Время. Ветер. Вода

И тут на глаза попались широкие голубые джинсы с большими дырками на коленках и свисающей вокруг них бахромой. Моя мечта!

Я схватила их и сразу, без примерки, поняла, что они мне подходят. Вика тоже одобрила, пообещав подарить мне к ним джинсовку точно такого же цвета, которую она не носит из-за того, что слишком широкая, а она любит в обтяжку.

Домой я вернулась в семь, открыла и сразу поняла – тетя Катя приехала. В квартире было жарко, немного дымно и пахло жареной курицей с картошкой.

В последнее время мне этого очень не хватало.

Мы проболтали с ней до самой ночи, я даже о потопе рассказала, только про Дубенко и ночных гостей не стала говорить, чтобы не пугать и не расстраивать. А после ужина весь оставшийся вечер прислушивалась к музыке наверху, вспоминала новых знакомых и пыталась убедить себя в том, что они слишком непонятные и взрослые для меня и что видела я их всего ничего, а за такой короткий срок никаких привязанностей возникнуть не может. Но ни один рациональный довод не работал.

Точно так же, как прошлым летом, когда мы с родителями ездили на три недели в Болгарию к папиным родственникам в домик возле моря. По соседству с нами жили семьи отдыхающих из России. Три девочки пятнадцати – семнадцати лет. Одна из них, Лада, сначала познакомилась со мной, мы даже немного погуляли вместе, но потом приметили двух других девчонок – сестер.

Они были загорелые, с длинными, выбеленными солнцем волосами, носили тонкие разноцветные майки без лифчиков и очень короткие шорты. Сестры катались на арендованных великах босиком и купались с утра до вечера. К ним постоянно ходили какие-то ребята – то ли местные, то ли из отелей. А по вечерам, надев хорошенькие цветастые платья, они отправлялись на танцы и возвращались иногда только под утро.

Родители их за это ругали. Но они все равно потом снова уходили гулять.

Нас с Ладой так и тянуло к этим сестрам. Однажды Лада сама подошла к ним на пляже и предложила поиграть в карты. Девчонки не отказались. Мы подсели и довольно неплохо общались, до тех пор пока моя мама, загоравшая чуть поодаль, не заметила нас и не позвала меня обедать.

А за обедом строго высказала, что это нехорошие девочки, и мне с ними лучше не дружить. По ее словам, у них слишком много свободы, которая не идет им на пользу. Я, правда, не очень поняла, что нехорошего в свободе, но, зная маму, спорить не имело смысла.

Однако родители Лады не противились этому знакомству и даже взяли для нее в прокате велосипед. Так что она быстро перестала гулять со мной, и мне оставалось только наблюдать за ними со стороны.

Я изо всех сил убеждала себя, что ничего особо интересного у них не происходит. Что с ними наверняка и поговорить не о чем, но мне все равно очень хотелось купаться с ними, закапываться в песок, мазаться мороженым и бегать друг за дружкой по пляжу. Не говоря уже о вечерних походах на танцы.

Каждый вечер я садилась на крыльцо нашего домика и наблюдала, как возле их двора собирается целая компания.

Вечерний воздух пах солью, нагретыми камнями и хвоей, а мое сердце замирало от тоски по чему-то далекому, необъяснимому и прекрасному.

Вот примерно нечто похожее я испытывала, шепотом повторяя за Ланой «Kiss me hard before you go» и пытаясь разглядеть на иссиня-черном небе хоть одну звезду.

Глава 5

– Ты не устала? – Ольга Леонидовна налила себе стакан воды.

Она так неожиданно это спросила, что я не сразу вернулась из своей истории в реальность.

– Совсем нет. А вы устали? Я бы могла рассказывать только то, что касается поездки, но вы просили с самого начала.

– Безусловно, я хочу знать все подробно. Мне очень важно понимать, о чем ты думала и что чувствовала перед тем, как все это случилось. Значит, ты испытывала эмоциональную подавленность и беспокойство, вызванное отъездом родителей? Проще говоря, тебе было одиноко?

– Конечно, мне было одиноко, а как может быть иначе, если впервые за шестнадцать лет остаешься одна?

– Очень хорошо тебя понимаю. Это совершенно естественно. Продолжай. Прости, что перебила.

Я поискала глазами потерянный текст и на какой-то момент задумалась: может, все-таки все началось с джинсов?

С Викой мы встречались еще несколько раз. Просто гуляли по улицам или сидели у нее в квартире, болтая обо всем подряд. Вике тоже было одиноко, она любила поговорить и в моем лице нашла отличного слушателя. Лишних вопросов я не задавала, и она рассказывала все подряд: то какие-то случаи из своего детства, то делилась грандиозными планами на будущее, то вспоминала сны, то вдруг начинала поучать, как правильно поступать и вести себя.

Ей нравилось меня опекать и назидательно делиться жизненным опытом. Вместе с тем о ней самой я знала очень мало. Лишь то, что она приехала из другого города и росла в детском доме. Вика научила меня краситься, смотрела, как я одеваюсь, и отдала мне широкую джинсовую куртку с белым мехом на воротнике.

В субботу я засиделась у нее допоздна, мы весь вечер сами готовили суши, а потом ели их и смотрели кино «Один день». Очень грустный фильм о любви и о том, как важно не упускать время, потому что его нельзя вернуть. Обхватив диванные подушки, мы обе рыдали в три ручья, так что вышла я от нее в растерзанных чувствах и смятении.

Я миновала сквер и только свернула к своему дому, как вдруг почти лицом к лицу столкнулась с Зинкевичем, Тарасовым и Дубенко. Все трое с банками пива в руках просто стояли посреди дороги. Увидев меня, Зинкевич присвистнул:

– Вот это сюрприз. А мы то думали, чем заняться.

Я попятилась.

– Эй, жирная, ты че, плакала? – Передразнивая, Дубенко громко зашмыгал носом.

Тарасов быстро забежал мне за спину, отрезая путь к отступлению.

Я поискала глазами прохожих, но как назло никого не было. Слезы мигом высохли, а ладони вспотели.

– Пожалуйста, только не сейчас.

Из-за всколыхнувшихся эмоций я чувствовала себя очень слабой и неспособной противостоять их напору.

– Что значит «не сейчас»? – сказал Тарасов. – А когда?

– Ой, гляди-ка, – воскликнул Зинкевич. – А коленки-то тебе кто ободрал?

Он сделал шаг навстречу, и я, машинально отпрянув, уперлась в Тарасова.

– Да что-то плохо рвали, – хмыкнул Дубенко, резко наклонился и, уцепившись за разрез на джинсах, дернул.

Послышался треск. Они заржали.

– Хорошо пошло, – Дубенко дернул за нитку с другой стороны.

Я попыталась оттолкнуть его, но получилось только хуже. Дырка над коленкой увеличилась.

В радостном возбуждении Зинкевич подключился к раздиранию моих джинсов, а Дубенко, схватив за лицо, с силой сжал пальцы на подбородке и обдал дыханием перегара:

– Сейчас мы проверим твое тело на прочность.

В ту же минуту я почувствовала его руки на своих голых коленях.

«Нужно закричать, нужно закричать», – твердила себе, но от ужаса не могла и слова проронить. Даже звука издать.

Трясущимися от азарта пальцами Зинкевич принялся расстегивать на мне джинсовку, Тарасов держал сзади за плечи. Дубенко же, довольно похрюкивая, продолжал терзать штанины, все яростнее возя своими лапами по оголенным ногам.

Я понимала, что должна сопротивляться, но вместо этого с испуганной покорностью ждала, что они опомнятся и остановятся сами.

Однако, когда Зинкевич, справившись с пуговицами, сунул под куртку руку и схватился за грудь, во мне все-таки что-то включилось, сработал какой-то первобытный инстинкт самосохранения, и, не отдавая себе отчет, я вцепилась зубами в удерживающую плечо руку Тарасова.

Вскрикнув, он отпустил меня, а я, нагнувшись, прошмыгнула мимо их ног и бросилась бежать.

Сердце было готово выскочить от паники и ужаса.