Хмель свободы

– Не сгинуть оны, серденько мое… И тоби ще воевать та воевать…

Они стояли, обнявшись.

В Гуляйполе отряд немцев, стражников и гайдамаков окружил хату Махно. Среди тех, кто опасливо, держа оружие наготове, вошел во двор, были и александровский исправник Демьян Захарович, и бывший пристав Лотко. Лотко постучал прикладом в дверь:

– Махно, выходь!

Из сеней выглянула старая Евдокия Матвеевна.

– Где твой сын? – строго спросил исправник.

– У мене их пятеро.

– Нестор.

– Нема. Сив на коня та й поихав.

– Куда?

– Та хто ж його знае. Свит за очи…

– А остальные?

– Та яка ж маты вам скаже, куды диты подалысь?

– Ничего! Найдем! – угрожающе пообещал исправник и обернулся к Лотко: – Пали бандитское гнездо!

По команде пристава несколько стражников подскочили к хате, сунули под стреху горящие факелы. Огонь лизнул сухой камыш, побежал по крыше.

…Задыхаясь, потеряв платок, седовласая Евдокия Матвеевна бежала по улице.

Позади поднимался столб дыма, и языки пламени плясали над садом. Огонь пожирал крышу.

– Ой, лышенько!.. Ой, беда-беда! – причитала она на ходу. Слезы заливали ее лицо.

Восемнадцатый год. Весенняя пора Гражданской войны. Пока только цветочки, еще не ягодки…

В имении пана Данилевского суета. Челядь носилась по коридорам, вынося вещи коммунаров во флигеля. Мели, мыли, чистили…

Стоя на стремянках, слуги развешивали новые, вернее, старые портреты взамен «анархических». Столяр в зале полировал большой стол, исцарапанный черногвардейцами на советах. Сокрушенно качал головой…

Ветеринар Забродский внес в зал стопку солидных, но довольно растрепанных книг.

– Вот, Иван Казимирович, – сказал он с виноватым видом, – брал в библиотеке… Немного растрепались…

Данилевский взглянул на него с удивлением.

– Извините, но был вынужден давать этим… ну, коммунарам, читать… главным образом по животноводству…

Бровь Данилевского еще выше поползла вверх.

– Ну, было что-то вроде курсов по животноводству, ветеринарии, – совсем смутился Забродский. – Что оставалось делать? Заставили…

– Так и продолжайте, – посоветовал пан. – Хорошее дело! А я вот не додумался… Да-да, продолжайте! Занимайтесь с работниками. Образование необходимо.

– Слушаюсь! – обрадовался Забродский. – Только многие ушли.

– Кто без греха – вернется, – сказал Данилевский. – Зато когда вся эта вакханалия кончится, у нас будут грамотные животноводы!

В залу вбежала Винцуся. По местным понятиям она уже была вполне взрослой девушкой, но сохранила детскую непосредственность и легкость движений.

– Папа, папа, я нашла комнату, в которой жил этот… Махно. Именно он. Там детские вещи. У него, оказывается, маленький ребеночек. Представляешь, у Махно – ребеночек!

– Археологическая находка! – улыбнулся Данилевский.

– Идем, я тебе все покажу! – Винцуся потянула отца за руку. И тот последовал за дочерью.

В комнате, где жили Нестор и Настя, Данилевский с любопытством стал просматривать книги, а Винцуся – аккуратно складывать на столе детскую матерчатую обувку, рубашечки. Одну из рубашечек, искусно расшитую, рассматривала у окна.

– Как вышито! – восхитилась она. – Просто талантливо!.. Папа, а почему люди не могут жить все вместе, в мире? Ну, жил бы здесь этот Махно с ребеночком, с женой, работал бы, как все, а вечерами песни пел… вот как у Гоголя… Так хорошо, так славно!

Данилевский не отрывался от книги. Это был томик прозы Лермонтова, похожий на тот, который Нестор многократно перечитывал в Бутырской тюрьме.

– К сожалению, доча, – ответил он, на секунду прервав чтение, – к сожалению, ему больше нравился не Гоголь, а бунтарь Михаил Лермонтов. Тут вот пометки самого Махно. «…Воля есть нравственная сила каждого существа, свободное стремление к созиданию или разрушению…» Очень любопытная пометочка!

– Неужели он… он читал такие книги? Он же необразованный!

– Представь себе, читал. Наша российская тюрьма была великой школой. Школой революции, конечно.

В комнату ворвался вспотевший и улыбающийся исправник.

– Извините, шо без докладу, Иван Казимирович! Спешу отрапортовать! С Махно покончено! Хату спалили!..

– Как «покончено»? – спокойно спросил Данилевский, продолжая глядеть в книгу.

– Сам он сбежал, – несколько обескураженно продолжал Демьян Захарович. – И братья его тоже. Но в скором времени мы их всех переловим и… Словом, все! Кончился Махно!

Данилевский захлопнул томик Лермонтова, отложил в сторону.

– Боюсь… – задумчиво сказал он, – боюсь, что Махно только начинается.

Глава седьмая

Смеркалось. Косой солнечный свет пронизывал зеленые улицы города.

Нестор неторопливо шел по Таганрогскому проспекту Ростова.

На одном из лучших городских зданий, еще недавно принадлежавших табачному фабриканту Асмолову, между колоннами он увидел броскую растяжку: «Федерация анархистов Ростова».