Время золота и кандалов. Австралийские приключения

Я был весь переломанный. Эти ироды натерли чем-то мои раны, и они очень долго не заживали, чесались, кровили и покрывались личинками. Доктор замучился вычищать. А ноги, – Доходяга Бен погладил свои кривые ноги, – ноги так и не смогли мне собрать заново. С тех пор так и ковыляю по жизни. А срок мне еще добавили за побег. Жестоко добавили. Это у них такое наказание сейчас: сбегаешь – получаешь вдвое-втрое больше, если тебя поймают. Говорят, сильно действует на людей. Им проще дождаться помилования от губернатора, чем рисковать и сбегать. А у меня еще получилось, что я Дика подговорил на побег, да и погубил. Вот так, братцы. Ни на что я сейчас не способен. Только срок свой доматываю, да весь день улицы мету и мусор выношу.

Так что, братцы, не советую бежать. Ничего нет там хорошего на той воле. Правда, говорят, что там золото недавно нашли. Как же называется? А, Балларат! Только туда еще добраться надо. А золото там, говорят, под ногами лежит. Ходи, на землю смотри, да подбирай камешки-то. Даже в газетах написано про это. Я читал, когда попадались газеты в мусоре.

– Так что, Доходяга, здесь и газеты есть?

– Есть, а как же! Быстро городишко-то выросло. И домов много, и улицы, и школы есть, и банки. И газетчики набежали.

***

Все в камере уже заснули, а Генри никак не мог успокоиться, мысленно прокручивая в голове полученную информацию.

Конечно, с тех пор, как случилась беда с Доходягой Диком, прошло много лет. Он уже и сам начал путаться, когда рассказывал, сколько уже находится в заключении. Даже целый город возник, значит, жизнь налаживается. А если еще и золото нашли, то совсем интересная получилась ситуация. Когда-то Генри даже подумывал податься в Клондайк на золотодобычу, да не хотел уезжать от Элис. А тут, вроде, совсем недалеко этот – как его – Балларат, вроде? Интересно.

На следующий день Генри вместе со всеми направили на строительство дорог города. По сравнению с добычей камня в карьере, эта работа считалась менее тяжелой. Здесь не было столько пыли, забивающей легкие, и не требовалось колоссальное напряжение мышц, что было особо сложно для людей, которые девять месяцев почти недвижимо провели в трюме корабля. В его задачу входило грузить в тележку камни и отвозить до выкопанной неглубокой траншеи, которая должна была стать дорогой. На этой стадии траншея засыпалась довольно крупными кусками камня, затем промежутки между этими большими кусками засыпались мелкими камнями и песком. Вся эта смесь плотно утрамбовывалась, потом сверху заливался цемент.

Главный надсмотрщик над строителями недовольно посмотрел на довольно субтильного Генри и проворчал:

– Как всегда, мне самых немощных дают. А ну, вперед. Пока свою норму не выполнишь, отдыхать не пойдешь. Вперед! Как следует нагружай тележку. Будешь филонить – увижу и накажу!

Когда остановили работу на время обеда, Генри просто улегся на землю и не стал есть кашу. Каждая клеточка его тела устала и хотела расслабиться. Шотландец Мэтт, который был его напарником, приподнял новичка за шкирку и сунул миску с кашей в руки:

– Ешь, иначе сил не будет. Ешь через силу. Ты и так выработал только половину нормы, которую должен сделать до обеда. Ешь, парень. Я знаю, что тяжело, особенно сразу после этапа. Надо дня три перетерпеть, а потом втянешься. Все так втягиваются. Ешь, говорю. Если не сделаешь, мне придется тебе помогать. Тут так, не побалуешь.

Генри покорно поднялся, через силу поел кашу. Только закончил, как раздался окрик надсмотрщика, который тычками поднимал новых работников на работу. В этот день ушли с дороги на час позже обычного, потому что все новички не выполнили задание. Старички поворчали, но помогли новеньким. Все помнили, как сами так же начинали.

В тюрьме после ужина все вновь приехавшие лежали пластом на своих нарах, а старички в который раз уже пересказывали байки, сложившиеся за время существования колонии в Австралии. Все, как обычно: про благополучно сбежавших каторжников, которые нашли золото и разбогатели; про местных злых духов, которые оберегают аборигенов; про прекрасную туземочку, которая полюбила каторжанина и спасла его.

Два последующих дня были для всех вновь прибывших, особенно тех, кто попал на работу в карьере, невыносимы. Страшно болели мышцы. Любое усилие давалось с трудом.

На третий день стало полегче, а вечером в камере голоса новичков звучали чуть бодрее.

Когда понемногу пришло привыкание к нагрузке, Генри впервые вдруг увидел, что среди каторжников, осужденных на солидные сроки, есть совсем мальчишки. Практически все они были осуждены за кражи, в большинстве своем – за кражи в составе группы. На «Утренней Заре» таких не было, но среди старичков они встречались. Им давали работу чуть легче физически, но дети все равно работали целый день.

В течение первых недель из состава новичков выделили бывших крестьян и куда-то отвезли. Видимо, на те самые фермы. Выяснилось, что среди осужденных были архитектор, художник, два сапожника, скорняк и портной. Их тоже отделили, в тюрьме они больше не появлялись. Остальные продолжали работу или в карьере, или на дороге. Молодому городу были нужны хорошие дороги и дома. В городе Генри не был, поскольку работал на загородном участке, но видел издали привычные городские строения. Это было удивительно, особенно если учитывать страшные рассказы Доходяги Бена, который пугал дикостью здешних мест. Разросся город.

Примерно через месяц Генри уже вполне втянулся в работу. Он пока даже не догадывался, насколько успел поздороветь внешне, как раздались плечи и налилась мускулатура.

Однажды утром его не повели вместе со всеми на строящуюся дорогу, а направили к начальнику тюрьмы. В кабинете неожиданно оказался корабельный док Эдвард Грин. Он выглядел совсем франтом, чуть поздоровел и согнал со своего лица маску вечного брезгливого недовольства, к которой все привыкли на борту судна.

Офицер сидел за столом и читал какую-то бумагу:

– А! Это ты Генри Картер?

– Я, сэр.

– Хорошо. Этот что ли, мистер Грин?

– Этот-этот, – доктор был нескрываемо доволен видеть каторжника, и даже чуть было не подал тому руку, но вовремя остановился.

– Что, осужденный Генри Картер. Господин губернатор удовлетворил ходатайство доктора Грина и разрешил тебе помогать доктору. Будешь помощником лекаря. В тюрьме ты с такой квалификацией был не нужен, у нас свои лекари есть. А вот доктор Эдвард Грин считает, что ты ему нужен. Ты пока заключенный, помилования нет, но все зависит только от тебя. Ну, что же. Рад?

– Сэр, э-э-э, сэр. Рад, конечно, рад. Это так неожиданно.

– Вот и славно. Доктор Грин, ставьте здесь и здесь свои подписи, что забираете осужденного. В указанные сроки Картер должен появляться в канцелярии и отмечаться. Все, Картер, забирай свои вещички из камеры, если они у тебя есть, и отправляйся с доктором.

– Да, сэр, – Генри от неожиданного поворота судьбы лишился голоса и съехал на писк.

Доктор Эдвард Грин неожиданно захохотал и хлопнул своего нового помощника по плечу:

– Да, ладно, все понятно. Иди, давай, забирай свои вещи. Я тут еще поговорю с офицером. Жди меня у ворот.

***

Доктор Грин оказался очень предприимчивым человеком. Как оказалось, он ехал в Австралию со специальной целью: стать успешным доктором в новой колонии. В Англии, чтобы стать востребованным доктором с хорошей практикой, ему потребовался бы не один десяток лет. В новых землях он планировал сделать блестящую карьеру и разбогатеть практически молниеносно. О такой возможности ему написал его дядя, который служил в администрации тюрем.

Дядя предложил – племянник понял выгоду. Работа судовым доктором была ему на руку: Довезли бесплатно, кормили, выделили отдельную каюту, где предприимчивый доктор вез оборудование для своего кабинета, а обязанностей было немного. Да еще за девять месяцев жалованье заплатили. Сплошная выгода. Контракт был заключен только на рейс до Австралии.

Сразу по прибытии Эдвард отправился к дядюшке, отдохнул и поправил здоровье, а затем с его помощью обратился к губернатору с просьбой выделить ему конкретного заключенного с соответствующей квалификацией для организации медицинского кабинета. Дядя дал бумаге ход, помог найти небольшой домик, где можно было организовать рабочий кабинет и устроить жилые комнаты.

Генри ехал в коляске, нанятой Эдвардом, и не мог поверить своим глазам: город. Довольно большой современный город: каменные дома, фонари, лавки, библиотека. Дамочки с детьми. Нарядные господа. Как? Совсем недавно их в тюрьме пугали диким краем. Доходяга Бен страшные истории рассказывал. А тут оказалось, что вполне цивилизованный город.

Доктор Грин с усмешкой наблюдал за реакцией Генри:

– Вот-вот. Жизнь-то здесь налаживается. Людей все больше и больше, а люди любят лечиться, особенно дамы. Так что, мы с тобой, друг Картер, не пропадем. А там и помилование получишь. Сколько тебе лет присудили?

– Семь.

– Нда-а-а. Попал ты, парень. Но ничего, дядя должен помочь, хотя ты совсем недавно прибыл. Негоже в процветающем кабинете работать каторжнику. А наш кабинет будет процветающим!

– Спасибо, сэр Грин. Не ожидал. Но я не успел закончить образование. Мне еще год осталось учиться.

– Я знаю. Разберемся. Но вот мы и приехали.

Коляска остановилась возле небольшого дома, выкрашенного белой краской.

– Я еще не успел обзавестись прислугой, здесь с этим сложно, но дядя уже ищет среди каторжанок. Так что, я тебе покажу, где что, а ты сам пока разбирайся. Отмоешься хорошо, потом свожу тебя к парикмахеру. Костюм пока наденешь мой, нечего в этом тюремном шмотье в приличном доме находиться. Потом сходим, купим тебе все. Тут и лавки есть, и модные портные. Все, как полагается в приличном городе. Поставлю тебе небольшое жалование. Как кабинет заработает, так увеличу. Пока немного.

– Сэр Грин, не знаю, как вас благодарить. Так все неожиданно.

– Ладно-ладно! Мы с тобой греметь на всю округу будем! Руки у тебя ловкие, я видел. Развернемся!

Отмытый, побритый и уже постриженный у модного парикмахера, Генри с тихим восторгом ходил по лавке верхнего платья для господ. Только здесь, глядя на себя в большое зеркало, он понял, насколько стал мужественнее и мощнее, чем был еще совсем недавно, в прошлой жизни в Англии.

***

Три дня Генри и Эдвард распаковывали ящики и коробки с оборудованием и инструментами и расставляли в комнатах, выделенные под медицинский кабинет. На третий день пришли в сопровождении охраны женщина, которая должна была заниматься хозяйством, и пожилой угрюмый мужчина, владевший на воле небольшим трактиром и умеющий хорошо готовить. Эдвард расписался в документах за то, что получает осужденных в свое подчинение, и работа закипела с новой силой.

Еще через два дня новый медицинский кабинет был готов к открытию. Новая вывеска, распространяя запах свежей краски, заняла свое место над входом в дом: «Медицинский кабинет доктора Эдварда Грина. Женские, мужские и детские болезни».