Второй после Солнца

– Вот видите, – подметил Аркаша, – она очень даже неплохо понимает испанский.

– Что делаете в Испании? – повторил Беллини.

– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, – заявила Анита.

– Нам придётся заставить вас отвечать, – пригрозил Пуччини.

– Сейчас сиеста, – напомнила Анита. – Неужели вы готовы ею пожертвовать?

– Мы готовы провести сиесту в обществе такой очаровательной и разговорчивой синьоры, как вы, – сказал Беллини.

– Вы ошибаетесь, – возразила Анита, – по крайней мере, насчёт моей разговорчивости. Я говорю, когда захочу и с кем захочу. Сейчас я говорить не хочу и больше не скажу ни слова.

– Что предлагаете делать, лейтенант? – спросил Пуччини, опорожняя очередную бутылку.

– Я предлагаю раздеть её для начала, – предложил Беллини. – Посмотрим, та ли она, за кого себя выдаёт.

– Разумное предложение, – согласился Пуччини. – Капрал Россини, разденьте арестованную.

Жаркая кровь прилила к лицу Аниты, но теперь, пообещав молчать, она должна была молчать. Она не шевельнулась, когда капрал расстёгивал блузку, но вот со снятием брюк у капрала возникли проблемы.

– Привстаньте, – предложил он сидящей Аните.

Анита не шевельнулась.

– Можно, я помогу, – вызвался Аркаша.

– Сиди, рабочий парень, – пресёк Беллини его порыв, – не дело, когда рабочий парень раздевает леди, пусть и коммунистку.

– И правда, не дело, – согласился Аркаша. – Господин прав, рабочий парень должен знать своё место. А капрал – он, наверное, из маркизов.

Пер с рычанием слетел со своего стула и, поочерёдно отталкиваясь связанными руками и ногами, покатился к Аните. Бунт обречённого был быстро подавлен. Капитан Пуччини не поленился вскочить со своего места и оседлать извивающееся рычащее тело. Беллини и Россини били Пера по почкам, а Аркаша каждый удар сопровождал чмоканьем и восклицанием «Классно!». Рычание Пера постепенно сменилось всхлипами. После экзекуции его оттащили в угол, откуда ещё долго слышались тихие-тихие хлюпы.

– А дали б мне ударить – я б ему вмазал, – мечтательно произнёс Аркаша.

– Подожди, парень, – остудил его пыл Пуччини, – не дело, чтобы рабочий парень бил своего хозяина.

– Господин прав, – согласился Аркаша, – рабочий парень должен бить такого же рабочего парня, как и он сам. Но я осмелился бы дать господам совет.

– Ну что ж, давай, советуй, – разрешил Пуччини.

– Я бы посоветовал господам, извиняюсь за грубое слово, трахнуть госпожу коммунистку: от очень многих товарищей я слышал, что она умеет доставить товарищу настоящее удовольствие, но если, конечно, это настоящий товарищ.

– Хороший совет, – оживился Беллини. – Шоферюга – а башка работает как двигатель Испано-Суисы. Но если она была знакома со многими товарищами, наверняка у неё для нетоварищей припасён трипперок или что-нибудь в этом роде.

– Это поправимо, – успокоил его Аркаша, – для этого существует предохранительное средство, называемое платок носовой. Берётся носовой платок, из него изготовляется чехольчик, куда вы и помещаете свой инструмент. Если у господ есть носовые платки, я готов изготовить такие чехлы.

– Беллини, у вас есть платок? – спросил Пуччини. – Дайте ему, пусть сделает свой чехол. Развяжи его, Россини.

Расправив затёкшие руки, Аркаша первым ударом раздробил челюсть капралу Россини, вторым – перебил шейные позвонки лейтенанту Беллини. Третьим ударом он вогнал капитану Пуччини желудок в позвоночник. В ответ капитан Пуччини изрыгнул на Аркашу несколько литров вина. Аркаша утёрся, несколькими ударами добил его, а заодно и капрала Россини, чтоб не мучался, после чего развязал Аниту.

– Одевайся и бежим, – бросил он, направляясь к выходу.

– А я? – булькнул из угла Пер.

Аркаша на мгновение задумался, но быстро нашёлся:

– И ты одевайся.

На улице их в нетерпении дожидалась Испано-Суиса, но возле неё при пулемёте ошивалась пара солдат. Аркаша уложил солдат двумя выстрелами из лейтенантского пистолета, зашвырнул в кабриолет пулемёт и прыгнул за руль. Анита и Пер заскакивали уже на ходу.

На бреющем, как ему казалось, полёте Аркаша уходил в сторону Эбро. Туда же двигалась франкистская бронетехника, которую Аркаша облетал по обочине. Анита прижалась к Аркаше, их волосы переплетались на ветру, они снова были счастливы.

– Я не верила, что ты предатель! – кричала Анита.

– Я сам не верил! – кричал Аркаша. – Но ты хотела? Кого ты больше хотела? Пуччини? Беллини? Или, может быть, всё же Россини?

– Я хотела тебя, как бы гнусен ты ни казался в тот момент!

– Ты чуть было не обманула меня – ты ведь обещала, что не полюбишь другого без моего разрешения!

– Да, я хотела тебя обмануть – не вышло! Пер, и тебя я тоже, конечно, хотела, Пер, ты был бесподобен, ты так рычал! – обернулась она к Перу: на заднем сидении в обнимку с пулемётом счастливыми свободными слезами изливался Пер.

Аркашино дорожное хулиганство оставалось безнаказанным, пока какой-то чин в обгоняемой штабной машине не поднял тревогу.

– Анита, за пулемёт! – крикнул Аркаша. – Прорвёмся, в Море ещё должен быть Листер!

Но Листер, командир Пятнадцатой интербригады, накануне отошёл за реку, взорвав единственный мост, и прибрежную Мору занял враг, а её главную улицу перегородили итальянские танки. Аркаша свернул на просёлок, пытаясь объехать деревню. Река была уже рядом, когда пулемётчики сразу с двух танков стали бить по ним зажигательными патронами.

– Попока! Как из него стрелять? – обернулась Анита к Аркаше, и тут же одна из очередей вдребезги разнесла её голову и переднее колесо, а заодно подожгла машину. Аркаше даже не пришлось её останавливать: машина сама налетела на валуны.

Пер рванулся к Аните, но Аркаша ударил его по лицу и за шиворот потащил к реке. Очередями их прижало к земле. Когда Аркаша обернулся, танк уже направлялся к остаткам их великолепной машины и останкам их великолепной любовницы, чтоб с разбега наскочить на них как лев на львицу и превратить в подобие пылающей в жаровне лепёшки.

– Беги, я тебя прикрою, я хочу остаться с ней, – прошептал Пер и вздрогнул: на него спикировал окровавленный и обгоревший Анитин бантик.

– Всё верно. Оставаться тебе. Прощай, дон Пер, прощай, дон Диего, – прошептал Аркаша, уязвлённый тем, что бантик спикировал не на него, и нежно хлопнул Пера по заднице.

Пер встал, он мог прикрыть Аркашу только своей неширокой грудью. Его оборона была подавлена ещё быстрее, чем бунт: один всего выстрел из танкового орудия – и то, что осталось от Пера, смешалось с тем, что осталось от Аниты, Торквемады, Св. Иакова, Колумба, Сида, Сервантеса и Эль Греко.

Аркаша сумел использовать эти секунды, чтоб добежать до реки. Очередь прошлась по его ногам, но он успел нырнуть. Мутная вода, смешиваясь с Аркашиной кровью, становилась чуть-чуть прозрачнее.

– Эбро вам, господа фалангисты, не Урал-река, да и я – не Чапай, выплыву! – плевался пузырями Аркаша; ему очень хотелось жить – жить, чтобы мстить.

Течение и живущий в жёлтых потоках местный Фын И[28 - Фын И – бог реки Хуанхэ (Жёлтой реки).] помогли ему прибиться к республиканскому берегу.

«А эта хвалёная Эбро не шире, чем Альбис[29 - Альбис – так называли Эльбу древние римляне.] у Магдебурга», – ещё подумал Аркаша, прежде чем потерял сознание.

Аркашу подобрали на пустынном глинистом мысочке очевидцы его заплыва, перевязали и, не мешкая, переправили в госпиталь Реуса. Через два дня он был арестован и перевезён в Барселону. В ходе допросов признал себя гитлеровским шпионом по кличке «Арминий[30 - Арминий – подробней о личности Арминия рассказывается в главе «Сентябрьские иды».]», провалившим наступления под Брунете и Белчите[31 - Наступления под Брунете и Белчите – два ожесточённых сражения (в районе Брунете под Мадридом в июле 1937 г. и в районе Белчите под Сарагосой в сентябре 1937 г.), в которых республиканцам не удалось добиться победы.], сдавшим Теруэль и заманившим 14-ю интербригаду в горную ловушку. Кроме того, полковник Кецалькоатль выдал фашистам из мести своего соперника в амурных делах – начштаба полка Пера Карлссона – и неверную любовницу Аниту Свенсон – так гласило обвинение, основанное на показаниях комполка товарища Фу И.