Воронья дорога

Когда попрятались в последний раз, Кеннет вместе с Эммой Эрвилл забрался в какую-то подвальную клетушку. Он подсказал Эмме, что надо повернуться спиной к свету и поднять воротник пальто, чтобы скрыть лицо; и действительно, когда к дверям подошла Ильза и он снова испытал эту жутковато-балдежную дрожь в животе, она их не увидела; и после того, как ушла, Кеннет и Эмма обнялись, и это были теплые и крепкие объятия, и ему понравилось, а она не отстранялась, а через некоторое время они соприкоснулись губами – поцеловались. И в сердце проник странный отголосок жутковато-чудесного ощущения в животе, и они с Эммой Эрвилл обнимались долго-долго, пока все остальные не нашлись.

Потом они играли в запущенных кустах огороженного сада и отыскали заросший травой фонтан с голой, если не считать мха, каменной тетей посередке и ветхий сарай в углу сада, и там были древние банки и склянки и пузырьки с этикетками, похоже еще Викторианской эпохи. Ненадолго зарядил дождь, и его переждали в сарае. Фергюс ныл, что ржавеет велик, его сестра и Кеннет время от времени многозначительно переглядывались, Ильза смотрела на дождь из двери и говорила, что в Южной Америке кое-где льет по сто лет без перерыва, а Лахи смешивал все подряд, твердое и жидкое, вязкое и порошкообразное, из пузырьков и банок – авось какая-нибудь смесь взорвется или на худой конец зашипит. А дождь сначала барабанил, потом шуршал, потом редко постукивал по рубероидной крыше, и сквозь дыры на пружинящие половицы шлепались капли.

* * *

– Ну конечно, мы же еще не все бутылки перевезли, – указал Фергюс трубкой на стеллажи, которыми была заставлена целая стена погреба.

Погреб был выкрашен белым и освещен голыми лампочками; там и сям свисали провода и виднелись незамазанные отверстия в стенах и потолке – для этих проводов и для водопроводных труб. Поблескивал винный стеллаж из дерева и металла, посверкивали уже разложенные на нем две сотни бутылок.

– Тебе тут еще вкалывать и вкалывать, – ухмыльнулся Кеннет, – пока все полки не набьешь.

– Гм… Мы вообще-то хотим на следующее лето прокатиться по виноградникам. – Эрвилл почесал черенком трубки толстый подбородок. – Бордо, Луара и так далее. Может, и вы с Мэри захотите нам компанию составить, гм…

Фергюс моргал. Кеннет кивнул:

– А что, почему бы и нет? Это, правда, будет зависеть от отпусков и всякого такого. Ну, и от детей, конечно…

Фергюс нахмурился, снимая табачную крошку с джемпера фирмы «Прингл».

– Мы вообще-то не собирались брать детей.

– А? Ну да, разумеется, – сказал Кеннет, и они пошли к двери.

Фергюс включал и выключал свет в различных погребах, и они поднимались по каменным ступеням к подсобке и кухне.

Это же тот самый погреб, думал Кеннет, следуя за обутым в шлепанцы Фергюсом по лестнице. Здесь я прятался с Эммой Эрвилл, целовался с ней. В этом самом погребе. Никаких сомнений, это он. И в это окно я смотрел когда-то. Там я тоже прятался, и было это уже почти тридцать лет назад. Точно!

И тут на него легла жуткая тяжесть времени и потери, и в сердце проснулась слабая обида – на Эрвиллов вообще и на Фергюса в частности, потому что они, о том даже не подозревая, украли у Кеннета частицу его памяти.

Что ж, по крайней мере, обида позволяет ему узнать цену ностальгии.

– Ферг, это не посудомойка, это, зараза, настоящая китайская головоломка. – Фиона, сидевшая возле упомянутой машины, поднялась на ноги.

И увидела брата, и широко улыбнулась, и подошла, и обняла:

– Приветик, Кен. Ты к нам на экскурсию?

– Да, впечатляет. – Кеннет поцеловал сестру в щеку.

Сколько ей было, когда он приходил сюда с Фергюсом и остальными? Года два, прикинул он. Слишком мала, чтобы ехать в такую даль на велосипеде. А ему, наверное, было лет восемь или девять. А где тогда был Хеймиш? Дома, наверное. Болел. Он вечно простужался.

Фиона Эрвилл, урожденная Макхоун, носила старенькие расклешенные джинсы «левис» и широкую зеленую блузку. Полы блузки были завязаны узлом поверх белой футболки. Волосы цвета меди Фиона собрала в пучок на затылке.

– Как дела?

– Все отлично, – кивнул Кеннет, обнимая ее за талию.

Так они подошли к посудомойке, подле которой сидел на корточках, уткнувшись в инструкцию, Фергюс. Дверка посудомойки была опущена на петлях, как подъемный мост замка.

– И правда, сплошь китайская грамота.

Фергюс почесал черенком трубки висок.

Кеннет, глядя сверху вниз на Фергюса, почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. Фергюс выглядел преждевременно состарившимся: «прингловский» джемпер, войлочные шлепки, трубка. Разумеется, Кеннет не забыл, что и сам курил трубку, но это было совсем другое дело. И он в отличие от Фергюса не лысел.

– Как школа? – спросила Фиона.

– Да ничего, – ответил брат, – помаленьку.

Этой осенью его сделали принципалом по английскому языку. Сестру всегда интересовало, что происходит в средней школе, но у Кеннета при ней и Фергюсе пропадала охота об этом говорить. Почему – он и сам не понимал, но подозревал, что если и откроет когда-нибудь причину, то признавать ее не захочет. Еще меньше ему хотелось сообщать, что он записал отдельные рассказы из тех, которых за много лет напридумывал уйму, и надеется их опубликовать. Боялся, что подумают, будто он решил переплюнуть Рори или, что еще хуже, облегчить себе жизнь и напечататься с его помощью.

– Нет, вру, – приподнял голову Фергюс. – Тут и по-английски чуть-чуть есть. Вернее, по-американски. – Он вздохнул и оглянулся. – Макхоун, что касается англоязычных иностранцев: «Международный» в субботу, не забыл?

– Буду как штык, – кивнул Кеннет. Они собрались через неделю пойти на регби. Шотландцы будут тягаться с англичанами. – Кто машину поведет?

– Гм… думаю, возьмем «моргана».

– Фергюс! Стоит ли? Не уверен, что разыщу свою шерстяную шапочку с помпоном.

– Да ладно тебе, – хихикнул Фергюс. – Давай попробуем новый маршрут: через Арран и Лохранзу до Бродика, далее в Ардроссан и затем через «А семьдесят один» до «СА». – («СА» означало Северные Афины.) – Понятное дело, с поправкой на забастовки и отключение электроэнергии.

– Фергюс, – потер лоб Кеннет, не клюнувший на приманку из забастовок и отключения электричества, – по мне, так это чудовищно сложно. И ты уверен, что в это время года из Лохранзы ходит паром?

Фергюс встал, снова озадаченно почесал висок черенком трубки.

– Так ведь должен, наверное… Думаю, ходит.

– Может, стоит проверить?

– Ладно, проверим.

– И вообще, почему не на «ровере»?

Кеннет не жаловал «моргана»: слишком жестко едет, спина устает, голова болит, и вообще Фергюс зря лихачит на этом закосе под старину с открытым верхом. И чего лихачит? Может, потому что краска «бритиш рэйсинг Грин», кожа на капоте? А вот «ровер», похоже, немного Фергюса успокаивает.

– Да ладно тебе, надо же понимать, – убеждал Фергюс. – Гостиничная администрация увидит «ровер» – не пропустит нас на стоянку.

– Господи, – вздохнул Кеннет и сжал талию сестры. – Ладно, пусть будет «морган». – Он посмотрел на Фиону: у нее поблескивали зеленые глаза. – Старею, сестренка. Как по-твоему, старею?

– Да из тебя прямо-таки песок сыплется, Кен.

– Спасибо на добром слове. Как близняшки?

– О, великолепно.

– Ты их все так же на каникулы в Уиндскейл возишь?

– Ха! Кеннет, а ты все так же смышлен.