Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

В институте тоже хотели разобраться, что же на самом деле произошло. На следующем собрание партячейки 29 октября задавал тон 27-летний Сергей Иванович Кликунов?. Выходец из крестьян, он служил полтора месяца у Колчака? в этапном батальоне, но уже в 1919 году стал большевиком, а на тот момент исполнял обязанности секретаря ячейки СТИ. Райком инструктировал его и полагался на него.

Кликунов? предложил «выявить настроение». Ошарашенный непредвиденным отпором в институте, Ляпин? тоже размышлял о типологии инакомыслия: «Прошлое собрание было не организовано, в числе 48 человек подавляющее число были не оппозиционеры, но товарищи, надо всем сказать, что в вашей ячейке есть группа настоящих оппозиционеров, за ними идут колеблющиеся». Председатель Томской окружной контрольной комиссии Я. П. Зосе? рекомендовал студентам «научиться вести себя на собрании – это одна задача». Вторая задача заключалась в признании, что «оппозиционность в ячейке есть», иначе «чем объяснить 48 голосов», подданных за резолюцию Кутузова?? «Здесь равнодушно смотреть на дискуссию не следует. Бросьте замазывать глаза. Надо идти в бой за отвоевание от оппозиции массы. Нужно вести воспитательную работу среди членов партии, которые по непониманию, может быть, идут за оппозицию».

Сторонники Кутузова? в институте, в свою очередь, считали, что большинство было добыто механически, а секретарь партячейки проявил авторитаризм. «Кликунов? сделал настроение, – говорили они, – а остальные все бараны». И. Я. Фельбербаум? защищал партийное бюро: «[не надо так] говорить, это ненормально. <…> Собрание, товарищи, имеет свое мнение и идет за тем или иным товарищем сознательно».

В местной прессе писали о «беспринципности оппозиции, когда некоторые оппозиционеры выступали в защиту платформы, а при голосовании воздержались»[405 - Красное знамя. 1927. 16 ноября.]. «У нас трудно отличить оппозиционеров от не оппозиционеров, – признался Филимонов?. – Собираемся, чувствуем себя [не] на партсобрании, а как будто в театре. Когда говорят, то оппозиция <…> а когда голосуют, то резолюции и предложения [ЦК] имеют достаточное количество голосов». Определитесь! – требовали сторонники большинства ЦК: «Надо сказать, что ты с партией, или уйти от нас». Но студенты жаловались, что в отсутствие контртезисов они не могут найти правильные слова для самовыражения, выработать четкую позицию: «Не следует требовать от члена партии сказать, кто он, не дав ему ясного представления о спорных вопросах, – говорил Николаев?. – Мы никакой нелегальщины не вели, а за одно выступление перед собранием нас причислили к оппозиции. Если нет оправдывающих это документов – это есть нарушение внутрипартийной демократии». Беляев? протестовал против навешивания ярлыков: «Каждый выступающий должен чувствовать, что он выступает перед товарищами, а у нас все наоборот. На закрытых партсобраниях мы должны все наши недостатки выявлять, а здесь только стоит заметить одному товарищу какой-нибудь недостаток, как его берут за глотку. Не нужно причислять к оппозиционерам и к врагам. Здесь люди, шедшие 10 лет нога в ногу, и вдруг что-то стало неладное. Кутузова? на прошлом собрании единогласно избрали председателем, а сегодня его не надо. Надо стремиться изжить методы заглушения слов»[406 - ЦДНИ ТО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 749. Л. 153 об.; ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 31. Л. 73; Ф. 17. Оп. 1. Д. 749. Л. 151 об.].

Филимонов? не только не знал, к какому лагерю себя причислить, – ему вообще не было понятно, почему нужно размежевываться:

Права оппозиция или нет. Надо ясно на это ответить в том, что в Ленинграде ей кричали ура и что ей на собрании затыкают рот. Надо выяснить эти вопросы. Неслучайно то обстоятельство, что мы на собрании ячейки СТИ [имеем] всю тяжелую и легкую артиллерию организации. Прав был товарищ Зосе?, который говорил на прошлом собрании, что в партийной организации необходимо повести борьбу за колеблющихся товарищей, чтобы их убедить, чтобы их отбить от оппозиции. А отсюда, чтобы облегчить эту работу, чтобы все выступающие говорили, ясно сказали, кого они поддерживают, или оппозицию, или ЦК. По-моему, на нашем 1?м собрании из 48 человек было много еще далеко не оппозиционеров. Голосовавшие за нее благодаря нервности создающейся обстановки, ошибок <…> докладчика <…> голос за, по-моему, не совсем за оппозицию, но и не за цекистскую резолюцию. Повторяю, сейчас такой момент, когда о своих сомнениях говорить надо, но в то же время надо причислить себя к определенному лагерю. Я заявил, что я не оппозиционер, как это мне приписывают многие товарищи. Я считаю, что по вопросам хозяйственной политики ЦК прав, хозяйство наше растет, и растет по линии не капиталистических, а социалистических элементов. Имеются ли ошибки в политике ЦК? Да. Никакая работа без ошибок не бывает и быть не может. Но говоря об ошибках, характере их, нужно говорить и о принципиальной линии. По-моему, принципиальная линия ЦК в вопросе хозяйственной политики <…> правильна (имеет в виду семичасовой рабочий день. – И. Х.).

Филимонов? подчеркивал роль языка, хотел, чтобы все «выступали», «говорили ясно», «причисляли себя». Чтобы исправить ошибки, их надо было сначала назвать – язык необходимо было овеществить, а не «заглушать» слова.

Дискуссия продолжалась: «Я молчание учащейся молодежи объясняю не оппозиционностью, а той сложностью вопросов, которые стоят перед партией. Наша молодежь [за] недостатком времени часто не успевает проработать эти вопросы». «В отношении оппозиции существуют 2 дилеммы: или исключение, или признание ошибок. Мне, не оппозиционеру, все же будет трудно терять таких лиц как: Раковский?, Зиновьев?, Троцкий?».

Некоторым, однако, надоело такое философствование. «Тов. Филимонов? хочет оправдать молчание членов ячейки, – заметил Фельбербаум?. – Это интеллигентская уловка. Когда вопрос ставится так остро, то надо <…> участвовать в обсуждении». Карасев? нашел аргументацию Филимонова? «странной»: «В вашей голове должно найтись место и политике. Если рассуждать об оппозиции, то надо сказать, что она играет на руку контрреволюции. Послабления ЦК ведут к тому, что она сильно начинает вредить партии. Нам надо сказать, что оппозиция должна отказаться от дальнейшего лихорадочивания партии. Если она на это не пойдет, то на XV съезде должна быть пропета похоронная».

М. И. Зимов? требовал определенности: «Когда вы не согласны с нашей линией, вы так и заявляйте, а не шепчите за углами и не затирайте очки другим товарищам». Время разговоров подходит к концу, поддакивал Кликунов?. Пора заявить, кто за ЦК, а кто против: «До сих пор наша ячейка обычно отмалчивалась <…> а если и реагировала, то <…> больше в беседах в коридорах, чем на собраниях. Надо присоединить свой голос к голосу партии <…> сказать свое слово о поведении оппозиции: „Или склонитесь, или партия перешагнет через вас“». «Всяким разногласиям в данный момент нужно положить конец, – постоянно повторял Кликунов? в конце октября. – Нужно вопрос ставить прямо: или мы с партией, или с оппозицией»[407 - ЦДНИ ТО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 749. Л. 155.]. Литератор-оппозиционер Илларион Виссарионович Мгеладзе? (псевдоним – Илья Вардин) высказался по поводу такой ситуации: «Подлинного демократизма нет и не может быть и в ячейке. Секретарь ячейки не может вести себя иначе, чем ведут себя секретари всех вышестоящих органов. Секретарь ячейки смотрит всегда вверх и очень редко – вниз»[408 - РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 83. Л. 18.].

Сторонники ЦК хотели услышать четкую самоидентификацию. «Не лукавьте, – требовал Ляпин?. – В докладе [я говорил, что] роль частного капитала снижена, а Неудахин? наводил панику о росте капиталистических элементов <…> Тов. Неудахин?, надо заявить по-большевистски, „[я —] оппозиционер“!»

Однако употребление ярлыка «оппозиционер» в принципе оспаривалось. В 1923–1924 годах партийный аппарат начал использовать его как способ определения несогласных, но этот термин крайне редко использовался для самоидентификации. К 1927 году произошли некоторые изменения в семантическом поле слова. Единомышленник Кутузова? Таскаев? вначале предпочитал термины «инаковидящие» и «инакомыслящие». Но уже 19 сентября Тарасов? гордо заявлял: «Мы, оппозиционеры!» «Что такое оппозиция? – спрашивал себя Троцкий?. – Оппозиция есть меньшинство в партии. Этим определяются методы ее работы. Оппозиция борется за влияние в партии, прежде всего за влияние на пролетарское ядро партии»[409 - Коммунистическая оппозиция. Т. 4. С. 264.].

Вот как самоидентификация оппозиции происходила в Иркутске. «Кто я такой и кто мы такие?» – вопрошал Беленький?. – «Ты, как всегда, „якаешь“», – перебил его кто-то. – «Я скажу в двух словах: я считаю себя Ленинцем. Я против всяких ревизий Ленинизма, с какой бы стороны они ни исходили. Я за ленинизм 95 пробы <…> (смех). <…> Я раньше был в другой обстановке, когда был в этой же зале выбран председателем собрания <…> (шум усиливается, крики: „ты спекулируешь случайностью“); „Хотели посмотреть, беленький ты или черненький“»[410 - ГАНИИО. Ф. 16. Оп. 1. Д. 253. Л. 5.]. Беленький? воздержался от разговора в терминах «мы» и «вы», но при выступлении его протеже, доцента И. А. Бялого?, ничто уже не сдерживало стремительного размежевания.

– У нас партийный съезд не созывался уже два года.

Крики: «долой», шум.

– Если вы не даете нам возможности <…>

Голоса: «Кому – вам?».

– Нам, оппозиционерам» (шум). Ленин? на Х съезде [говорил]: если бы центральный комитет удалял т. Шляпникова? как представителя оппозиции перед самым съездом, то сделал бы гнусность.

Голос с места: «ты не Шляпников?!»[411 - Там же. Л. 7.]

Об Александре Гавриловиче Шляпникове?, большевике с 1903 года, одно время члене ЦК, никому не надо было напоминать, как и о Мясникове?. Утверждение «леваков», что налицо «ряд уклонений в сторону недоверия к творческим силам рабочего класса и уступки буржуазно-чиновничьим кастам», что партия «слишком далеко сидит от шофера нашей революции – пролетариата» и что задачей профсоюзов является организация управления народным хозяйством и партии нечего брать на себя эту функцию, было резко раскритиковано в ходе дискуссии и на Х съезде РКП(б) Лениным?. Тем не менее – и это главное – Ленин? воздерживался от полной делегитимации оппонентов слева.

Кутузов? пришел к самоидентификации «оппозиционер» постепенно. «Совсем недавно [он] был в состоянии младенческом, – заметили в Томском окружкоме, – говорил, что „еще не оформился“. Теперь он превратился в стопроцентного оппозиционера». «По вопросу Китайской революции я стою на стороне оппозиции, по остальным вопросам для меня неясно», – уточнял сам Кутузов? во время рокового собрания 24 октября. «Около 2?х недель назад на ячейковом собрании в СТИ он не говорил, что он не оппозиционер, он „только“ указывал: „Мы не можем основательно разобраться во всех спорах оппозиции и ЦК, т. к. не имеем возможности познакомиться с документами оппозиции“»[412 - Красное знамя. 1927. 5 ноября.]. Неделей позже Кутузов? дал справку, что ушел с собрания актива до голосования, «потому такими фактами не нужно оперировать»[413 - Там же. 13 ноября.].

Из-за того, что Кутузов? предложил резолюцию в стиле «оппозиция неправа, но и партия неправа», Кликунов? уподобил его «Герою нашего времени» Лермонтова?. Печоринскую вечную рефлексию, пристальное изучение скрытых рычагов своих поступков, мотивов, импульсов, пристальное изучение себя – все это Кликунов? находил в Кутузове?. Иными словами, Кликунов? вошел в психологическую лабораторию оппозиционера, понял, что им движет. У Печорина все происходит по настроению, состояние его изменчиво – его советский «продолжатель» так же сложен и противоречив. Кутузов? высокого мнения о себе. Он углубляется в свою биографию, ищет болевые точки в советской действительности. Как и Печорин, он «лишний человек». Герой данного типа – не просто человек, отвергнутый партией, это тот, кто не может найти себе места в новом мире. Он всегда находится в конфликте с коллективом, способен видеть пороки других партийцев, но не способен им противостоять.

В газете «Красное знамя» от 13 ноября 1927 года отмечалось: «За 10–12 дней студент Кутузов? из „сомневающегося“ члена партии превратился в лидера доморощенной оппозиции. Около двух недель назад на ячейковом собрании в СТИ Кутузов? не говорил, что он оппозиционер. Он „только“ указывал: „мы не можем основательно разобраться во всех спорах оппозиции с ЦК, так как не знаем, не имеем возможности познакомиться с документами оппозиции“. <…> Это было две недели назад. А сейчас у Кутузова? его „мировоззрение“ оформилось. Он уже в своих выступлениях начинает поговаривать – мы, оппозиция. Кутузов? где-то нахватал ряд сомнительных данных и цифр и начинает ими доказывать, что ЦК ведет неправильную политику»[414 - Там же.]. Соответственно, райком стал характеризовать Кутузова? как «явного оппозиционера» и даже «идеолога и руководителя оппозиционной группы»[415 - ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 38. Л. 29.]. «Для нас это было несколько неожиданно, – говорили студенты, симпатизировавшие ему. – Мы не предполагали, что за [короткий] промежуток времени Кутузов? мог окончательно сложиться как оппозиционер. Успех выступления оппозиционно настроенных членов ячейки требовал необходимости обмозговать дальнейшее поведение каждого из нас»[416 - ЦГА ИПД. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 440743 (1). Л. 71.]. «У всех нас 48 человек есть голова на плечах», – бросил вызов сам Кутузов?[417 - ЦДНИ ТО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 749. Л. 154 об.]. Райком «не оценил ячейки СТИ»[418 - Там же. Л. 156 об.].

Интерпретация хода Кутузова? в духе Скиннера? и Покока? предполагает акцент не на фиксировании происходящих изменений в идентичностях, но на рассмотрении того, каким образом изменения осуществлялись в процессе коммуникации. Агентом трансформации выступал не ход времени, но сам речевой акт, прагматически ориентированный на достижение определенных целей, которые тесно связаны с контекстом осуществления речевого акта, но не детерминированы им. «Оппозиционер» появлялся в процессе дискуссии, когда выступающий, находясь внутри своего языкового контекста, находил новую манеру говорить о себе. Таким образом, новая идентичность определялась не сдвигами в политическом контексте, отражающимися на структуре языка, но «трюками», ходами, которые Кутузов? предпринимал в самом разговоре. Когда мы говорим о его самоидентификации – «я оппозиционер», – нам надо понимать не только то, какие языки самоописания были доступны употребляющим это понятие, но и то, каким образом говорящие использовали местоимение «я» в качестве ресурса, развертываемого в процессе коммуникации[419 - Бугров К. Д. Инструментарий истории понятий и его применение в изучении политической истории России XVIII в. // Известия УрФУ. Серия 2. Гуманитарные науки. Т. 19. № 1 (160). 2017. С. 165.].

[Скатывание к оппозиции прежде всего] объясняется положением нашей Вузовской парторганизации, – считали Николаев? и Горбатых?. – Текущей политикой во всех ее проявлениях заниматься систематически, не отрываясь, студент-партиец не может по причине большой академической нагрузки. В моменты напряженности во внутреннем состоянии партии студент-партиец сталкивается сразу со всей массой назревших вопросов, и в большинстве случаев неожиданно, вдруг. Это вполне подтвердилось в нашей ячейке во время дискуссии, когда члены партии, оказавшись перед весьма большими вопросами внутрипартийных разногласий, принялись в одиночку и группами перечитывать всю партийную литературу по оппозиции. <…> К началу учебного года в конце сентября мы вернулись с летней практики. За время практики мы, так сказать, находясь в непосредственной близости с рабочим классом, сталкивались с отдельными уродствами в отношениях к рабочему со стороны администрации, совучреждений и пр. и на основе этих частных случайных явлений заключали, что вообще у нас что-то неблагополучно. <…> Возвратясь с такими впечатлениями в ВУЗ за месяц до начала дискуссии, мы пустились искать корни того ложного неблагополучия, заключение о котором мы привезли с практики. И так как это неблагополучие с одного какого-нибудь места (депо или станция) мы распространяли в своем представлении на весь СССР, то и корни неблагополучия стали искать в политике власти, точнее, в политике партии. Это и привело нас к оппозиции»[420 - ЦГА ИПД. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 440743 (1). Л. 71.].

Другой студент оправдывался жизненной неустроенностью. К. Лунь? разъяснял райкомовцам, что «экономическое положение студенчества имеет политическое значение. Нужно создать минимум подходящих условий для студентов», и политические завихрения исчезнут[421 - Известия Томского обкома КПСС. 1990. № 8. С. 43.]. «Говорить о том, что материальные условия быта студентов-коммунистов также имели влияние на распространение взглядов оппозиции, нет никаких оснований, – отозвался Львов?, – хотя бы по одному тому, что большинство из оппозиционной группы материально были обеспечены удовлетворительно. А также все партийцы-студенты получают стипендию в том или ином размере – от 25 до 45 рублей». Львов? обращал внимание на тот факт, что большинство оппозиционно настроенных коммунистов высказывали политическую критику «и лишь только небольшая группа из них переходила на обвинение партии по вопросу быта»[422 - ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 38. Л. 29.].

[Перехода к оппозиции, может быть, и не произошло бы, утверждали оппозиционеры,] если бы в ВУЗе была бы проведена углубленная проработка ошибок оппозиции именно перед началом дискуссии, но мы за 1927 год, помимо тов. Ляпина?, об оппозиции ни одного докладчика и, следовательно, ни одного обстоятельного доклада в нашей ячейке не имели. Нельзя не указать и на то, что факт нашей незагруженности практической общественной и партийной работой также является одной из причин наших оппозиционных настроений. Вернувшись с практики, мы даже и не знали о существовании местной Томской оппозиции и сами себя к числу оппозиционеров не причисляли. Те впечатления, которые вывезли с практики, пока что при обмене ими употреблялись лишь как иллюстрация ошибок, происходивших в отдельных участках партийной политики. До осуждения же этой политики в целом никто из нас не доходил[423 - ЦГА ИПД. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 440743 (1). Л. 71.].

Окружком не мог себе простить, что летом студенты были предоставлены сами себе. «К одной из особенностей условий работы ячейки, повлекшей распространение оппозиционных взглядов и настроений, нужно отнести каникулярное время, когда вообще всякая работа в известной степени ослабевает, в частности ослабла политвоспитательная работа. Так, перед и в каникулярное время не было в ячейке поставлено вопроса об оппозиции и отношении к ней большинства партии». Студенты были направлены на производственную практику без надлежащей подготовки и не смогли совладать с ситуацией. «Не получив за зиму и перед каникулами достаточной зарядки в смысле подготовленности в вопросах партийных разногласий, будучи оторваны от производственной жизни в силу академической загрузки в учебное время – партийцы-студенты ВУЗа, попав в производственные центры в разгар интенсивной борьбы оппозиции с партией, не сумели и не смогли строго разобраться во всех этих вопросах, не смогли трезво посмотреть на отдельные ошибки и промахи в производстве, а поддавались агитации – настраивались и обрабатывались на оппозиционный лад». По возвращении в вуз они «старались указывать на подмеченные ошибки и недостатки из производственной жизни предприятий, побывавши в них в каникулярное время – ставя эти ошибки в вину большинства партии, обвиняя в перерождении и прочем»[424 - ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 38. Л. 28.].

Оппозиция, уверял Кутузов?, была сознательна. Ошибались те, кто считали, что шедшие за ним студенты «побывали на практике, нахватались чего-нибудь и выступают»[425 - ЦДНИ ТО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 749. Л. 156 об.]. Партия шла к оппозиции, и время работало на нее. Троцкий? комментировал в середине ноября: «За оппозицией уже идет полуоппозиция. За полуоппозицией – сочувствующие, т. е. те, которые не решаются голосовать за оппозицию, но несогласие свое с партийным режимом выражают тем, что не участвуют в голосованиях. Таких много, и число их растет. Они развиваются в сторону оппозиции»[426 - Коммунистическая оппозиция. Т. 4. С. 269.].

Итак, в партийных органах активно шло обсуждение вопроса о том, «бытие» или «сознание» создало оппозицию. Дискуссия 1927 года заметно отличалась от предыдущих – говорили не о том, «что происходит и как это называть», а «каковы причины объективно имеющегося явления, неважно, как мы его называем».

Томская парторганизация была готова к решающей схватке. Стороны определились. Произошла четкая идентификация – и самоидентификация – оппозиционеров.

5. Платформа оппозиции: язык как оружие

Осенью 1927 года оппозиция сформулировала программный документ на ста страницах – «платформу большевиков-ленинцев». Решение написать столь обширный текст, выработать свой ответ на все горящие политические и экономические вопросы, вспоминал Виктор Серж?, «означало провозгласить, что правящая партия таковой не имеет или же что имеющаяся – не революционна». Зиновьев? и Каменев? взяли на себя написание глав, посвященных сельскому хозяйству и Коминтерну. Глава об индустриализации досталась Троцкому?. Смилга?, Пятаков? «и разная молодежь» работали над общей редакцией документа, который по частям выносился на обсуждение оппозиционерами и, когда это было возможным, группами симпатизирующих им рабочих[427 - Серж В. Указ. соч. С. 270.]. Платформа осуждала взращенные нэпом силы, враждебные социализму, воплощенные в кулаке, торгаше, бюрократе; рост косвенных налогов, ложащихся на плечи народа; стабилизацию заработной платы на низком уровне, соответствовавшем уровню 1913 года; двухмиллионную безработицу; профсоюзы, постепенно становившиеся исполнительными органами государства-хозяина. Платформа критиковала проект пятилетнего плана, разработанный комиссией Госплана, а особенно «затухающие темпы роста». Экономисты из оппозиции считали, что при централизации ресурсов в руках государства можно добиться гораздо более высоких темпов развития. Средства на индустриальный рывок Троцкий? предлагал получить за счет сельской буржуазии, заменяя кулаков социалистическими коллективами, помогая беднякам: «Растущему фермерству деревни должен быть противопоставлен более быстрый рост коллективов. Наряду с этим необходимо оказывать более систематическую помощь и бедняцким хозяйствам, не охваченным коллективами, путем полного освобождения их от налога, соответствующей политики землеустройства, кредита на хозяйственное обзаведение, вовлечение в сельскохозяйственную кооперацию и так далее». Платформа придерживалась «ленинской политики» поляризации деревни, противопоставляя ее сталинско-бухаринской опоре на крестьянство в целом. «Лишенному точного классового содержания лозунгу создания беспартийного крестьянского актива через оживление Советов (Сталин? – Молотов?), что приводит на деле к усилению руководящей роли верхних слоев деревни», противопоставлялся «лозунг создания беспартийного батрацкого, бедняцкого и близкого к ним середняцкого актива». Оппозиционеры выступали за освобождение бедняков-крестьян от налогов, за развитие коллективных хозяйств (колхозов), прогрессивный налог. Рекомендовалось существенно увеличить долю государственного бюджета в народном доходе, то есть усилить огосударствление экономики; «провести действительное обложение всех видов сверхприбыли частных предпринимателей». «Мы ратовали за масштабную реконструкцию, создание новых отраслей промышленности и подвергали суровой критике первый, смехотворный вариант пятилетнего плана. Ресурсы для индустриализации следовало изыскать за счет частного капитала (от 150 до 200 миллионов рублей) и накоплений кулаков (от 150 до 200 миллионов), за счет режима экономии и экспорта, – вспоминал Серж?. – В области внешней политики оппозиция предлагала отказаться от внешнеэкономических уступок, иначе мировой рынок растворит социалистические элементы в советской экономике, и „взять курс на международную революцию“. Противником всех этих пролетарских начинаний платформа считала аппаратно-центристскую группу Сталина?, хозяйственное руководство в лице Рыкова? и других, профсоюзную верхушку во главе с Томским? и ревизионистскую „школу“ красных профессоров во главе с Бухариным?. Чтобы противодействовать этой элите, предлагалось возродить советы, оживить партийную и профсоюзную жизнь, искать поддержку в широких массах рабочего класса»[428 - Там же. С. 271.].

На вопрос о том, создала ли оппозиция альтернативный язык описания, полагается, пожалуй, отрицательный ответ. Платформа легитимировала себя в понятиях марксистской науки об обществе, проповедовала административный централизм, плановую экономику. Платформа третировала «буржуев» и «нэпачей» как врагов революции, смотрела на крестьянина сверху вниз, клялась именем рабочего класса. «Демократический централизм», ленинские принципы партийного строительства не подлежали критике. В то же время налицо был оппозиционный диалект: смена акцентировки значений разных терминов из политического словаря, постоянные требования свободы выражения и демократии позволяли говорить в таких терминах. Оппозиционеры узнавали друг друга через такие лозунги, понимали друг друга с полуслова.

Не желая рисковать утратой авторитета, ЦК категорически отказался публиковать платформу. Все, что было опубликовано 2 ноября 1927 года в «Правде», – это сжатые тезисы речи Зиновьева? на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК, останавливающиеся в основном на вопросах внешней политики: «1) пассив Сталина?: проигрыш китайской революции; 2) позорное банкротство политики блока с предателями из Генсовета; 3) ускорение разрыва Англии с СССР; 4) полуразрыв с Францией; 5) шаг на пути к признанию довоенных долгов; 6) начало раскола Коминтерна; 7) передача ряда компартий в руки правых»[429 - Правда. 1927. 2 ноября.].

В верхах оппозиции царило волнение, но не уныние. Вожди оппозиции не теряли надежду: главный бой был впереди. У нас есть свидетельство некоего Б. М. Крейнеса? из ячейки ВКП(б) в Центросоюзе о вере интересующего нас Евдокимова? в чудотворное влияние платформы, которую он высказывал в частных разговорах с единомышленниками. Записка Крейнеса? в партбюро начинается с бытовой зарисовки: 13 октября 1927 года в кабинет некоего т. Климохина? вошли Евдокимов? и некий Прибытков?. Автор сидел и делал вырезки из газет для Климохина?, прислушиваясь, что же скажет Евдокимов? о политике партии. «Все мне слышать не удалось, так как дверь была закрыта. Я слышал отдельные фразы: „ЦК обанкротилось“; „Дошли до последней меры – исключать лучших рабочих членов партии“». Ленинградская губернская контрольная комиссия скрывала свои преступления против пролетариата, не указывая стажа и социального положения исключаемых. «Беседа велась около полчаса. Ответы т. Прибыткова? я не слышал, так как он тихо говорил. После ухода Прибыткова? т. Евдокимов? вышел из кабинета и просил газету „Правда“. Я ему дал». Крейнес? позволил себе заметить Евдокимову?: «Я считаю, что Вы делаете неправильно», разговаривая с посторонними людьми в рабочее время, «кроме того, не знаете, кто присутствует за дверьми. В ответ на это он спросил: „Вы член партии?“ Отвечаю: „Да“. – „Вот я Вам и объясню, что Вы не правы“ – и начал изъяснять постановления X?го съезда партии как В. И.?? разрешал дискуссию, а также обсуждать разные платформы: „Вы же наши платформы не читали, так как ЦК Вам их не дает и не публикует“».

Крейнес? пытался возразить: «Я ему привел пример, что во время их руководства и дискуссии с т. Троцким? они поступили гораздо резче, чем сейчас ЦК по отношению к Вам: как, например, резолюция, в Ленинграде требующая исключения из партии т. Троцкого?, где ЦК не согласился с этим. Т. Евдокимов? на это ответил: „Вы идиот, ничего не понимаете. Большинство ЦК вышвырнуло Ваши мозги из головы“. Крейнес отвечал, что исключение т. Троцкого? ставил т. Сталин? и дал нам такие директивы в Ленинграде, но мы т. Троцкому? давали всегда говорить и выступать в печати. Мы и в это время указывали, что он полуменьшевик».

В это время вошел товарищ Зуев?, который вмешался в разговор, «говоря, что я ничего не понимаю, так как тебе ничего не говорят и не опубликовывают. Я говорю: „Вот. Т. К… оппозиционер, который на собраниях выступает, и никто ему рот не закрывает. Т. Евдокимов? ответил, что здесь не [оппози]ционер, – он не разбирается в вопросах“. Евдокимов? и Зуев? ушли в кабинет т. Климохина?, пошушукались, т. Зуев? ушел. Евдокимов? вышел и сказал мне: „Извиняюсь за резкие выражения, так как во время спора бывает“ и начал беседовать, доказывая неправоту большинства ЦК. Он говорил, ЦК принял неслыханную линию. При Ленине? этого никогда не было. Проводятся сначала все выборы парткомов и подготовка конференций <…> а потом разрешается дискуссия. При уходе он распрощался и сказал: „Во время дискуссии мы с вами подискутируем, хотя знаем, что подготовка к съезду проведена. Но нашу платформу мы постараемся объяснить всей партии и доказать нашу правоту“»[430 - РГАНИ. Ф. 6. Оп. 20. Д. 60. Л. 45.].

Платформу оппозиции к XV съезду ВКП(б) подписали 17 членов ЦК и ЦКК, в том числе Троцкий?, Зиновьев?, Каменев?, Смилга?, Евдокимов?, Раковский?, Пятаков?, Бакаев? и другие. Активно собирались подписи коммунистов под платформой. «Если наберем тридцать тысяч, – говорил Зиновьев?, – нам не откажут в слове на XV съезде»[431 - Серж В. Указ. соч. С. 270.]. Руководители оппозиции с трудом набрали под платформой 5000–6000 подписей на отдельных листах (с номерами партийных билетов) по всей стране. Не желая ставить подписавшихся под удар, в ЦК было сообщено лишь несколько сот имен старых большевиков, подвергавшихся репрессиям при царизме. С другой стороны, комментировал студент ЛГУ Н. П. Полетика?, «сообщение в ЦК имен всех подписавшихся выдало бы малочисленность оппозиции»[432 - Полетика Н. П. Виденное и пережитое: (Из воспоминаний). Тель-Авив: Библиотека Алия, 1982. С. 295.].

Не получив права широко печататься в партийной прессе, оппозиция начала распространять свою литературу в самиздате. Дело не ограничивалось традиционными для предыдущего этапа партийной борьбы гектографами, шапирографами и стеклографами – известными с конца XIX века кустарными копировальными приборами с производительностью в десятки копий в сутки. Да и такие приборы были эффективнее для копирования рукописей – копии с машинописных листов выходили смазанными и читались плохо. «Ответственные за оппозиционную технику» (так внутри самой оппозиции постоянно именовались специалисты по копированию оппозиционных материалов, во всяком случае в протоколах допросов они сами себя называют себя именно так) искали и находили доступ к профессиональным типографским мощностям. Это удавалось время от времени, хотя и нечасто. В архивных фондах Политбюро 1927 года есть пятитомная коллекция тиражированных оппозицией материалов: абсолютное большинство листовок, воззваний, копий статей создано кустарной техникой, использовавшейся еще во времена подпольного существования РСДРП и партии социалистов-революционеров. Однако иногда встречаются и профессиональные оттиски – они тиражировались во многих тысячах экземпляров.