В гуще чужих ощущений

Воды все больше. Неумолимо уменьшается пространство, еще занятое воздухом, в котором можно дышать. Пространство жизни в нашем отсеке. Оно скоро исчезнет.

Я отворачиваюсь. Я не хочу видеть, как гибнут мои товарищи. Я готов. Мне почему-то вспоминается банкет в честь спуска на воду нашей лодки, сидящие за столами члены моего экипажа, веселые, счастливые. И девушка в белой блузке среди них, моя жена, тогда еще будущая. Которая теперь не дождется меня.

Дышать больше нечем. Я под водой. Это конец. Мир пропадает…

В отличие от остальных, воспользовавшихся компактными дыхательными аппаратами, я утонул. И сразу после этого отсек поднялся над водой, люк, который вел будто бы в третий отсек, открылся, вода хлынула в бассейн. А меня оперативно вытащили, принялись откачивать. Этим занимались настоящие врачи.

Не скажу, что слишком приятно приходить в себя после того, как ты утонул. Я вижу врачей, окружающих меня. Я в карете скорой помощи. Она стояла рядом с бассейном, когда мы начинали. Я слышу мерный писк прибора, отмечающего работу сердца.

– Все нормально? – с некоторым затруднением спрашиваю я, глядя на ближайшего ко мне худого, громоздкого мужчину в зеленоватом халате.

– Надеюсь, – отвечает врач. – Но я рекомендую вам лечь на один день в больницу. Чтобы исключить любые опасности. Прежде всего, пневмонию. Мы вас отвезем… А что, нельзя было воду в бассейне подогреть?

Я не сдержал усмешку:

– Нельзя. Лодка погибла в Атлантике, а не в Карибском море.

Я рассчитывал вечером оттянуться, выпить с Майклом, Элизабет, но вместо этого оказался на больничной койке, облепленный датчиками. Майкл все равно был рядом. Он и его подружка Бритни явились в больницу, развлекали меня разговорами, смешили. Бритни – известная хохотушка. Мне приходилось постоянно напоминать, что мы в больнице.

Майкл и Бритни то ссорятся, то опять мирятся. Это их постоянное состояние. Но, сколько я ее помню, веселость никогда не покидает Бритни. Она остается беззаботной болтушкой, даже на работе – она гример в Warner Brothers. Хотя, быть может, это маска, и наедине с собой она совсем другая. Бывают такие люди.

Утром следующего дня мне позволили покинуть больницу. Слава Богу, обошлось без осложнений. Мы с Майклом решили посвятить этот день отдыху. Мы его заслужили. Чем заняться двум серьезным парням в хороший летний день, если рядом Тихий океан, а у них свободное время? Разумеется, серфингом. Это увлекательное занятие, и к тому же полезное для здоровья.

Вечером отправились в «Duke’s Malibu». Вчетвером. Прекрасно провели время. Ночевал я опять у Лиз.

На следующее утро мы с Майклом явились к Дональду Мейеру. Он весьма оживился, увидев нас.

– Привет, парни. Сработали вы отлично. Подводник получился прекрасно. Пожарный – тоже неплохо. Теперь пора браться за большой проект.

– За тем и пришли, – весело сообщил я.

– Тогда вам стоит кое-что увидеть. За мной.

Дональд вскочил и понесся быстрым шагом. Он всегда так ходил, часто переступая не слишком длинными ногами. Мы ринулись за ним. На лестнице он почему-то повернул наверх. Очень скоро мы оказались на крыше, просторной и плоской. Здесь была оборудована вертолетная площадка. Там стояло два «Bell» модели 629, в одном из которых сидел пилот. Дональд сделал ему знак, и тот начал запускать двигатель.

– Я бы мог вести эту птичку, – вырвалось у меня. – К чему нам пилот?

– Не напрягайся. – Дональд смотрел на меня снисходительно. – Парень получает за это деньги.

– Куда летим?

– Увидите, – загадочно выдохнул он.

Дональд открыл пассажирскую дверь, но первыми запустил меня и Майкла. Мы устроились на сиденьях. Вскоре вертолет взмыл над студией и над Голливудом. Известная надпись на склоне оказалась слева, а потом уползла назад.

Через полчаса приземлились на небольшом аэродроме неподалеку от внушительного ангара. Зачем им такой, если там водятся только легкомоторные самолеты? Дональд выскочил на бетон, сделав нам знак, и направился прямиком к ангару. Я едва поспевал за ним.

Он открыл дверь в огромных воротах, и я сразу увидел старые самолеты – истребители, бомбардировщики. Все в прекрасном состоянии. С каким восхищением смотрел я на них. А Дональд проговорил:

– Наш фильм – проект масштабный. Мы сделали точные копии самолетов. Три английских – «Spitfire», три американских – «Flying Fortress» и три немецких – «Focke-Wulf». Это стоило немалых денег. Но самолеты нам еще пригодятся. В крайнем случае, сдадим их в аренду. – Он помолчал, потом испытующе глянул на меня. – Неужели нельзя не губить один из них?

– Можно, – спокойно отвечал я. – Майкл стреляет холостыми, я не вижу никаких пробоин на крыльях, но делаю вид, что меня подбили и что самолет падает. Качество таких ощущений будет гораздо ниже.

– Ты прав. Качество ощущений прежде всего. И одним самолетом придется пожертвовать. К счастью, это не бомбардировщик. – У него был вид человека, разобравшегося, что к чему. – Знакомьтесь с техникой. Жду от вас план съемок. Но прежде сцен воздушного боя надо снять все, что происходит на земле. Всю любовную линию и прочее.

Мне это не понравилось. Я хотел поскорее заняться самым интересным – батальными сценами. О чем не замедлил сообщить:

– Дональд, я бы начал со всего, что связано с самолетами.

– Не сомневаюсь. И все-таки я прошу тебя завершить этим.

– Почему?

Он задумчиво помолчал, а потом проговорил с неопределенным выражением лица:

– Мне так хочется. Может мне так хотеться?

– Да, – согласился я. Он, что называется, заказывал музыку, и я вынужден был считаться с его желанием.

Мы начали со знакомства с техникой. «Spitfire» были модификации Mk.IX с двигателем 1585 лошадиных сил. Такие стали поступать в войска в тысяча девятьсот сорок третьем. Красивые самолеты, стремительные, с прекрасной скороподъемностью. Американские бомбардировщики «Boeing B-17» модификации F несли на себе зелено-бежевый камуфляж и опознавательные знаки RAF – Королевских военно-воздушных сил. Эта модификация передавалась Великобритании, там их называли «Fortress Mk.II». Громадины, хотя многие современные пассажирские самолеты превосходят их размерами. Но для начала сороковых это были настоящие гиганты. Немецкие истребители «Focke-Wulf» Fw.190a оказались четвертой модификации с мотором мощностью в 1440 лошадиных сил, которую при необходимости можно кратковременно поднять до 2100. Тоже красивые боевые машины, агрессивные, хищные, верткие. Я с неописуемым восторгом смотрел на самолеты, словно пришедшие из прошлого, из тех славных времен, когда властвовала поршневая авиация и от человека зависело больше, чем от электроники. Не менее трепетно относился я к истории тех лет, когда мы геройски сражались против фашизма и погибали – бок о бок с англичанами. Русские тоже воевали, долго, тяжело, но главные события развивались на Атлантике. Это было славное время. Наверно, всё еще сидит во мне юношеская романтика.

С помощью двух техников мы опробовали самолеты на земле. Все двигатели заводились, работали нормально, системы управления тоже. Можно было приступать к тренировкам в воздухе.

Вечером наша дружная парочка засела за разработку плана подготовки к съемкам боя. Первоначальные тренировки в течение недели должен был вести Майкл, а я получал время для наземных съемок. Потом наступал период репетиций боя. После этого можно было переходить к главным съемкам.

Дональд сходу одобрил наш план.

– Приступаем, – с довольным видом проговорил он.

Уже через час в костюмерной меня одели в форму английского летчика. Признаться, мне понравилось, как я выгляжу. Потом я привыкал к форме и учил незатейливую роль. Эпизод знакомства с Памелой в пабе, где мой герой выпивал в компании боевых товарищей, включая главного героя Джона Гриффита – его будет играть Дилан Дуглас, младший сын Майкла. Эпизод на улице, когда мы с ней едем на машине. Эпизод в том же пабе, где я в компании с Памелой уже как со своей девушкой. Эпизод в спальне, где мы занимаемся любовью, и, наконец, эпизод у ее дома, когда она утром провожает меня на аэродром – на боевой вылет.

В отличие от батальных частей будущего фильма, съемкой которых руководил я, всем остальным заправлял известный режиссер Александр Земекис. Окруженный массой помощников, ассистентов, он тщательно репетировал с нами каждый эпизод. И лишь убедившись, что все так, как ему надо, разрешал провести съемки, два или три дубля.

Особенность сенсосъемок в том, что в них все должно быть настоящим, в какую сторону не посмотри. Для них декорации, какие строили раньше для обычных фильмов, не подойдут. Потому что актер, если он движется, поворачивает голову, видит на все триста шестьдесят градусов. Для эпизодов, снимаемых в пабе, был создан фактически настоящий паб, стилизованный под середину прошлого века. Во время сенсосъемок никаких режиссеров, операторов, помощников, ассистентов, осветителей поблизости. Только артисты, одетые в старую военную форму или одежду почти восьмидесятилетней давности, которые изображали посетителей и обслугу. За столами ели настоящую еду, пили настоящие напитки. И я смаковал хороший виски. Шутил с друзьями и непрестанно поглядывал на девушку, сидевшую неподалеку. Она мне очень нравилась. И я не думал о том, что это Маргарет, симпатичная актриса, игравшая роль Памелы. Так бы я испортил съемки. Не-ет. Я не знал ее и страстно хотел познакомиться с ней.

Джон Гриффит, пилот, командир «Flying Fortress», сидящий рядом, заметив мой интерес к девушке, хлопает меня по плечу, негромко произносит:

– Нравится?

– Да, – отвечаю я.

– Чего ты ждешь?

Я поднимаюсь, подхожу к девушке. На моем лице глуповатая улыбка.

– Привет. Можно сесть рядом с вами?

Немного помолчав, она отвечает: