Шепот осени

Шепот осени
Игорь М Бер

Ох уж эти детские приюты! Ох уж эта злобная администрация! Ох уж эти призраки девочек, бродящие ночью по темным коридорам! Ох уж эти ритуалы по вызову духов, проводимые в полночь! Клише, скажете? И окажетесь правы лишь отчасти…

Игорь Бер

Шепот осени

Игорь Бер

Шепот осени

1.

Дима остался сиротой в десять лет. Сложное испытание для мальчишки, который до этого жил в образцовой семье. Его родители были далеко не богатыми людьми, при этом сам мальчик не испытывал нужды в еде, тепле в зимние холода или любви. Сергей Степин хоть и работал в преуспевающей фирме, занимал в ней должность менеджера среднего звена, потому чаще ехал на работу в общественном транспорте и изредка на старой «девятке», которая выходила из строя в самый неподходящий момент. Елена Степина была воспитательницей в государственном детском саду, в котором зарплату выплачивали с вечными опозданиями. Их квартира, построенная в семидесятые годы прошлого столетия, с момента приватизации в девяностых, ни разу не подвергалась ремонту. Мать Димки мечтала о капитальном – не косметическом – ремонте на кухне и в ванной комнате, где из-за сырости стены вечно покрывались черной плесенью. Но мечты так и остались мечтами. Степины как могли, откладывали с каждой зарплаты по тысячу рублей для ремонтных работ, но трагедия перечеркнула все их планы.

Семнадцатого августа две тысячи двенадцатого года, отец и мать Димы отправились на дачу, находящуюся в сотне километров от их квартиры, на сбор урожая яблок. Должны были вернуться в тот же день. Так как Дима приболел, он остался дома. Он любил дачу, так же как любили ее родители. Пусть старую, построенную еще дедом отца Димы, с полупленной краской, с кривым забором, с закопченным от гари дымоходом, но пропитанную теплом и уютом. А какой чистый воздух здесь стоял круглый год. И как же загадочно блестела вода пролегающей неподалеку речки в лучах робкого солнца. А по весне запах цветущих яблоневых деревьев буквально кружил голову. Одни воспоминания об этом в зимние холода согревали теплотой озябшие, привыкшие к городской пыли и суете, души.

Мать Димы не редко приносила яблоки или помидоры на работу, чтобы угостить коллег и детей своей группы. Дима тоже угощал яблоками одноклассников, а потому на переменах по школьным коридорам раздавался веселый яблочный хруст и аромат «Белого налива» плыл в теплом воздухе, смешиваясь с криками и смехом школьников.

Именно на старой «девятке» его родители отправились в последний путь, которая как назло не сломалась при попытке ее завести, или же в начале пути, а на отутюженной миллионами колес трассе, когда им на встречу ехал грузовик. Шансов выжить у них было не много…

Дима помнил тот день: солнечный, свежий и манящий. Вспоминая его, на душе становилось мерзко вдвойне. Утро было прохладным для середины августа, и легкий ветерок заставлял шуршать листья, выводя старую как мир мелодию. Родители имели приподнятое настроение, и если бы столь неудачное заболевание, то и сам Димка был бы счастлив. Ничто не предвещало беды. Но, так или иначе, она произошла, и с этим ничто нельзя было поделать. Разве что смириться....

Начинать совершенно иную жизнь в столь раннем возрасте было несправедливо и обидно, да еще летом. Его друзья отправлялись отдыхать на море с родителями, в детские лагеря, к бабушке с дедушкой… Диме же предстояло знакомство с органами опеки и попечительства и их страшной, по меркам маленького мальчика, работой.

Вначале они связались с родственниками отца (мать Димы потеряла родителей еще до рождения сына, а братьев и сестер у нее не было), но тщетно. Дядя Саша, старший брат отца, был безработным пьяницей, и оставлять Диму ему на поруки и речи не могло быть. Тетя Света, средняя сестра, имела сама семерых детей, и сводила с трудом концы с концами. А двоюродный брат отца Иван, сразу заявил, что Димка для него будет только абузой. Да и сам мальчишка не желал жить с дядей Ваней, он его никогда не любил из-за жадности и скверного характера. В данном случае уж лучше бы его оставили со старшим братом отца.

Таким образом, к началу сентября его зачислили в детский приют города Стерхов, Тверской области. Но перед этим он все же прожил у тети Светы, пока решались формальности. В глубине души он надеялся, что по истечению срока, тетя Света попросит органы опеки, чтобы его оставили с ней. Но, как уже взрослый парень, он понимал, что это глупые напрасные надежды. И хотя у тети Светы было тесно, и он ладил лишь с одним из четырех двоюродных братьев, Дима не променял бы этот семейный круг на детдом.

«Я буду тебя навещать», пообещала тетя Света, глядя, как люди в строгих костюмах ведут племянника к черной (траурной) машине.

«К черту твое вранье!», выругался мысленно Димка, ровно шагая вперед, и смотря себе под ноги. Тетя Света лгала, и он это знал. Ведь он уже не маленький доверчивый ребенок, и отличал правду ото лжи. Он уходил из этого дома, чтобы не вернуться назад.

«Невелика потеря»....

2.

Автомобиль остановился у трехэтажного здания детдома. Дима вышел из машины и настороженно оглядел бледно-серые стены, зарешеченные (как в тюрьме) окна на первом этаже и массивные двери. Неспокойные вороны кружили вихрем над синей крышей главного блока, заглушая криками звуки оживленной трассы. Легкий осенний ветерок «погладил» его по затылку и юркнул за ворот мятой рубашки, и вместе с этим ветерком пришло чувство полного одиночества и отчаянья. Но было еще что-то. На миг, Димке показалось, что стены здания скрывали нечто ужасное и недружелюбное. Такое, во что не верят взрослые и боятся дети.

Он не хотел туда идти, но легкая, и в то же время настойчивая ладонь опустилась ему на спину и подтолкнула вперед. Ноги предательски послушались ладони работника органов опеки. И с каждым шагом, здание становилось ближе, возвышаясь над ним и угнетая своей мрачностью. Чувство чего-то жуткого и неправильного не оставляло ни на минуту.

У дверей его уже ждали два человека. Оба в белых халатах. Что бывает неприглядней для детей, чем люди носящие белые халаты?

Мужчина и женщина. Он – высокий, худой, с сединой на висках и с плотно сжатыми губами, уделяющий внимание исключительно сотрудникам органов опеки и не замечающий мальчишку. Она – низкорослая, плотного телосложения, с волосами, завязанными в пучок. Острый взгляд, оценивающе глядел на растерянного Диму сквозь линзы очков в роговой оправе.

– Вот и Дмитрий Сергеевич Степин, – представил его людям в белых халатах работник органов опеки. После чего обратился к Диме – А это Игорь Владимирович, он заведующий детским домом № 3, где тебе предстоит жить. И замдиректора Тамара Григорьевна. К ней ты будешь обращаться со всеми вопросами.

На этом их представление друг другу завершилось, и черный автомобиль умчался обратно, тихо шурша покрышками по каменной площадке, а затем и по асфальту.

Заведующий учреждением для детей-сирот нагнулся и одарил мальчика широченной улыбкой, обнажив не только зубы, но и десна:

– Привет, малыш. Как твое имя?

Заведующий ему сразу не понравился. Он общался с ним как с трехгодовалым ребенком. Зачем нужно было спрашивать имя, когда их уже представили? Дима решил промолчать.

– Изволь отвечать на заданные вопросы!

Резкий властный голос Тамары Григорьевны заставил мальчика вздрогнуть и почувствовать в душе обиду и злость. В голову закрались мысли о побеге. Глядя на здание и высокие белые стены, огораживающие детдом от остального мира, картина побега рисовалась ему уж больно драматичной: со светом прожекторов, воем сирен и лаем собак, бегущим по пятам.

– Тамара Григорьевна, не стоит давить на ребенка, – вступился за него заведующий. – Паренек стеснительный. Но это пройдет, и я уверен, он найдет в своем новом доме друзей.

«Новый дом». Из-за подобного высказывания Диме захотелось бежать прочь незамедлительно. Приюту не заменить ему дом. И это понимает что он, что эти двое взрослых, стоящие напротив него.

3.

Деревянная дверь открывалась с трудом. Диме она показались совсем старой, времен Октябрьской революции. На ней были вырезаны сложные узоры, часть из которых стерлись или же их срезали. Ручка же, с помощью которой она открывалась, выглядела нелепо из-за своей очевидной новизны. Да и с обратной стороны дверь была утеплена поролоновой подкладкой.

Стены детдома покрывала бледно-синяя плитка, которая в некоторых местах отвалилась, оставив обнаженные ромбики серого цвета на голубом фоне. На потолке, в углах, виднелись темные пятна и разводы, словно некто живущий сверху не редко заливал водой коридор приюта. Стоило Диме отвести взгляд от пятен, как тут же ему причудилось, что в них проявилось человеческое лицо – вдумчивое и сердитое. Но оно мгновенно растворялось, уступив снова место пятнам, когда Дима поднял повторно голову вверх.

Здание детского дома выглядело зловеще снаружи, а внутри и вовсе казалось, что они лишь пища для этого старого каменного монстра. И этот «монстр» давно бы умер с голоду, если бы не безответственные родители, да неисправленные автомобили, которые оставляли детей сиротами. С каждым шагом в нем крепли чувства отчаянья и безысходности. Казалось, что каждый глухой стук каблуков женщины в белом халате, что шла за ним по пятам, приводил к гибели заодно и школьных друзей, что остались в прошлой беззаботной жизни, уничтожая все, что он любил и знал. «Остановись!» захотелось ему прокричать. «Неужели ты не видишь, что этими каблуками с набойками ты убиваешь все, что мне дорого?!». К счастью он не стал орать эти слова во все горло. Очень скоро они показались ему глупыми и бессмысленными, каковыми они собственно и являлись. Это место ни за что не смогло бы заменить ему дом, но он бы не хотел его променять на психиатрическую лечебницу, куда бы Диму упекли сразу же после подобных заявлений.

– Вот увидишь, малыш, – вещал Игорь Владимирович, делая большие шаги, при этом снимая халат на ходу. Дима с трудом поспевал за ним. Он бы и отстал, если бы не Тамара Григорьевна, которая подгоняла его легкими толчками в спину. «Я словно заключенный», не переставал говорить в уме мальчишка, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Но Дима не давал воли чувствам, он не хотел, чтобы его приняли за плаксу. Нет, он не подарит им столь приятный повод для насмешек или злых высказываний. – Надо только привыкнуть, а потом ты даже полюбишь это место. Здесь много твоих ровесников. Я уверен, что такой славный мальчонка с легкостью найдет с ними общий язык. – Это панибратство директора приюта раздражало Степина-младшего, но он терпеливо молчал, идя следом за заведующим.

Они дошли до первого из помещений, но входить в него не стали, продолжив ход по длинному коридору. Диме удалось только мельком заглянуть внутрь. Из того что успел увидеть, он пришел к выводу, что это – столовая: просторное помещение с десятком столов и стульев, с кричащими о разных запретах плакатами на стенах. Внутри находился только один человек – мужчина в белой рубашке с короткими рукавами, который протирал пол шваброй.

– Знаешь, малыш, – не унимался заведующий. – Я и сам из детдома. И посмотри, кем я теперь стал. – Гордостью от него веяло за версту, особенно сейчас, когда он избавился от халата, выставив напоказ рубашку и галстук. – Никому не верь, кто скажет тебе, что из детдомовцев ничего путного не получается. Твой жизненный путь зависит исключительно от тебя, несмотря на то, откуда ты или где вырос.

В конце коридора появились двое парнишек. Оба старше Димы примерно на два года. Они вышли из комнаты и неторопливо двинулись им навстречу.

– А вот, Дмитрий, у тебя появилась возможность завести первых друзей. Олег, Антон…

– Здравствуйте, Игорь Владимирович, – поздоровался первый мальчишка. Тот, который выглядел старше, предпочел хранить холодное молчание.

– Здравствуй, Олег. И тебе не болеть, Антоха. Познакомьтесь с новым воспитанником учреждения – Дмитрием.

Олег кивнул ему приветственно. Антон продолжал играть в молчанку. И только маленькие глаза, полные злобы говорили лучше любых слов. По спине Димы пробежался холодок. Он не смог долго глядеть Антону в глаза, а потому отвернулся. Было в них нечто звериное, что не соответствовало его детской внешности.

– А куда вы собрались? – уже знакомо резко пожелала знать Тамара Григорьевна.

– Нам с Тохой захотелось пить. Мы идем в столовую, – ответил ей Олег.

– А попить из умывальника вам уже претит? С каких пор вы ходите в столовую напиться?

– Тамара Григорьевна, разве вы забыли, что воду на этой неделе хлорируют, – удивился Олег. – А тетя Маша нам даст кипяченую воду. Из чайника.

– Хлор, сульфиды и вода – наши лучшие друзья! – продекларировал Игорь Владимирович, после чего весело засмеялся, словно пошутил по высшему разряду. – Хорошо, парни. Идите. Но, смотрите, чтобы без хулиганских выходок. Лады?

Олег кивнул, в то время как Антон продолжал вести себя исключительно сдержано.