Прошлое в наказание

В один из таких разговоров за стаканом вина Яковлев рассказал о том, как в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году предложил Горбачеву разделить КПСС на две части: консерваторов и реформаторов. И тем ввести двухпартийную систему. Горбачев, услышав подобные речи, замахал руками: «Да как ты можешь предлагать такое?! Партия – основа страны!» Осенью девяностого, когда стало ясно, что серьезные преобразования неизбежны, Яковлев повторил Горбачеву свое предложение о разделении КПСС на две партии. К тому времени уже существовала Демократическая платформа в КПСС, созданная «снизу», без всякого участия Центрального комитета КПСС – она объединила тех самых реформаторов, на которых рассчитывал Яковлев. На этот раз Горбачев благосклонно воспринял идею, но сказал, что следует немного подождать. История ждать не стала – август девяносто первого положил конец правлению КПСС. Но если бы Горбачев согласился в девяностом году на разделение партии, судьба СССР, скорее всего, сложилась бы по-другому.

«Вот она, роль личности, – подумал я тогда. – Бывают такие моменты, когда от решения одного человека зависит будущее страны, да и других стран. Горбачев мог спасти СССР, меняя партийную систему. Гитлер мог отказаться от похода на СССР, а Наполеон – на Россию. Таких ключевых моментов наберется немало, когда человек, отвечавший за страну, выбирал худший вариант… Впрочем, об этом хорошо размышлять, когда худший вариант стал уже историческим фактом», – подвел я итог.

Учредительный съезд Российской партии социальной демократии состоялся в намеченный день. По предложению Александра Николаевича меня включили в руководящий орган партии. Я не стал отказываться. Мне были симпатичны и председатель партии, и люди, окружавшие его. Тем более что все равно предстояло с ними работать – Филонов поручил мне заняться предстоящими в декабре выборами в Думу. Программа была принята без каких-либо замечаний. Обстоятельный товарищеский ужин стал весьма достойным завершением съезда. Я смог убедиться, что из регионов приехало немало вполне адекватных людей, с которыми не стыдно было делать одно дело. И что кухня в Деловом центре на Красной Пресне может радовать.

На следующий день, не слишком холодным воскресным утром, я взял Кирилла и Василия и отправился с ними в Сергиев Посад. Я давно обещал сыну какую-нибудь поездку. Настя, занятая написанием срочной аналитической записки, с удовольствием отпустила Василия с нами.

Я смотрел на дорогу и совсем не вникал в разговор, который вели дети, сидевшие сзади. «Что надо сделать, чтобы позорное кровопролитие в Чечне прекратилось? – невесело думал я. – Какие доводы найти для того, кто не хочет слышать никаких доводов?»

От правозащитников я знал, что происходит в Чечне. Война множила жестокость. Страдали не только чеченцы, но и русские, остававшиеся в Грозном. Бомбы и снаряды не разбирали, какой национальности люди, оказавшиеся там. Погибших было столько, что не имелось никакой возможности отвезти их на кладбище. Хоронили на газонах поблизости от места, где их настигла смерть. Мне об этом рассказали Олег Орлов и Сеня Рогинский, с которыми я встречался в «Мемориале» неделю назад, а еще Сергей Адамович Ковалев, уполномоченный по правам человека, тоже ездивший в Грозный. Идея мирной конференции по Чечне, которую готовили Владимир Лысенко и Лев Пономарев, казалась мне разумной.

«Надо помочь Володе и Льву в этом деле», – решил я.

Сергиев Посад впустил нас в свои пределы. На улицах было не так уж и много машин, как и пешеходов на тротуарах. Казалось, подмосковный городок не слишком радуется неплохому февральскому дню. Позже открылись тесно стоящие купола храмов, золотые, синие, мощно возвышающаяся над ними колокольня.

Оставив машину на стоянке, мы вчетвером с водителем Толей зашли на территорию Троице-Сергиевой лавры, прилежно осмотрели Свято-Троицкий собор и церковь преподобного Никона Радонежского – южный придел собора, потом церковь в честь Сошествия Святого Духа на апостолов, заглянули в Успенский собор, в храм Преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, в церковь Рождества святого Иоанна Предтечи. Видели много молодых ребят в одинаковом черном одеянии. Я объяснил, что это учащиеся расположенной здесь Московской духовной академии, будущие служители культа. Кирилл и Василий смотрели на ребят, которые были постарше их, с нескрываемым любопытством.

– Ну что, отдать тебя в академию, когда немного подрастешь? – с напускной серьезностью спросил я сына.

– Не-ет. – Кирилл озорно улыбался. – Я не хочу быть попом.

– А ты? – обратился я к Василию.

– Я тоже не хочу, – решительно заявил тот.

– Ну и зря, – глубокомысленно заметил мой водитель, худой, высокий мужчина лет сорока с унылым лицом. – Работа не сложная, а зарплата хорошая.

– Это не так, – спокойно возразил я. – Работа сложная, если делать ее нормально. Впрочем, как и любая другая работа, если выполнять ее как положено. А зарплата зависит от прихода. Где-то совсем маленькая.

– Тогда, конечно, не стоит идти в попы, – обдумав мои слова, хмуро заключил Толя.

Мне все время слышались мощные, хотя и приглушенные звуки органа – Токката и фуга ре минор Баха. Этой музыке было уютно под гулкими сводами и между высящимися храмами.

Обедали мы в Сергиевом Посаде в небольшом ресторанчике, еда там оказалась вполне сносной. В Москву вернулись, когда уже стемнело. Сначала завезли Васю. Я не преминул проводить его до дверей квартиры – хотел хоть коротко увидеть Настю. И услышал благодарные слова за то, что дал ей возможность поработать. Мне это было ой как приятно.

Потом настал черед Кирилла.

– Ты доволен поездкой? – спросил я, когда мы поднимались в лифте.

– Да, – не слишком раздумывая, выдохнул сын.

– Хоть что-то в твоей голове осталось?

– Осталось.

– Ты понял, что Сергиев Посад – важное место для нашей истории?

– Понял.

Я пристально смотрел на сына.

– А музыку ты слышал?

– Какую музыку? – не понял он.

– Ну… соответствующую. В Лавре церковная должна звучать. Скажем, орган.

– Не слышал, – озадаченно ответил сын. – А что?

– Нет, ничего.

На ужин у Марины я не остался, поехал домой. Хотелось побыть одному.

Во вторник мне удалось встретиться с Лысенко и Пономаревым. Проблема с подготовкой конференции была одна: поиск участников с чеченской стороны, достаточно представительных, готовых к диалогу. И при этом тех, к кому правоохранительные органы не имели претензий. Джохар Дудаев по-прежнему был готов к переговорам, но его немедленно арестовали бы, появись он в Москве. Как и его полномочных представителей. Приходилось искать среди известных в Чечне общественных деятелей, никоим образом не связанных с вооруженным сопротивлением. Я сказал о своем желании участвовать в конференции, просил держать меня в курсе ее подготовки.

На следующий день мне позвонил Эдуард, вновь предложил пообедать вместе. Я не стал отказываться, понимая, что предложение сделано неспроста. Похоже, брат был в курсе всего, что я делаю.

Когда худой, предупредительный официант, записав наши пожелания, удалился, Эдуард весьма добродушно проговорил:

– Знаю, что ты ездил с Кириллом и Василием в Сергиев Посад. Вася остался доволен.

– Рад этому, – сдержанно выдохнул я.

– Такие поездки полезны. Хорошо, когда подростки знают отечественную историю, видели важные для нее места.

Я согласно кивал, думая при этом: «Ради таких сентенций ты меня пригласил?» Впрочем, я понимал: здесь ничего важного он говорить не станет. И оказался прав. Лишь когда мы покинули ресторан и вместе пошли в сторону Ильинки, я услышал:

– Зачем ты лезешь в эти дела с подготовкой конференции?

Я не ошибся: он знал о моей встрече с Владимиром и Львом.

– А тебе не кажется, что надо дать ей состояться? И быть может, помочь этому.

Он остановился от неожиданности.

– Зачем?

– Хотя бы затем, чтобы потом, в случае чего, сказать: мы пытались найти варианты прекращения кровопролития. Или: мы не мешали таким попыткам. Даже в меру возможностей помогали.

Эдуард обдумал мой слова, насупившись, выдавил:

– Продолжай. Если считаешь нужным. По кандидатурам обращайся.

– В каком смысле?

– В таком: достаточен ли уровень представительности и будут ли эти люди вызывать вопросы в некоторых организациях?

– Понял.