Второй после Солнца

– Я люблю каждую твою травинку, – говорил Аркаша, целуя каждую травинку по очереди.

– Я люблю каждый твой камешек, – говорил Аркаша, целуя по очереди каждый камешек.

– Я люблю смердящие трупы под твоим небом, потому что это трупы твоих детей, я люблю твоих иссушённых зноем старух в чёрных вороньих платках, я люблю твоих неистовых мужчин, твоих женщин с прозрачными лицами, – говорил Аркаша, целуя и орошая Испанскую Землю слезою страсти.

– Ты, гордый Аркаша, вундеркинд земли русской, который ни перед кем ещё не стоял на коленях, – отвечала Аркаше Испанская Земля, – знай: ты – мой, я впускаю тебя в себя.

– Спасибо, пока не надо, – вежливо отказался Аркаша.

Послышался гул запоздавших самолётов, и гордому Аркаше пришлось-таки зарываться в Испанскую Землю.

– Это – агония! – прокричал над его ухом Пер. – Мы уже три месяца сидим на этой горе! И каждый день нас бомбят! И каждый день кто-нибудь гибнет!

– Чья агония, господин теоретик военного искусства? – крикнул в ответ Аркаша.

– Не знаю! – крикнул Пер. – Наверное, моя!

Вечером пришёл приказ. Аркашин полк был удостоен чести замыкать отход интербригад. Аркаша собрал бойцов.

– Надо отступать, – сказал Аркаша. – Чтобы отъесться, отпиться, отмыться, отоспаться – и тогда можно снова наступать.

Но наступать им больше не пришлось. Они сдавали высоту за высотой, поле за полем, деревню за деревней, хотя винтовка была у каждого второго, а желание умереть или победить – у каждого полуторного. Они отступали пёхом: вся немудрёная техника была потеряна ещё при наступлении. И лишь Аркаша мог изыскать в этой потере определённый эстетический плюс: остовы грузовиков и танков существенно разнообразили унылый придорожный ландшафт. Возле одного из таких останков Аркаша застыл, не в силах отвести восхищённого взора: то был шикарный серебристый кабриолет «Испано-Суиса». «И пусть меня считают некрофилом, – вслух подумал Аркаша, – я не уйду отсюда, пока не оживлю её. Или на ней, или под ней!»

– Я останусь с тобой, – заявила Анита.

– А я останусь с вами, – заявил Пер.

– Фиг с вами, оставайтесь, – добродушно разрешил Аркаша, – может и вы на что сгодитесь. Фу И, давай, брат, принимай на себя полк и отведи его за Эбро, сделай минус первое доброе дело.

– Ну что, ребята-демократы, – обратился Аркаша ко всем кроме коммунистов, – не скучайте, свидимся, ждите меня со щитом или на щите.

– И с вами свидимся, – пообещал он остальным.

Толку от Аниты и Пера действительно не было, но Аркаша всё равно за восемь часов с помощью кувалды, скальпеля, зажима и пары тампонов реанимировал Испано-Суису.

– Люблю большие красивые машины, – сказал он, утирая пот. – Чуть больше, чем больших красивых женщин, но чуть меньше, чем большие красивые реки. Ладно, поехали, бензина нам хватит как минимум до Эбро.

Они уже догнали было свою колонну («Вот и свиделись! На щите!» – крикнула колонне Анита), когда Аркаша притормозил и стал нервно шарить по своим карманам.

– Трубка! – простонал он. – Подарок Хэма! Я обронил её, верно, когда чинил машину. Выходите, ребята. Я поеду обратно. Я не могу оставить трубку Хэма врагу.

– И не подумаем! – хором воскликнули доблестные скандинавы.

– Спасибо, – проникновенно сказал Аркаша, – втроём мы найдем её в четыре раза быстрее.

Они вернулись на старое место и в травах – красных и жёлтых, белых и зелёных – пытались отыскать злополучную трубку. Стемнело. Они переночевали в машине и продолжили поиски утром.

– По-моему, нас окружают, – вдруг закричала Анита, – бежим!

– Поздно, – сказал Аркаша, выпрямляясь, – влипли.

И вдруг, замахав руками, с криками: «Стойте! Стойте! Не проезжайте мимо! Хватайте их! Я заманил их в ловушку! Это – важные коммунисты!» – он побежал навстречу грузовикам с солдатами.

Пер и Анита смотрели ему вслед скорее очумело, чем понимающе.

– Сейчас он что-нибудь выкинет, – нашлась Анита.

Но Аркаша выкинул только ненужные теперь условности.

– Я – шофёр, – рассказывал он, когда его вместе с трофейными Испано-Суисой, Анитой и Пером доставили в аюнтамьенто[26 - Аюнтамьенто – ayuntamiento – здесь: здание, в котором в испанских населённых пунктах располагаются местные органы власти.] деревушки Корберы, утром оставленной республиканцами, – а это – важные коммунисты. Я возил их, но всегда хотел служить только национальным силам, только нашему каудильо[27 - Каудильо – caudillo – главнокомандующий – титул генерала Франко.]. Я – простой рабочий парень, баск по фамилии Эчеверрия. Мы, рабочие, ненавидим коммунистов, мы – за фашистов.

– Эй, хозяин, вино есть? – спросили итальянские офицеры, прерывая Аркашину исповедь в самом драматичном месте.

– Есть, несу, – отвечал староста.

– Тебе всё-таки так хочется жить, – спросила Анита по-шведски, – что ради своей жалкой жизни ты предаёшь нашу идею?

– Ты можешь выдать меня, если хочешь, – шепнул Аркаша. – Говорите по-испански, – произнёс он уже громче, – господа не изволят понимать вашего тарабарского наречия.

Анита, не прицеливаясь, плюнула и попала Аркаше в щёку.

Связанный Пер насуплено молчал.

– Вот она, интеллигенция, – говорил Аркаша, отираясь, – а ведь мы, рабочие парни, такого себе не позволяем. И господа офицеры такого себе не позволяют, потому что это – настоящие господа. Вот она, благодарность за всю мою работу на вас. Спасибо, товарищ, продолжайте хулиганить, я подставляю вам вторую щёку.

– Хочешь вина, рабочий парень? – спросили итальянцы Аркашу.

– Я бы не отказался, – не отказался Аркаша, – если бы мне развязали, наконец, руки.

– Рано, – пресекли Аркашин порыв итальянцы, – рано шофёру пить вино с итальянскими офицерами.

– Господа, безусловно, правы, – смиренно согласился Аркаша, – пить ещё рано.

Пер насуплено молчал.

– Он что, немой? – спросили итальянцы.

– Когда трезвый – то как вина в рот набрал, – пояснил Аркаша.

– У нас заговорит, – пообещал старший из офицеров, капитан Пуччини. – Итак, начнём с женщины. Имя!

Анита молчала. Итальянцы терпеливо потягивали вино.

– Она делает вид, что не понимает. Я отвечу за неё, – вмешался Аркаша. – Её имя – Анита Свенсон, тридцать два года, уроженка Стокгольма, убеждённая коммунистка.

– Что делаете в Испании? – спросил второй офицер, лейтенант Беллини.

– А вы что делаете в Испании? – огрызнулась Анита.