Хмель свободы

И тут его осенило.

– Ну а молчим чего? – обернулся он к отряду. – Як на тещиных похоронах!..

– Во! Молодца! – обрадовался ротный. – Давай! С песней!

– Подхватывай, если хто знает! – И, глядя в ту сторону, где прятался Нестор, Левка громко запел: – «А мы по кочечкам, да по кочечкам, сквозь болото да в лесок»… – И смолк. – Тьфу, зараза, слова забыл!

– Здоровый, а дурак! И слух, как у овцы! – бросил командир.

Но Нестор понял: Левка прислушался к «первому анархисту Заволжья» и действовал так, как тот им посоветовал: прямиком не идти, а по кочечкам. И когда Левка еще раз обернулся, он махнул ему рукой…

А вечером Махно пошел в гавань. Буксир отыскал сразу, на нем полоскалось белье. Нос пароходика «сушился» на земле, а корма плескалась в воде затона.

Нестор присел на берегу на какой-то ржавый бочонок, стал ждать. Из иллюминатора несколько раз выглядывало и тут же скрывалось чье-то лицо. Потом на палубе появился одноногий торговец:

– Поднимайся!

Внутри на буксире было сумеречно. Масляно блестели детали машины. Одноногий выложил на стол свой товар: тяжелый австрийский пистолет «Рот-Штайер» и несколько гранат.

– Лишнего не беру. За шпалер две «катьки». «Замочек» – десятизарядка, как просил. И «яички пасхальные»: гранаты… К пистолету патронов только две дюжины, редкие, заразы. «Восьмерка». У пленных выменял…

– Обстоятельства, брат, малость переменились, – сказал Нестор. – Так повернулось, что твой товар мне пока без надобности. А вот в помощи твоей крепко нуждаюсь.

– В чем нужда?

– Надо мне отсюда смываться. Хотя бы в Казань переправиться, что ли…

– Во как! Не хочу картошку, а хочу горошку… А на чем переправиться-то?

– Да хоть на твоем «Прытком».

– Был «Прыткий», а стал корыткой… Но я тебя пристрою. Ты только толком скажи, куда тебе надо.

– В Москву.

– В Москву?.. И зачем? Люди бегут оттуда. Голод начался!

– Мои заботы.

– Оно верно. Но ты не до Казани плыви, а до Саратова. Выше, в Самару, не надо, там какие-то чехи бунтуют. Чего хотят, неясно. Но к стенке будут ставить, как все. Это уж порядок теперь стал такой… А от Саратова – поездом. Коли, конечно, сядешь.

– Уцеплюсь, – улыбнулся Нестор.

– Бывший «Царицынский купец» баржу наверх потянет. На нем пойдешь. Не бесплатно, конечно. Покажи руки.

Нестор показал руки. Одноногий ощупал их:

– Ничего. Рабочая рука. Уголек или там дрова в топку покидаешь… – Неожиданно он закатал рукав рубахи Нестора повыше, обнажил красный шрам. – Ишь ты, браслет какой! – И успокоил: – Не боись! На Волге все свои, река вольная… Эх, скоро за матушку-Волгу война будет, уж очень нужная река, через всю Россию… Так, значит, в Москву? За песнями?

– За песнями.

Сиплые и надсадные гудки и шум колесных плиц трудяги «Царицынского купца» будили дремотную волжскую тишину. Нестор кидал в топку уголек. Он был весь в саже.

Вниз заглянул механик:

– Ну, паря, теперь тебя родная мать не признает.

В запыленный иллюминатор Нестор видел только пароходные плицы и убегающие назад пенные буруны…

Вечерело. Гортанно покрикивали чайки. Солнце окрашивало воду в розовый цвет. Махно ощущал, как ноет тело. Вскоре его заменили, накормили.

…И снова был день. Нестор стоял в рубке буксира. Только сверкали белки глаз.