность, говорившая моим голосом… Она будто говорила от лица Лесного. Услышав ее, я сразу понял, что происходит нечто очень опасное. К черту демонов, послушать бы запись.

– Диктофон на проверке у Службы?

– Да. Я попробую попросить вернуть его. После обследования записи он вряд ли им понадобится еще. Надеюсь, они не размагнитят ленту.

– Ясно. Пить хочешь? – Велла встала, решив, закончить разговор.

– Пить?

– Да. Простая вода. Мне передали, что ты ни разу не просил воды.

– Не думаю, что это хорошая идея, но попробовать можно. Налей, пожалуйста.

Девушка осторожно подала мне стакан, и я попытался сделать пару глотков, но ничего не вышло. Желудок напрочь отказывался принимать что бы то ни было. Сплюнув воду обратно, я с виноватым видом вернул стакан.

– Точно всё нормально? – уточнила Велла с явным беспокойством.

– Я не знаю. Даже глоток сделать не получается. С пищей точно так же. Я почти привык, но всё равно жутко.

– Ничего не ешь и не пьешь, и идешь на поправку. Чудно.

Девушка прошла к месту дежурного медика. На минуту в палате воцарилась тишина, и я решил спросить то, о чем начал думать, узнав о её присмотре.

– Велл, скажи, согласилась бы ты на присмотр, если бы я…

– Смотрю, сотрясение у тебя серьезнее, чем показалось мне сначала. Зачем ты это спрашиваешь?

– Я хочу знать, насколько оказался глуп. Согласилась бы ты, если бы я спросил раньше?

– Это очень плохой вопрос, Марк. Неужели ты не понимаешь этого?

– Извини. Я сильно привязан к тебе и знаю, что должен отпустить. Но, сделать это очень тяжело. Поэтому я хочу знать. Это всё, что мне нужно знать.

Она тяжело вздохнула и ответила не сразу.

– Это самый неадекватный и разрушительный для нашей дружбы вопрос из всех, что ты мне когда-либо задавал. Ты будто пытаешься проверить мою эмпатию, не будучи уверенным в собственной. Это звучит не просто скверно… Ты подписываешь смертный приговор нашей дружбе.

– Сейчас самое время это сделать. Я же сказал, что должен отпустить тебя. Будь добра, помоги мне с этим. Скажи, что нужно. Мне важно слышать это от тебя.

– Хорошо… – девушка нервно усмехнулась, – Если бы ты спросил у меня год назад, я бы подумала. Очень хорошо подумала… – её раздраженный тон резко сменился на грустный, – Перед тем, как согласиться.

– Прекрасно. Я же попросил помочь! – я ударил кулаком по краю кровати, – Зачем?

– Перед тем, как попросить помощи, ты попросил меня ответить. Ты узнал то единственное, что хотел знать. Жаль только, что правда тебя не радует.

Правда… Значит, я был прав, когда думал, что она тоже что-то чувствует по отношению ко мне. Да, я виноват в том, что долгое время не мог поговорить с ней самостоятельно, но и она не могла не заметить моих многочисленных попыток добиться её расположения, и при этом решила промолчать. Что же это за чувства такие? Чувства, которые помогли бы ей согласиться на присмотр со мной, но которых было недостаточно, чтобы подать мне хотя бы намек. Странно и не похоже это на неё. Велла поступила очень печально. Настолько, что мне стало обидно вспоминать о том, что совсем недавно я её боготворил. Я плохо знал Веллу, и не заметил того, что могло помочь нам обоим. К черту демонов, теперь всё кончено. Мне даже стало жаль её, ведь она не хотела прерывать нашей дружбы и прекрасно понимала, какие ассоциации вызовет у меня своими словами.

В принципе, я сам загнал Веллу в эту ловушку. Ни один из ответов не показал бы девушку с благородной стороны. Стыдно ли мне было за этот вопрос? Да. Но поступать иначе я не хотел. Если упустил шанс, то больше не хотел иметь с ней ничего общего. Мне было мало дружбы с Веллой.

– Хорошо тебе отдохнуть, Велла, – спокойно сказал я и лег на бок.

– И тебе…

До самого вечера мы с Веллой не проронили ни слова. Она лишь несколько раз замерила мне температуру и по приходу научной группы поспешно вышла.

С показателями всё было также. Я должен был быть трупом, но чувствовал себя замечательно. Голова перестала болеть и ученые, посовещавшись между собой, предложили мне снова попробовать открыть глаза. Повязка была такой, что не давала сделать этого добровольно. Я согласился.

– Ну что, пробуйте, Марк, – сказал исследователь и сделал освещение тусклее, – Если боль будет терпимой, перед тем как закрыть глаза, постарайтесь посмотреть на что-нибудь. Нам необходимо знать, сохранилось ли зрение.

– Хорошо. Мне тоже очень хочется узнать это.

Я стиснул зубы до скрежета, готовясь к адской боли. Три, два, один…

Глаза жгло значительно слабее, чем в мою предыдущую попытку. Я повернулся сначала в одну сторону, затем в другую, щурясь от непривычной яркости.

– Вижу!.. Вас здесь трое. На часах… Двадцать семнадцать!

Я зажмурился и закрыл лицо руками.

– Отлично! – сказал ученый, – Судя по тому, что вы смотрели целых несколько секунд, Вам стало намного лучше.

– Так и есть. Вижу всё очень четко. Будто я в хорошо подобранных очках. Голова идет кругом.

– Такие выводы не стоит делать поспешно. Вы не открывали глаза больше суток.

– Вы правы.

– Завтра повторим попытку. А пока выспитесь как следует, Марк.

Велла одела куртку и, попрощавшись с коллегами, вышла на улицу.