Как я стал взломщиком

Как я стал взломщиком
Игорь Александрович Стусь

Игорь Стусь – таксист и преподаватель английского, осваивающий профессию взломщика, на что его толкнула странная форма сострадания. … Его жизнь вращается вокруг боли, ненависти, равнодушия. И, тем не менее, от этого и просто так он порою тоже счастлив, доволен и, мурлыча, греется на солнце. Но пусть не обманет вас интеллигентность и улыбка. Там, внутри, адская температура и давление формируют из всякого шлака алмаз дивной красоты. Но успеет ли? Не разорвёт ли эту людскую суетную оболочку внутренний огонь и напряжение? Может открыть клапан и жить как все? Все имена и события в книге настоящие.Содержит нецензурную брань.

Необходимое предисловие издателя

Перед вами картина, несмотря на некоторую хаотичность и стилистическое несовершенство, написанная кровью и потом души (если у души они есть – а они, конечно же, есть). Души Игоря Стуся – таксиста и преподавателя английского, который осваивает профессию взломщика, на что его толкнула странная форма сострадания. Все имена и события в книге настоящие, все упомянутые люди дали согласие на упоминание, обратившись к автору.

Да не сочтёт читатель некоторые ссылки за рекламу – именно вокруг них и возникла эта книга, побудив автора оставить двумерный отпечаток своей сути на плоском листе интернета.

… Его жизнь вращается вокруг боли, ненависти, равнодушия. И, тем не менее, от этого и просто так он порою тоже счастлив, доволен и, мурлыча, греется на солнце. Но пусть не обманет вас интеллигентность и улыбка. Там, внутри, адская температура и давление формируют из всякого шлака алмаз дивной красоты. Но успеет ли? Не разорвёт ли эту людскую суетную оболочку внутренний огонь и напряжение? Может открыть клапан и жить как все?

Читатель имеет возможность наблюдать за этим красивым шоу и даже ставить ставки – сдуется ли автор и когда? Инфаркт его хватит или в тюрьму посадят? И не забывайте: иногда, когда он будет на грани отчаяния, ему надо помогать материально, чтобы шоу продолжалось. Сотня рублей, лайк и репост снова пробудят в Игоре веру в людей и свои силы, и он совершит очередной безумный шаг, всем нам на радость.

О чём он и расскажет в своих последующих книгах. Если, конечно… Ну вы поняли.

В память об душах, которым мы не смогли помочь.

Передай дальше

Открылась задняя дверца, пассажир опустился на сиденье. Дверца хлопнула, я потянулся к таксометру, чтобы нажать “начало поездки” и услышал властный голос. “В Башню Империи!” – аж вздрогнул. На миг за окнами реношки мелькнули стражники в нечищеных кирасах и почему-то деловито бегущая куда-то свинья. Я моргнул и всё исчезло – только аромат сказки всё ещё длился, истончаясь и пропадая, и исходил он от моей величественной гостьи – слово “пассажирка” никак к ней не стыковалось, оскальзывалось на кирасах и мчалось вслед за свиньёй. Я повернулся. Ну, девушка. Ну, красивая. Ну да, осанка и взгляд. А если…

– Миледи, прошу Вас, смилуйтесь. Если моя кляча не будет достаточно проворна – Вы ведь велите меня выпороть? У меня семья и герцогская служба, ни то, ни другое не станет ждать, пока я приду в себя после батогов! (и с надрывным рыданием в голосе) Сжальтесь, миледи!

Ну чо, поржали. С весёлой болтовнёй докатились до башен сити – и тут она говорит, уж не помню к чему – а это же настоящая любовь. А я ей – в смысле, настоящая? А какая ещё бывает? Ну и сидим, смотрим, глазами хлопаем. И пора ей выходить. Идите, говорю. Вы же торопились, сударыня. А вопрос я дальше передам. Есть у нас, таксистов, такая функция. Она подумала, кивнула – и вышла.

Следующий заказ тут же прилетел из космического эфира – и заверещал в таксометре. Двое мужчин. Бородатых. Трезвых. Мрачных. Пахнущих крепкими сигаретами. Ну, назвался груздем… “А как вы отличаете настоящую любовь от ненастоящей?” У одного тут же зазвонил телефон. И он начал громко объяснять: “Да ты чо, не понимаешь, что-ли? Да он, козлина, вообще слился и сам теперь ныкается. Ну. А я за шо и говорю.” – второй молчал. Так доехали до места. Про любовь? Про что? Зверь во мне мягко шевельнулся – и я понял. Про страх. То есть, с другого полюса заходим. Ну, что и так можно. Без теней света не бывает.

Остановился точно по указанному адресу. Позвонил. Женщина, голос мягкий, спокойный, чуть уставший. Да, где зелёные ворота. Оттуда ещё все выходят. Да нет, точно зелёные. Табличку видите? Ну это у вас с цветовосприятием что-то. Ок, стойте там.

Вопрос передать не успел. Потому что ответ, видимо, начался уже.

“Я работаю вот в этом здании. Это интернат, для детей-инвалидов. Они по психике инвалиды – и по физическому состоянию тоже. Нет, привыкла уже. Нееееет, что вы. Я вообще не знала, что буду здесь работать. Ага, восемь лет уже. Когда пришла в первый день, меня попросили подменить девочку, которая с даунятами… ой, простите, с детками, у которых синдром дауна работала. Ну, а они, в общем-то обычные дети – по сравнению с остальными моими. Маленькие детки, ну вот с такими особенностями – а всё равно детки. А? Другие? Ну, например, что б вы понимали, я никогда не поворачиваюсь к ним спиной. И санитары дежурят. Да вы что, они, когда буйствуют, там силища такая… только медикаментозно. Нет, нет, что вы, никто их не бьёт, ну, просто, когда душевно больной ребёнок сидит в смирительной рубашке и его накрывает – он может сам себя повредить. И так, основательно. Нет, как правило успеваем, мы там все опытные.

Я, когда в первый раз зашла после даунят… оо… ну ладно, когда в свой класс зашла впервые, я сразу же вышла и два часа зайти туда не могла – мне было жутко от того, что я там увидела.

Помню, был мальчик Тёма. Слепой с рождения. Ну как с рождения – его в кислородной передержали и он ослеп. А уж потом и психика, понятное дело, из-за этого. Задержка в развитии, само собой. А так – ну обычный ребёнок. Я плакала каждый день.

Они, понимаете, они как обычные дети – только для них каждое объятие со стороны взрослого – это праздник. По голове погладил – и они взлетают просто. Они же совсем одни там. Без мамы. Без папы. Они никому не нужны.

Простите, это эмоции. Мне не следовало.

Что? Нет сейчас совсем не сложно усыновить. Наше государство упростило эту процедуру, на мой взгляд чрезмерно. Есть такие… ну как сказать… семьи, вот. Которые набирают таких детей охапками. Нанимают работника по уходу за ними. Наше государство платит за них нехилую пенсию – опекунам. Ну и вот. Да, к сожалению, очень распространено. Как будто им там лучше, чем в интернате. Вот не уверена. Нас хоть обучают и проверяют. И мы сюда все не случайно пришли. Ладно, вот мы и приехали. Сколько с меня?”

Я почувствовал, как вопрос, который я взялся передавать, дрожит, как пламя свечи… выключил таксометр. Надо перекурить, а то руки дрожат. Таксометр включился самовольно – вот же ж! – ну, поехал на заказ. Там покурил, пока ждал пассажиров.

Мужчина и женщина, довольные, румяные, в гости едут. Не мне решать, куда передать пламя свечи, эти так эти. Надо успокоиться сначала, дети-инвалиды крепко меня зацепили. Включаю радио-джаз. А там:

“Знаете, какой самый лучший способ объяснить ребёнку, что Санта-Клауса не существует? Я вам расскажу. Надо сказать: «Ты вырос. Не только телом, но и сердцем. Я вижу, что ты готов. Возможно ты видел, что все Санта-Клаусы – это переодетые люди. Возможно ты слышал от друзей, что на самом деле Санта-Клауса – не существует. Это не так. Некоторые люди могут им стать. Вот ты, например – можешь. Для этого надо увидеть, что какой-то человек очень сильно нуждается в чём-то. И дать ему это – но только так, чтобы никто, ни один человек не знал, что это ты. Это тайна. Это подарок от Санты. Тогда это – настоящее» ”

Ну вот, пора передавать дальше этот вопрос. Про настоящую и ненастоящую любовь. Совсем чуть-чуть осталось до ответа, я так чую – свеча почти догорела – и зверь во мне ворчит, соглашаясь. Вот, передаю тебе, который это сейчас читает. Ответ случится у тебя внутри, если он тебе нужен.

Для Ольги Арефьевой

Садитесь, дети, поудобнее в свои гравикресла. Я расскажу вам историю одной любви.

Я впервые услышал её песни году этак в 96-м. Это был ещё двадцатый век, вполне себе. Когда было не много одноразовых товаров, во всяком случае, автомобили и телефоны не были одноразовыми. Что? Еда? Ну, обычная была еда. Нет, не в таблетках – например, хот-доги на улицах свободно продавались. Это сосиска в булочке – бог его знает, почему ее назвали горячей собакой. Да, настоящая сосиска, представляешь? Поправь нейрошунт, Катя, а то усваиваешь медленно. Так вот.

Я тогда был молодой и красивый, у меня даже все зубы были свои. Да я мог зубами пиво открывать! И открывал же, идиот. Пиво что такое? Ну, это такой слабоалкогольный напиток, загугли, в чём проблема. Продавалось тогда тоже прямо на улицах, разлитое в стеклянные бутылки с жестяной пробкой. Что? Нет, про Египет и Междуречье не надо, позже смотри. Двадцатый век. У нас было сколько хочешь пива. Хоть залейся. А кибердиетологов не было, да мы б и обычных, живых диетологов не стали бы слушать. Мы были молодые, голодные, поджарые, энергичные, ели и пили что хотели, не толстели и дико желали всего, что только могли себе представить.

Ну ладно, история не о том.

Так вот, у меня откуда-то появилась кассета с ее песнями. Кассета? Ну, такая коробочка с мотком намагниченной плёнки. Её можно было вставить в специальное устройство и услышать музыку. Такой носитель. Ну да, так и слушали – не было тогда ни вселенского вайфая, ни саунд-модулей под кожей. Чего? Как пишется? Маг-ни-то-фон! Нашёл? Окей, не отвлекай.

Так вот, песни с той кассеты… даже не знаю, как сказать. Зацепили меня за живое, за самое нутро. Я плакал даже, честное слово. Ну, понимаю, трудно представить меня плачущим, я для вас большой и строгий дед, иногда вредный и занудный до крайности. Но ладно, не о том.

Так вот, я правда с ума сходил по ней. На обложке кассеты была фотография девушки на фоне осеннего парка. Она была абсолютно неземной, невозможной красоты – и глаза её смотрели мне прямо в сердце. Нет, не гугли – не знает этого гугл. Не знаю, где почитать. Такое не надо почитать, такое надо испытать. Что бы я ни сказал – это будет не то.

А тогда у меня кровь пульсировала в ритме её песен. И мурашки по коже бегали от её голоса. И внутри, знаете, такая тугая волна в области солнечного сплетения, поднимается и распирает грудь, аж задыхаешься от счастья – а на другой песне, сердце ухает вниз и во всем теле, в голове, в животе, в глазах – чёрная горечь и безысходная печаль.

Я слушал её песни всю свою жизнь. И буду их слушать ещё, сколько мне там отмерено. Каждый раз, когда новый альбом выходил, я боялся разочарования – а вдруг, ёлки-моталки, пропадёт эта магия, от которой у меня вскипает кровь.

Нет, не пропадает. Я меняюсь – и она меняется. Но вот та дверца, через которую она получает от высшего свои песни – она со временем всё шире. И поэтому я всё так же безнадёжно влюблён в неё – хоть никогда в жизни её не видел.

– Деда! А ты почему к ней не пришел ни разу? Ну, не попытался познакомиться?

– Ээээ… ну… понимаешь… как бы это… страшно было. Где я и где она. Не будь, как дедушка. А то так и помрёшь ссыклом. Да, к тому же, я понимаю, что влюблён в образ, а каков человек на самом деле – я ж и не знаю. Знаю, что гарантированно другой, НЕ такой, как образ. Ну и как-то… незачем уже.

И вот, понимаешь, я ведь даже на концерт ни разу не сходил. Почему же интроверты все не ходят на концерты? Потому что там толпа мозг поставит на попа!

А знаешь, хочется. Вот прям хочется сходить.

Ну, в самом деле. Вот я не люблю концертов, они мне неприятны. Там много людей, они все как-то себя ведут. Некоторые плохо. И они мне мешают слушать.

Но, с другой стороны – там, на концерте, где на сцене стоят живые люди и делают музыку… Если повезёт – поймаешь волну… Которая от них. Которую они из себя как-то достают.

Я понял, в чем секрет. Надо настраиваться на эту волну заранее. Когда собираешься, когда одеваешься. Когда едешь – вот это волнение в животе, вот эта приподнятость, с оттенком лёгкой тревоги.

Когда заходишь в фойе – и там запах тонкой театральной пыли и многих-многих эмоций, оставленных здесь тысячами людей.

Решено.

Пойду.

Про Машу

Взгляд сбоку, скрытно и тайно.

Маша (https://www.facebook.com/Gromova.Pets) носит короткую стрижку, джинсы, куртку. Ни платьев, ни украшений. Маша как будто готова к драке – или к спасению кого-то из горящего БТР. Ее голос спокоен, надтреснут слегка, богат интонациями, среди которых преобладает ирония – ну, может быть, чуть-чуть пафоса.