Смерть в губернском театре

Смерть в губернском театре
Игорь Евдокимов

Губернский город С. застыл в предвкушении. И есть отчего затаить дыхание – вот-вот откроется новый театр, развеяв провинциальную скуку. Но прямо в разгар репетиций на сцене происходит убийство. Помощник пристава Константин Черкасов приступает к расследованию по полицейской линии. Его лучший друг, учитель Павел Руднев, втянут в круговорот событий из-за безоглядной любви к молоденькой артистке. Но как найти убийцу среди актеров, для которых сокрытие истинных мотивов под маской чужих мыслей и желаний подобно второй натуре?

Игорь Евдокимов

Смерть в губернском театре

Действующие лица:

Константин Андреевич Черкасов – коллежский регистратор, помощник пристава I-ой полицейской части.

Павел Сергеевич Руднев – преподаватель гимназии, друг Черкасова.

Сергей Иванович Богородицкий – пристав I-ой полицейской части.

Игнатий Иванович Шалыгин – помощник пристава I-ой полицейской части.

Юрий Софронович Гороховский – квартальный надзиратель.

Семен Владимирович Василисов – чиновник особых поручений.

Иван Сидорович Покровский – врач.

Митрофан Федорович Прянишников – хозяин театра, антрепренёр, мировой судья.

Осип Эдмундович Вайс – режиссер.

Елизавета Михайловна Костышева – актриса, предмет воздыханий Руднева.

Татьяна Георгиевна Филимонова – ее подруга, актриса.

Родион Герасимович Сурин – актер.

Василий Анатольевич Безуцкий – его друг, актер.

Григорий Никифорович Селезнев – актер.

Аграфена Игоревна Остапова – актриса, ветеран театральной сцены.

Марья Николаевна Остапова – ее дочь, актриса.

Место действия:

Губернский город С.

Годъ отъ Рождества Христова: 1879.

Отъ сотворенiя мiра: 7387.

Отъ основанiя Россiйскаго Государства: 1017.

Отъ основанiя города С.: 231.

Глава первая

«Два предложения коллежского регистратора Черкасова»

Хватит ли слов, дабы описать всю красоту погожего дня, когда губернский город С. нежится в объятьях дивной золотой осени? Скоро, скоро придут уже дожди, облетит разноцветье листвы на деревьях, а жизнь обитателей замрет до весны. Но пока улицы и бульвары полны народом, и даже самый угрюмый бирюк нет-нет, да зажмурится на солнышке, ловя последние теплые деньки.

Одному человеку сейчас не до радости: юному коллежскому регистратору Черкасову, что трудится на должности «подчаска» – помощника пристава Первой полицейской части. Перед нами совсем юный человек, недавно разменявший третий десяток, высокий и в меру симпатичный, с вихрастыми светлыми волосами и немного простоватым лицом, которое сейчас выражало печаль и грусть. Да и есть, отчего пригорюниться – буквально два месяца назад волею судеб Константин Алексеевич оказался во главе расследования убийства преподавателя губернской гимназии. Завидный успех для столь молодого человека! Да только дело завершилось совсем не так, как рассчитывал Черкасов. Всю славу и внимание от раскрытия столь громкого прибрал к рукам пристав Богородицкий, человек тщеславный и злопамятный. А обиднее всего жгло сердце знание, что лишь Константину и его другу, учителю Павлу Рудневу, было известно имя настоящего преступника…

Но – ничего не попишешь! Расследование закончилось, потянулись тусклые трудовые будни, заполненные бумажной работой и печальными мыслями о состоянии дел в полицейской части. Волокиты на Черкасова навалилось за двоих – из запойного отпуска вышел друг и конфидент пристава, Игнатий Иванович Шалыгина, который хоть и числился номинально в одной должности с Константином, на деле молодого человека ни в грош не ставил. Вместо работы Шалыгин просиживал штаны, гоняя квартальных да городовых трясти подношения с купцов и лавочников.

Одним словом, незавидна была участь юного Черкасова. Да настолько, что все чаще посещали его мысли бросить службу в полиции, да перевестись куда-то, где его порядочность и стремление к справедливости принесли бы больше пользы. Вот хоть даже в учителя, как друг-Руднев! Только… Чему он детей-то научит, бывший семинарист и мелкий чиновник МВД? Закону Божию или законам светским? Подумать смешно!

В таких мрачных думах и застал его посыльный из губернаторского дома, что несказанно молодого человека удивило. Еще более его удивило содержание переданной записки:

«Прошу немедля явиться. Василисов»

Подпись принадлежала чиновнику особых поручений при губернаторе. Семена Владимировича Василисова командировал в помощь полицмейстеру сам хозяин губернии. На деле это означало, что чиновник служил начальственными глазами и ушами, приглядывая за деятельностью приставов, а подчас даже вмешиваясь в расследования. Делал он это, впрочем, лишь в двух случаях – если считал, что сыщики ведут дело из рук вон плохо и следует напомнить им, от кого зависит их дальнейшая карьера, либо если дознание затрагивало интересы лиц, приближенных к губернатору, а значит следовало проявлять осторожность, избегать скандалов и убедиться, чтобы покой важных персон не был потревожен. Человеком Василисов слыл умным, опасным, но по-своему справедливым. Черкасов не знал, чем вызвано приглашение столь важной особы, но не в его интересах заставлять Семена Владимировича ждать.

Коляска посыльного стояла у двухэтажного особняка с мезонином, служившего домом для I-ой части, поэтому Константин быстро занял место рядом с лакеем. Кучер щелкнул вожжами, и справная лошадка потянула их вверх по улице Московской, укрытой в этот октябрьский день ярким ковром из опавших листьев. На перекрестке у дома, где некогда родился знаменитый писатель, прославивший губернский город С. (таковых, на самом деле, хватало, но что-то все из них почитали своим долгом сбежать от малой родины подальше), коляска повернула на самую главную улицу города, Большую Саратовскую. По левую руку осталась старая Вознесенская церковь, за спиной – высоченная колокольня Троицкой. С Саратовской, у суда, кучер свернул на Дворцовую, объехал Карамзинский сквер напротив губернской гимназии, и остановил коляску у главного входа в губернаторский дом.

Жители города называли его не иначе, как дворцом. Действительно, длинное двухэтажное здание располагалось в самом авантажном месте, выходящем на бульвар вдоль обрыва. Портил его только чуть странноватый балкон, несимметрично нависший над дверью и одним из окон первого этажа.

– Прошу за мной, – солидно протянул посыльный. Он провел робеющего Черкасова через парадные двери в холл с роскошной лестницей, но наверх подниматься не стал, а вместо этого нырнул в неприметную арочку справа. Так Константин оказался в кабинете чиновника особых поручений.

Василисов сидел за столом, обитым зеленым сукном, и что-то писал. Не поднимая глаз от документа, он бросил Черкасову:

– Присаживайтесь, я сейчас.

Предложение оказалось весьма кстати, потому что ноги Константина и так уже стали нетвердыми от волнения. Он примостился на краешке стула и с нервозным любопытством оглядел кабинет. Центром его служили два стола, составленные буквой «Т». За широкой частью разместился сам чиновник особых поручений. По обе стороны от длинной стояли два стула для гостей, один из которых и занял Черкасов. Противоположная от окна стена была закрыта длинным шкафом с книгами и документами, расставленными в идеальном порядке, корешок к корешку. Вообще, именно словами «идеальный порядок» стоило описать кабинет в целом. Даже внимательный наблюдатель не нашел бы здесь ни одной лишней вещи, предмета не на своем месте, или просто сентиментальной личной безделушки. Все сухо, серьезно, по-деловому.

– Итак, Константин Андреевич, – отвлек его голос Василисова. Чиновник вернул перо в гнездо чернильницы и теперь внимательно рассматривал гостя. – Вы, верно, недоумеваете, зачем я вас вызвал?

Черкасов почувствовал, что голос готов ему изменить, и, не желая пищать или хрипеть, просто кивнул. Хоть это и выглядело невежливо, Василисов вида не подал, а продолжил.

– Должно быть вы в курсе, что чуть более десяти лет назад, Государь повелел создать в столице так называемую сыскную часть. Слыхали о такой?

– К-конечно, – выдавил из себя Черкасов, чтобы не молчать. О петербургской сыскной полиции он, конечно же, слышал. Не меньшей славой было овеяно имя ее первого главы, Ивана Дмитриевича Путилина, грозы преступного мира.

– Из достоверных источников мне известно, что подобное отделение планируется открыть и в Первопрестольной, а там и черед других крупных городов настанет. Вот только до нашей тихой заводи прогресс докатится не скоро. Министерство, как всегда, не готово тратиться на провинцию, и обосновать создание сыскной части в столь небольшом городе, пусть и губернском, невозможно. Однако…

Василисов встал из-за стола и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Каблуки его дорогих ботинок звонко отстукивали ритм по паркетному полу.

– Однако саму идею наличия полиции, предназначенной не для поддержания порядка, а непосредственно для расследования особо деликатных уголовных дел я нахожу весьма полезной. И Николай Петрович, – тут Василисов стрельнул глазами вверх, имея в виду губернатора. – со мной в этом вопросе согласен, а посему принял решение удовлетворить мою блажь. А именно – создать при городском управлении небольшую группу из отобранных мною лично сотрудников, в задачи которой войдет дознание по происшествиям, что привлекут внимание Его превосходительства. Или мое. Участником этой группы я и предлагаю вам стать. Что скажете?

Сказать Черкасов мог много чего, и одновременно – не смел вымолвить и слова. В его голове роились сотни вопросов, хотя ни один из них коллежский регистратор не мог до конца сформулировать. Василисов, видимо, истолковал его молчание по-своему, и добавил: