Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

На какой стороне ты?

Я на стороне ЦК. За единство партии. Против ошибок Зиновьева?, Сафарова?, Каменева?, Крупской?, Сокольникова?, Евдокимова?, Саркиса? и др.

Надеюсь, что ты тоже будешь за это.

    Митька?.

В постскриптуме к письму Редозубов? писал, что прочитал сочинение 1925 года «Три опыта и три победы ленинградского пролетариата» – автором ее был руководитель Ленинградского губкома Даниеланц Артюнович Саркис?, предваряло ее предисловие Зиновьева?, и выражала она претензии Ленинградской организации на партийное лидерство.

В конце письма приводились точные временные координаты:

31 декабря 2 часа дня.

(письмо получил 12 часов дня 31 декабря).

Так что могу требовать от тебя такой же аккуратности по отношению ко мне и не пропускать письмо без ответа[97 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 2763. Л. 34–38.].

Как и полагалось коммунисту, Редозубов? наблюдал за собой научно, следил за бюджетом своего времени. К этому же обязывал и свое окружение, по крайней мере партийцев. Жить полагалось по заветам нового быта.

На основании полученного полного текста своего письма Редозубов? требовал от Томской окружной контрольной комиссии реабилитации. 9 марта 1926 года он писал:

При сем прилагаю подлинник письма к Д. Ширяеву? от 31 декабря 1925 года, выдержки из которого имеются у вас.

Данное письмо подтверждает:

1. Правильность моего показания относительно того, к кому относится фраза, как то «Нейтральности быть не может» и «Знамя восстания поднято» – они относились, как я и говорил в показаниях, всецело к выступлению Зиновьева? против ЦК и отношения т. Ширяева? к этому выступлению. В выдержке же из этого письма, а оно составлено так, что как будто эти фразы относятся к Томску.

2. Письмо подтверждает, и здесь сомнений быть не может, мое отношение к оппозиции.

3. Подтверждает, что в оценке томского окружкома и телеграммы я выражал только свое субъективное мнение, что видно из слов письма: «Ух! Я разболтался об наших делах, но это мое мнение, а от тебя я скрывать не намерен».

4. Фразу «С Мишкой (Шейном?. – Д. Р.) у нас единство» нужно понимать в смысле того, что мы оба стоим на стороне ЦК, до этого мы все время расходились с ним по вопросу о троцкизме[98 - Там же. Л. 33.].

Небезынтересно то, как Редозубов? трактовал термин «троцкизм» – как партийную ортодоксию. Редозубов? поддерживал руководителя Красной армии, Шейн? мог в чем-то с Троцким? не соглашаться, но ныне они пришли к одному и тому же заключению: в партийном споре, который идет уже два года, неправ не Троцкий?, а Зиновьев?. Итак, разговор томских коммунистов обращался в прошлое, к дебатам вокруг «Нового курса» 1923 года, а не в будущее, к «Объединенной оппозиции». Провидицами они не были, и скорое единение Троцкого? и Зиновьева? и создание ими общего блока наверняка очень бы их удивило.

Однако, может быть, Редозубов? укоренился именно как троцкист и старался перетянуть товарищей на сторону оппозиции? Текст письма позволял и такую интерпретацию. Чтобы убедить контрольную комиссию в своей честности, Редозубов? затребовал у Ширяева? его толкование некоторых мест письма:

Митька, пришли подтверждение, что слова: «нейтральности быть не может» относились к тебе, а ни к кому-нибудь другому и именно призывали тебя в ряды сторонников ЦК. Письмо твое из Москвы, где это написано, я где-то затерял и сейчас не могу найти. Это мне нужно для материала в Окружную контрольную комиссию.

Адресовано: Ленинград, Лесной. Сосновка. Григорьевский проспект д. номер 10, кв. 2. Дмитрию Ширяеву?[99 - Там же. Л. 30.].

Обратный адрес на письме свидетельствовал о переменах: «Томск, улица Советская 58, Д. Р.». Томск становился советским, обыватели говорили, что «коммунисты сходят с ума»: постановлением Томского горсовета Миллионная улица стала Коммунистическим проспектом, Почтамтская – Ленинским проспектом, Соборная площадь превратилась в Площадь Революции, Дворянская улица – в улицу Равенства, Духовская – в Карла Маркса? и т. д.[100 - Кокоулин В. Г. Повседневная жизнь Томска (декабрь 1919 – март 1921 г.) // Сибирь. Деревня. Город / Отв. ред. С. А. Красильников. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2011. С. 9.] Вскоре монастыри будут превращены в студенческие общежития. Редозубов? был участником быстрой советизации города.

13 марта 1926 года Ширяев? выслал из Ленинграда официальное заявление:

По поводу следствия, ведущегося по делу члена ВКП(б) Д. В. Редозубова? (его переписка со мной), сообщаю, что его слова в письме: «Нейтральности быть не должно. А не думаю, чтобы ты встретился по ту сторону баррикад» – эти слова целиком были брошены ко мне и призывали меня на борьбу с ленинградской оппозицией. В случае надобности могу дать нужные вам показания по поводу переписки.

    С коммунистическим приветом,
    Ширяев?.

Ровно через месяц, 13 апреля 1926 года, Ширяев? выслал подробную версию событий:

В переписке со мной перед XIV съездом партии (в декабре прошлого года) Редозубов? писал мне свое мнение относительно только что появившейся в печати книги Зиновьева? «Ленинизм», где излагал свое несогласие со взглядами Зиновьева? в оценке госкапитализма и нэпа и указывал, что он стоит на точке зрения ЦК, а меня просил сообщить свое мнение по вопросу от оппозиции и т. д. (так как мы привыкли делиться мнениями). В период этот только что начинался съезд партии, и я уехал на каникулы в Москву. Ответить определенно я не мог ему, так как в силу академической загруженности недостаточно был знаком с этим вопросом и специально поэтому поехал в Москву, ближе к центру дискуссии, чтобы основательно проработать и историю разногласий, и съезд партии. Не будучи подробно знаком с разногласиями в тогдашних условиях жизни Ленинградской организации и имея по некоторым вопросам, по тем же условиям неправильную информацию, я, естественно, не ответил на вопрос Редозубова? и сообщил, что этот вопрос для меня сейчас еще не ясен.

То, что Ширяев? находился в центре событий в Ленинграде, было скорее минусом: вся ленинградская партийная организация была в оппозиции. Она контролировала партийный аппарат, и рядовым коммунистам было крайне трудно разобраться в ситуации. Ширяев? напоминал, «что вся информация и печать, до съезда и во время съезда, были здесь в руках оппозиции. Были даже б[ывшим] оппозиционным губкомом запрещены собрания партколлективов, особенно в нашем Выборгском районе» – единственном в Ленинграде, который всегда поддерживал позицию Сталина? – Бухарина?. Зиновьевский губком отказывал в созыве партсобраний для обсуждения поведения ленинградской делегации. Агитационный отдел не спешил с распространением протоколов съезда, а райкомы заявляли, что «необходимо выслушать обе стороны, также иметь документы, по которым можно было бы опираться, а поскольку этих документов нет, – нужно повременить, чтобы не было раскола». С точки зрения Москвы, «Ленинградская правда» вела кампанию по срыву решений XIV съезда[101 - ЦГА ИПД. Ф. 197. Оп. 1. Д. 211. Л. 17.]. Редозубов? просил номера «фракционной» газеты, но делал это после смещения редакционной коллегии, так что непонятно, какие именно номера и публикации его интересовали[102 - ЦГА ИПД. Ф. 9. Оп. 1. Д. 127. Л. 1.].

Только отъезд в столицу спас Ширяева? от впадения в ересь:

Будучи в Москве и имея знакомство с группой товарищей из Свердловского университета, которые во время съезда по вечерам встречались с ленинградцами: Сафаровым?, Залуцким?, Саркисом? и другими, дискуссировали с ними и доставали всю необходимую литературу – я имел возможность подробно ознакомиться с этим вопросом и сразу же встал на сторону ЦК, о чем потом и сообщил Редозубову?.

Он же, получив мое первое письмо, решил, что я чуть ли не готов стать оппозиционером, и написал мне большое письмо (оно находится в контрольной комиссии), в котором призывал меня в ряды сторонников ЦК (по существу совершенно без пользы, так как я никогда не был сторонником взглядов новой оппозиции). Так что все эти его призывы и суждения относительно того, что нельзя оставаться по ту сторону баррикад, относились целиком ко мне, и достаточно внимательно прочесть его письмо, чтобы убедиться, что он не оппозиционер, а сторонник линии большинства ЦК.

Томская контрольная комиссия, однако, считала, что студенты пытаются ввести ее в заблуждение. Начав усиленную следственную работу, комиссия получила заявление от еще одного студента университета, некоего Захарова?; к заявлению прилагался конверт с письмом Ширяева? Редозубову?, тем самым, «о котором говорил Редозубов? в контрольной комиссии и каковое по объяснениям Захарова? было им получено в письме от студента Ленинградского политехнического института Б. Мазурова?, с припиской, что „письмо это предназначается Редозубову?“». Письмо пересылалось через третье лицо не ради ускорения работы почты, а для того, чтобы оно не попало в руки следователей. Или, еще вероятней, письмо вообще не вложили: конверт был пуст. По мнению секретаря партколлегии Томской окружной контрольной комиссии Львова?, письмо Редозубова? в том виде, в котором оно было представлено, являлось подделкой.

25 марта 1926 года Львов? опросил Редозубова?, «причем выяснил следующее»:

Вопрос: Как и когда Вы получили свое письмо от Ширяева??

Ответ: Письмо я свое получил по почте по моему запросу т. Ширяева?, причем письмо было адресовано на имя Захарова?, студента СТИ. В письме к т. Захарову?, адресованного от Ширяева?, была вложена записка «передать Редозубову?». Когда получил это письмо хорошо не помню, думаю, что числа 5–7 марта с[его] г[ода].

Вопрос: Почему письмо было адресовано на имя т. Захарова??

Ответ: Письмо Захаровым? получено от Мазурова? и Ширяева?, а мое письмо было вложено в это же письмо[103 - ГАНО. П-6. Оп. 2. Д. 2763. Л. 39.].

Но обмануть Львова? было не так просто: «Даже при беглом сравнении выписки из письма Редозубова?, имеющей определенный смысл, указывающий на наличие уклонов у Редозубова?, с представленным в последствии письмом видна подложность последнего, в то время как выписка, имеющая в своих выражениях целостность и логичность, то второе письмо говорит самым определенным образом за то, что автор этого письма, дабы сгладить все более или менее опасные фразы и выражения и изменить мысль содержания выписки, разбросал эти опасные для него места по всему письму, что конечно меняло смысл выписки. Из этого можно заключить, что представленное в контрольную комиссию письмо тов. Захаровым? было написано позднее, а выражения в письме Ширяева? от 27?го февраля, в котором последний сообщает Редозубову? о высылке письма, и самый факт посылки представленного письма через других лиц тоже подтверждает подложность представленного в контрольную комиссию Захаровым? письма Редозубова? к Ширяеву?». Партколлегия Томской окружной контрольной комиссии ВКП(б) заключила: «Все ссылки Редозубова? на свое письмо товарищу, которое он в апелляции выставляет как документ, оправдывающий его в выставленных против него обвинений, опровергаются этим же письмом. Кроме этого, представленный Редозубовым? оригинал письма вызывает сомнение в его подлинности по тем соображениям, что в копии письма, полученного КК из ОГПУ, мысль Редозубова? построена логично и представляет в себе цельность, в то время как в оригинале фразы разбросаны и представляют другой смысл. Точно установить и проверить подлинность оригинала не представилось возможным, ибо копировалось письмо в Ленинграде. Меры предосторожности, принятые Редозубовым? в отношении получения обратно своего письма от Ширяева?, выразившиеся в отправке письма на другое имя и адрес, а такое заключение начальника Томского ОГПУ заставляет предполагать, что Редозубов?, получив подлинный оригинал, переставил его с таким расчетом, чтобы оно имело другой вид, и представлял бы документ до некоторый степени реабилитирующий его. Иначе не было бы смысла получать его на другое имя и адрес, а также от другого совершенно не причастного к данному письму отправителя (см. конверт письма от 27 февраля)». Здесь важно отметить, что уже на этом этапе в деле участвовало ОГПУ, ведавшее преступлениями против государства. Впрочем, вмешательство карательных органов в партийные дела было «серой зоной» – его то признавали допустимым и нужным, то отрицали.

Допуская, что письмо Редозубова? может быть подделкой, комиссия обращалась к сказанному в нем, чтобы доказать оппозиционность автора. «Редозубов? в своей апелляции указывает, что возведенное против него обвинение в неустойчивости не находит под собой почвы, выставляя свое письмо Ширяеву? как документ, реабилитирующий его, не находя в нем ничего такого, что могло бы лечь в основу обвинения. Ссылаясь на это письмо, Редозубов? умалчивает в своей апелляции один существенный факт письма, подтверждающий его неустойчивость и шатание, а именно, это то место в письме, где он говорит, что „за время пребывания моего в партии (сознательно разбирающегося) я в первый раз оказался не формально, а идейно, за ЦК“ – этот факт с достаточной ясностью подтверждает правильность выдвинутого обвинения. Что он, Редозубов?, действительно был не „идейно, а формально за ЦК“, подтверждается тем, что он при чтении лекций в рабфаке проявлял с достаточной ясностью свои убеждения оппозиционного характера, которые находят подтверждение в свидетельских показаниях».

Редозубов? должен был казаться законченным оппозиционером. Инакомыслие в таком прочтении было качеством его душевной организации. Для такого диагноза необходимо было рассмотреть ответчика в разные периоды времени, очертить, хотя бы пунктиром, историю его политического развития. Нужны были свидетели, причем свидетели не того, что Редозубов? делал, а того, как он мыслил.

Г. А. Дубасов? был членом партии с 1917 года, знал Редозубова? как преподавателя политэкономии в 1923 году, был даже номинирован последним в совет библиотеки от ячейки РКП(б) рабфака[104 - ЦДНИ ТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 525. Л. 34.]. У него поинтересовались: «Какое принимал участие Редозубов? в прошлой дискуссии о троцкизме, и какую играл роль?» – «Редозубов? активно выступал в защиту линии Троцкого? на ячейковом собрании актива в партклубе, – свидетельствовал Дубасов?. – Во время дискуссии он, как наиболее развитый среди рабфаковцев и пользуясь их доверием, активно отстаивал оппозицию и внес ряд поправок в резолюцию ЦК во время обсуждения ее на рабфаковском собрании». Наращивая авторитет среди студентов, Редозубов? действовал исподволь: «Имея за собой большинство в прошлой дискуссии, он был избран секретарем партячейки и как будто согласился с предложением ЦК о прекращении дискуссии, но, по моему твердому убеждению, это было только наружно, т. к. я, заведуя в это время Ленинским кабинетом, неоднократно получал от него твердые и настойчивые советы поставить на лен[инских] кружках вопрос „О демократии“, и на мои отказы и мотивы, „что я не смогу там отстоять правильной линии“, он обещал прийти сам и надеялся на рассудительность ребят. Несмотря на это, от постановки этого вопроса я воздержался».

В резолюции ЦК «О партстроительстве» от 5 декабря 1923 года указывалось на необходимость «действительного и систематического проведения принципов рабочей демократии». Подчеркивалась «свобода открытого обсуждения всеми членами партии важнейших вопросов партийной жизни, свобода дискуссий по ним, а также выборность руководящих должностных лиц и коллегий снизу доверху»[105 - Правда. 1923. 7 декабря.]. Троцкий?, как, вероятно, и его поклонник Редозубов?, утверждал, что центр тяжести «должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии. <…> Партия должна подчинить себе свой аппарат, ни на минуту не переставая быть централизованной организацией. Внутрипартийная демократия – не кость, брошенная „низам“ в момент кризиса. Это необходимое условие сохранения пролетарского характера партии, связи партийных „верхов“ с партийными „низами“ и избегания дорогостоящих ошибок»[106 - Троцкий Л. Д. Указ. соч. С. 77–78.]. Для Дубасова? Редозубов?, который беспрерывно говорил о демократии и требовал, чтобы его выслушали, был последовательным оппозиционером: «Из указанного и из ряда других поступков Редозубова?, с которым я по работе близко сталкивался, я могу заключить, что он все же был за оппозицию, что подтверждалось неоднократно и его лекциями, на которых он начинал с позиции ЦК, а кончал Пятаковым, о чем я ему сделал замечание на лекции в Механическом кабинете». «Оценивая тов. Редозубова? как партийца», контрольная комиссия в лице В. Г. Львова? нашла, «что тов. Редозубов? помимо невыдержанности и горячности имеет довольно сильный и вредный уклон в оценке политики партии и ее мероприятий, это видно из того, что во время дискуссии в январе 1924 года с Троцким? о внутрипартийной демократии тов. Редозубов? проявил себя как ярый троцкист и демагог, что не отрицает и он сам». Это обстоятельство подтверждалось и письмом студента Холманского в контрольную комиссию, который писал, что «тов. Редозубов?, находясь в университете и выполняя работу секретаря ячейки, часто старался затрагивать вопросы, могущие вызвать вредную и преждевременную дискуссию среди партийцев».

Обратим внимание на категорию «уместности во времени» обсуждения какого-либо вопроса. В верхах настаивали на том, что конкретный идеологический вопрос приобретает полное значение и смысл только в контексте: то, что сегодня могло быть полезным, завтра, в других обстоятельствах, становилось вражеской вылазкой.

Редозубова? подгоняли под ярлык «уклониста». Вводя в 1921 году в политический оборот понятие «уклон», Ленин? подчеркивал, что в этом партия еще не видит «ничего окончательно оформившегося, ничего безусловного и вполне определенного, а лишь начало такого политического направления, которое не может оставаться без оценки партии»[107 - Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М.: Госполитиздат, 1963. С. 518.]. «Уклон не есть еще готовое течение. Уклон это есть то, что можно поправить. Люди несколько сбились с дороги или начинают сбиваться, но поправить еще можно»[108 - Там же. С. 520.]. Во время дискуссии 1923 года Троцкого? и его сторонников обвинили в «мелкобуржуазном уклоне». Резолюция XIII партийного съезда разъясняла, что требование «безбрежной демократии» и есть уклон: «Рассчитав, что вопрос о внутрипартийной демократии вызовет обостренное внимание со стороны всех членов партии, оппозиционные группы решили поэксплуатировать этот лозунг во фракционных целях. <…> Оппозиция, возглавляемая Троцким?, выступила с лозунгом ломки партаппарата и попыталась перенести центр тяжести борьбы против бюрократизма в госаппарате на „бюрократизм“ в аппарате партии». Нападки Редозубова? на Томский окружком касались именно этого. Далее «оппозиция попыталась противопоставить партийный молодняк основным кадрам партии и ее Центральному Комитету. Вместо того чтобы учить молодежь тому, что партия наша должна равняться по ее основному пролетарскому ядру, по рабочим-коммунистам, работающим у станка, оппозиция, возглавляемая Троцким?, стала доказывать, что „барометром“ для партии является учащаяся молодежь». Ссылаясь на эти строчки, могла ли контрольная комиссия не подумать о 22-летнем Редозубове, который мнил себя борцом против партийной бюрократии? «Выступления целого ряда представителей оппозиции представляют собой вопиющее нарушение партийной дисциплины и напоминают те времена, когда тов. Ленину приходилось бороться против „интеллигентского анархизма“ в организационных вопросах и защищать основы пролетарской дисциплины в партии». Не этим ли грешил Редозубов?, кооперируясь с Калашниковым, нарушая партийную иерархию? ЦК пришел к выводу, «что в лице нынешней оппозиции мы имеем <…> явно выраженный мелкобуржуазный уклон. Не подлежит никакому сомнению, что эта оппозиция объективно отражает напор мелкой буржуазии на позиции пролетарской партии и ее политику»[109 - Тринадцатый съезд РКП(б). С. 604.].

«Объективное отражение» – риторический прием, который в значительной мере являлся монополией высших партийных кругов. «Объективность» в марксизме есть категория научная, ее с большей точностью мог определить партиец с более высоким образовательным цензом, то есть более высокопоставленный. То же самое касалось и нижеупомянутой «вульгаризации», равно как и риторического приема «нужно помнить пять уклонов» – ими мог пользоваться только партиец, прошедший систему партийного образования, поскольку от рабфаковца не требовали помнить, сколько Ленин? упоминал уклонов. За громкими названиями «Коммунистический университет Сибири», «лекторская группа», которыми гордился Редозубов?, чаще всего скрывались краткосрочные образовательные предприятия, а не фундаментальное образование, но даже такая подготовка выделяла его из общей среды.

Этот же оппозиционный уклон – пожалуй, под еще более острым углом – Редозубов? проявил позже, во время XIV партийного съезда, что следовало из его слов в прениях по докладу Майорова?: «Если тов. Майоров? ставит своей задачей вбить в головы участников собрания резолюции партсъезда, он не должен вульгаризировать. Нельзя заявлять безапелляционно, что наше хозяйство – социализм. Необходимо помнить пять уклонов в нашей стране, о которых говорил Ленин?. <…> НЭП не уступка капитализму, как расценивает Майоров? – (голоса: Неверно, что Майоров? так говорил) и не стратегия пролетарской тактики, так как тактика при НЭП-е бывает разная».

Михаил Мусеевич Майоров? включился в революционное движение в юном возрасте. В 1906–1917 годах он вел партийную работу в Киеве, Екатеринославе, Царицыне и других городах, а в 1917 году стал одним из руководителей большевистской фракции Киевского совета рабочих депутатов. Он был участником Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, одним из руководителей партийного подполья в Киеве. Во время австро-немецкой оккупации в 1918 году Майоров? приехал в Томск. Он был наделен всей полнотой власти – секретарь Томского окружкома и одновременно председатель Томского губисполкома, – но это только раззадоривало заступника партийных низов Редозубова?. Тем более что Майоров? выступал туманно, без должной принципиальности.

Редозубов? коснулся той части доклада, где Майоров? говорил о международном положении. «Не верю также, что в международной обстановке нет революционной ситуации, – заявил Редозубов?. – Против этого свидетельствуют события в Китае и Марокко». В Южном Китае, где действовало гуанчжоуское правительство Сунь Ятсена?, национально-революционные силы добились крупных успехов: был создан единый национальный антиимпериалистический и антимилитаристский фронт на базе сотрудничества Коммунистической партии Китая (КПК) и партии Гоминьдан, с помощью СССР было образовано ядро революционной армии, одержаны победы над контрреволюционными силами в Гуандуне. Редозубов? не сомневался, что все это способствовало появлению непосредственной революционной ситуации, которая после событий 30 мая 1925 года в Шанхае (движение «Тридцатого мая») переросла в революцию. Проходящая в то же время война Испании и Франции против берберского эмирата Риф, созданного в результате восстания в Северном Марокко, и серия тяжелых поражений европейских сил тоже свидетельствовали, по мнению Редозубова?, что настало время решительного наступления на мировой колониализм. «Также сомнительные утверждения докладчика, что СССР приглашают в Лигу Наций, так как Локарнский договор есть союз Западных государств не против Америки, а против СССР». Не соглашаясь с осторожной «формулировкой» секретаря окружкома по внешней политике, Редозубов? выдвинул оппозиционный «лозунг войны».

Шейн? пытался остудить его пыл: «Во время районного собрания при докладе о съезде, когда Редозубов? хотел выступить против Майорова?, я ему сказал, что этого не нужно делать на этом докладе, т. к. это могут объяснить как выступление за оппозицию», но Редозубов? был неудержим: оппозиционер всегда оппозиционер. На самом деле, как уверял Дубасов?, Редозубов? вербовал сторонников в ряды «Новой оппозиции»:

– Как относится Редозубов? к оппозиции XIV съезда и не старался ли склонить на свою сторону ребят?