Время золота и кандалов (австралийские приключения)

Поскольку судно сильно качало, не сразу поняли, что ирландец Кевин сидит в нелепой позе. Очередной крен судна сбросил уже бездыханное тело на пол. Снова вызывали охрану и доктора.

Когда шторм уже заканчивался, перестал тяжело дышать и вытянулся во весь рост одноглазый Джим. Кроме старшего охраны и доктора, явились уже и капитан, и боцман. Посмотрев на то, как доктор констатирует смерть, все быстро ушли. А уже через пятнадцать минут к Генри пришел кузнец. Расковав его, он добродушно подмигнул. Не успел кузнец закончить работу, как появились боцман и доктор.

– Как тебя? Генри Картер? Будешь отвечать за больных здесь, в трюме, – боцман перевел тяжелый взгляд на тощего Эдварда, – я не могу заставить вольнонаемного лекаря находиться в трюме постоянно. А ты все равно здесь, разрази меня гром. Я должен доставить груз в целости, а то опять привяжутся всякие сердобольные организации. Так что, смотри, сухопутная килька. Доктор тебе сейчас что-нибудь выделит из своих запасов: перевязку какую, порошки, пилюльки. Сами тут решите, что надо.

Боцман нахмурил брови, видя, что доктор Эдвард хочет что-то сказать:

– Выделит, говорю. Якорь в глотку! Что сам можешь делать – делай. Не можешь – зови дока. Охрана будет в курсе.

– Сэр, можно скальпель? Тут у многих есть фурункулы, надо бы вскрыть.

– Ну, это ты зря сказал. Никаких тебе скальпелей, чтоб тебя разорвало. Если кому точно надо – покажи, док сам сделает. Но в трюм никаких острых предметов нельзя. Понял меня?

– Понял, сэр.

– И обо всех своих действиях докладывай доктору. Он должен быть в курсе, что ты там наделал, проклятье медузы!

– Понял сэр. Очень рад.

– Рад, говоришь, – прищурился боцман.

– Рад. Хоть дело будет. Надоело лежать.

– Ну-ну, работай. Давай, решайте тут с доктором, что тебе нужно.

– Можно, я сначала всех обойду, тогда лучше буду знать, что нужно.

– Можно, парень. Давай, салага. Сохраняй груз Короны.

Хохотнув, боцман направился на выход.

По большому счету, он был не очень типичным боцманом. Да и капитан сильно выделялся среди собратьев по нелегкому ремеслу. На судах, перевозивших каторжников, сложился не очень чистый бизнес. Запас питания, оплаченного Короной для своих заключенных, но не использованного в связи с высокой смертностью, обычно продавали в ближайшем порту. Не очень большой, но все же приработок получался. Грязный бизнес, но никто не просил ведь этих жмуриков умирать? Сами умерли.

Капитан Джим Барк и боцман Рыжий Лью служили вместе очень давно, и не всегда под флагом Англии, и людей на борту научились ценить.

Грубые, не склонные к жалости, сами привыкшие довольствоваться малым, но честные парни.

***

Дни покатились гораздо быстрее. С утра до вечера Генри сновал по трюму с холщовой сумкой на плече. Его звали, ему верили, его все знали. Только работа. Все, что угодно, лишь бы не оставаться один на один с тяжелыми мыслями о своей жизни и потерянной Элис. Она девушка красивая. Конечно, выйдет замуж. Эх! Работать!

Единственно, с кем не удалось наладить контакт, это двое ирландских заключенных. Они оказались особняком, ни с кем не общались, качку перенесли легко, в лекарской помощи не нуждались. Мужчины целыми днями о чем-то тихо переговаривались в углу на своем языке, только остро поглядывали за Генри, который сновал по трюму. А Генри старался не очень часто останавливать свой взгляд ни на Конноре – здоровом мужчине с огромным шрамом поперек щеки, ни на Фицрое, у которого левый глаз был закрыт темной повязкой.

Что особенно радовало Генри, с боцманом стычек у него не было, хотя опасения были. Люку, очевидно, было выгодно, что трюм под контролем. Спускаясь в него, он одобрительно кивал Генри и шел дальше в сопровождении охраны.

Даже с доктором Эдвардом удалось наладить отношения. Они несколько раз совместно устроили операционные дни в трюме, вскрывая неприятные фурункулы, абсцессы в присутствии зорко следящих охранников. Эдвард одобрительно кивал, глядя на ловкие движения своего ассистента.

Когда Генри немного осмелел, то начал понемногу давать советы, а иногда исправлять доктора, у которого были во многом теоретические знания. Гордый своим статусом корабельного доктора, Эдвард сердился, огрызался, иногда устраивал длительные споры. Каторжники, слышавшие эти перепалки, за спиной сердитого доктора показывали большой палец Генри. Они его одобряли, он был свой.

Однако, после стычек с доктором, Генри добился, чтобы в трюм выдали хлорку. Да, пахнет. Да, иногда невыносимо пахнет. Да, заключенные очень громко роптали. Но это должно было свести к минимуму возможность возникновения заразы. На кораблях, перевозивших каторжников в Америку и Австралию, эпидемии были обычным явлением. Самые первые рейсы привозили в порт назначения не более тридцати процентов пассажиров, остальные находили свое вечное успокоение на дне океанском.

Удалось немного приструнить корабельных крыс, которые уже привыкли к живому грузу в трюме и беззастенчиво бегали чуть не по головам. Наставили крысоловок в укромных местах. Когда число пойманных огромных тушек достигло десятка три, постоянные обитатели трюмов перестали совсем нагличать, понимая, что сила не на их стороне.

Особый восторг от частых споров Генри и Эдварда испытывал боцман. Он довольно хохотал, оглушительно хлопая по ляжкам и с восторгом крутя кудлатой головой. Внимательные наблюдатели видели, что он практически всегда был на стороне Генри. Наверно, потому и удавалось тому много чего провернуть. Причина такого благоволения скрывалась в отношении Люка к корабельному доктору. Ну, явно он не нравился рыжему.

Заключенные частенько говорили о том, как им будет на каторге в чужой стороне, роптали. Генри в ответ рассказывал те истории, которые слышал от отца – о дальних странах, туземцах, аккуратных маленьких хижинках, игрушечных фортах на скалистых берегах, песчаных пляжах, ладных темнокожих женщинах, диковинных фруктах. Или описывал жаркое солнце, которое пропекало до костей, или льющие рекой проливные дожди, желающие затопить весть свет тепловатой жидкостью. Тогда даже ночь не дарила свежести и желанного отдыха от зноя, только лишь добавляя влагу в душный воздух.

После этих разговоров в затхлом темном помещении еще долго раздавались старательно скрываемые сдавленные мужские всхлипывания или мечтательные вздохи. Кто, что хотел, то и слышал в этих немудрящих рассказах.

Несколько раз за рейс налетали шквалы, когда небольшой ветерок стремительно сменялся тропическим ливнем. Тогда все длилось очень недолго, только с полчаса тугие тяжелые струи бились о палубу, а беспомощное судно мотало то вверх к небесам, то в бездонную глубь. Потом резко все прекращалось, слышны были зычные команды боцмана и капитана на палубе, распекавших на все корки неповоротливых матросов.

Достались и штормы, к счастью, длившиеся не более суток. Но сутки эти еще надо было пережить, довериться видавшему виды судну, его такелажу и опытному капитану, и не сойти с ума от ощущения ежеминутной гибели.

Капитан, довольный спокойным контингентом, вскоре разрешил прогулки заключенных по очереди, группами на палубе. Все были слабые, измученные неподвижностью, но с радостью стремились наверх, на волю. Там был свежий воздух, от которого кружилась голова, особенно после многих недель нахождения в закрытом, темном, смрадном помещении, которое проветривалось только через люки. А те в непогоду задраивались и становилось совсем невмоготу. В целях безопасности лампы во время штормов или шквалов гасили, поэтому на все время разгула стихии в трюме воцарялась тьма.

Где-то недалеко были женщины-каторжанки, которых везли на этом же судне, но содержали отдельно. Они где-то были, и это слегка заводило мужчин. Они ходили по палубе, украдкой зыркая по сторонам и прислушиваясь, не раздастся ли женский голос. Но нет. Пересечений разнополых контингентов строгая охрана не допускала.

Со временем Генри разрешили стирать на палубе использованные перевязочные материалы. Он очень любил эти моменты. На палубе дышалось легко, хотя после стирки возвращаться в душный трюм было особенно неприятно. Он умудрялся даже простирнуть свои вещи, если контролировавший его действия охранник был лоялен.

Однажды на корму, где Генри расположился со своим хозяйством, пришел Рыжий Люк. Он уселся на свернутую бухту канатов и раскурил трубку, задумчиво глядя на сосредоточенного работавшего осужденного.

– Скажи, парень, за что отправили бесплатным пассажиром Короны?

– Ни за что, сэр.

– Это ты брось, Генри Картер, не может быть, что совсем ни за что.

– Может, сэр, – и Генри еще яростнее принялся тереть кровавые пятна на лоскутах.

– Ну, может и может, Генри Картер, – миролюбиво прогудел боцман, – правосудие – оно такое. Знавал я парней, которые готовы были голову в ад засунуть, лишь бы правосудие не достало.

Генри уже закончил работу, развесил тряпицы и отправился в трюм, а Рыжий Люк продолжал сидеть, задумчиво глядя вдаль и посасывая трубочку.

Несколько раз за время плавания судно приставало в промежуточных портах. Можно было понять, что предстоит остановка, потому что охрана тогда удваивала бдительность, чтобы никто случайно не остался на палубе во время прогулки. Приковывали даже Генри.

Заключенные лежали вповалку, вслушиваясь в топот ног на палубе, крики, звуки переноски тяжестей, перекатывания бочек, гортанные выкрики туземцев. Земля была рядом, пусть незнакомая, но все же земля. И она была такая недосягаемая.

Единственным плюсом для заключенных в этих недолгих стоянках было то, что после них случались небольшие изменения в рационе. Иногда даже появлялись экзотические фрукты вроде лимонов, которые довольно часто выдавали во избежание цинги.

Вообще, с едой было ожидаемо плохо. Казалось, что в тюрьме кормили скудно, ну, а на корабле вообще отвратительно. Изрядно вонявшая солонина, прогорклые сухари, баланда с чечевицей или фасолью все с той же солониной, изредка рис, крайне редко – рыба. Переварить это мог только очень крепкий желудок. Поэтому Генри пришлось решать вопросы с несварением и диареей у своих подопечных. Абсолютно все практически постоянно маялись животами.

Хорошо еще, что на «Утренней Заре» были установлены металлические баки для воды. Только это спасало от очень быстрого протухания питьевой воды, когда не помогали ни вино, ни лимонный сок, ни уксус, которые моряки добавляли в деревянные бочки для воды. Металл сохранял воду не намного, но все же лучше. Ее хватало до дозаправки в промежуточных портах.

Генри уже и не знал точно, сколько времени они находились в пути, когда Рыжий Люк, спустившийся в трюм с редко появляющимся там капитаном, между делом сказал, что нечасто удается дойти до Австралии без эпидемии, которая могла выкосить более половины численности. А случай с «Утренней Зарей» был пока вообще уникальный: всего пять погибших за рейс. Из этого Генри заключил, что таинственный континент, скорее всего, уже недалеко.

Глава 2 Австралия

На небольшой площади перед зданием тюрьмы стояли прибывшие заключенные с судна «Утренняя заря». Одно судно, которое вышло одновременно с ним, пришло два дня назад, а второе ждали со дня на день.