Явление оракула

Зимовье было дальним. Дороги туда не проложили из-за скверного рельефа предгорий, что обещало нам поход длиною в километров двадцать с полной выкладкой. Раньше здесь охотились только промысловики местного коопзверопромхоза, он же и строил зимовьё, забрасывая охотников по воздуху на вертолетах. Рядом с ним находились густые кедрачи, но из-за того, что не каждый решался таскать мешки урочные километры, да ещё после того вывозить их далее на вездеходных машинах, то урожай данных мест доставался всё более зверям и птицам. Там постоянно держались даже кабаны. Игорь почти всю зиму торчал в этой избушке, собирая урожай с окрестных гор, не востребованный более почившим в бозе кооперативом. За ним периодически приезжал Газ – 66, который и забирал продукты его промысла, которые он выносил в оговоренное место.

Доехав до этого, как говорится, оговоренного места, где кончались все признаки дороги, мы навьючились, как ослы или муллы, и двинулись в сторону своей будущей стоянки. По совету Игоря мы решили идти через горы напрямую. Перейдя пару хороших горок, мы неожиданно наткнулись на человеческие следы. Они были вчерашние. Это был одинокий мужчина, который брёл в направлении противоположному всякому жилью. Я бы не удивился им вообще, но мы тогда находились на расстоянии не меньше, чем полусотни километров от ближайшего дома, если не считать домом зимовьё. Кроме того, человек был одет в армейские берцы, в которых был и мой пропавший родственник, о которых говорил ранее Игорь. Но он был один.

Шел мужик, едва волоча ноги, постоянно спотыкался, и было даже видно место, где он отдыхал, усевшись прямо на снег, опёршись спиной о ствол дерева. Ясно было, как божий день, что он уже выбился из сил и окончательно потерял всякую ориентировку в пространстве.

Человек не мог уйти далеко, а идти в зимовье, а это более пятнадцати километров в одну сторону, и вновь возвращаться обратно, было излишней тратой времени, за которое он мог не только далеко уйти, но и просто замёрзнуть. Я настаивал на том, чтобы мы немедленно пошли по следам человека и попытались его догнать до темноты, до которой оставалось ещё более трех часов. Игорь несколько поколебался, но согласился на подобное мероприятие, приободрившись тем, что следов маленькой женщины рядом не было видно. Хотя у него не было никакого снаряжения для ночёвки в лесу зимой, но он был человек покладистый и внутренне добродушный и не злой.

Впрочем, всё, что было необходимо для того, чтобы плохо-бедно прокимарить ночь, включая топоры и маленькую пилу, у нас были, так что бояться нам было нечего. Петро только несколько разочаровался тем, что данный поход так быстро заканчивается. Я не был настроен столь оптимистично, заранее прикинув ту фору, которую уже имел прошедший человек. Даже притом темпе, что он держал, это было около десяти километров. Если принять во внимание дрянной снег и то, что он почему-то в этих местах был весьма скверным, то есть сдувался ветром со склонов, то следить пришлось бы его с большим напряжением.

Я оказался прав. Если первые пять километров мы прошли довольно быстро, так человек шел по сивиру, на котором снег ещё держался, то позднее перешел на южняк, где он лежал только участками, и было много гольцов, на которых он и не ночевал. Если в начале пути мы шли друг за другом, то позднее нам пришлось разделиться. На след стал Игорь, я пошел справа, Петро слева.

Если первые пять километров мы прошли за час или чуть более, то дальше шли гораздо медленнее, так как часто теряли след. Приходилось делать круги и обходить по грани снега бесснежные участки, что затрудняло движение и сильно замедляло его. Фактически мы почти не приблизились к нему за этот день. Ночевали мы под вывороченным кедром. Опилив вершину, мы соорудили нодью, развели костёр на месте будущей ночевки и сварили простенький суп, сдобрив его основательно салом. Ночь прошла без происшествий и, перекусив на скорую руку, мы снова двинулись по следам.

Человек продолжал идти по южняку и сильно обветренным местам. Кроме того, пошли сплошные гольцы, и следить стало ещё трудней, но мы скоро приспособились к местности и обговорили свои действия. Дело пошло несколько быстрей, но на следующие километров пять мы потратили примерно а три часа, так как пришлось проходить много лишних километров, но следа мы не теряли надолго, а если и он и исчезали, то мы его скоро находили. Я по старой охотничьей привычке пользовался биноклем, через который иногда находил потерянный след и довольно быстро, тем более человек придерживался какого-то определенного маршрута известного только ему.

Со второй половины дня мы заметили, что он совсем потерял силы и стал падать и подолгу лежать, но, отлежавшись, вставал и брёл дальше. Кроме того, он ничего не ел, хотя шишки обильно валялись под ногами и при всём желании не дали бы ему умереть с голоду, но он проходил мимо не обращая на них ни малейшего внимания. Впрочем, он скоро вышел из леса и пошел дальше в горы, где не предвиделось ничего съедобного, можно было только убить зверье, но ружья при нем явно не было, что было видно сразу и не нужно для этого быть охотником.

Затем мы увидели, что на его следы вышел огромный барс. Это не могла быть рысь, так как следы его были чуть меньше следов годовалого тигра. Он начал следить человека, но боялся нападать на него. Он явно выслеживал и ждал, когда тот упадёт. Игорь помрачнел и сжался, замолчал, но мужественно шел с нами.

К нашему счастью человек перешел на северный склон, на котором было довольно много снега, и следить его стало совсем легко.

Первым увидел его я, осматривая через бинокль противоположный склон горы. Он сидел, опершись о камень, опустив голову, или дремал или был без сознания. Почти тотчас я увидел и барса. Это был удивительный барс, окрас его был не серо-дымчатый, а с золотым блеском шерсти и удивительно контрастными чёрными пятнами по всей шкуре. В отличие от обыкновенного барса, этот был гораздо крупней последнего, имел более длинные ноги, был поджарым и выглядел гораздо мощнее. Он находился совсем рядом с человеком. Как кошка он вытянул шею и обнюхивал лежащего человека. Он явно ещё боялся его, но не на столько, чтобы оставить свою добычу. В общем, человек был едва живой, и через несколько секунд зверь бы впился ему в глотку. Я не стал раздумывать, скинул карабин и стал выцеливать зверя. Я поставил бегунок на шестьсот метров, которые примерно и были между нами, но не учёл в спешке то, что мы были в горах, и воздух был более разрежен на этой высоте.

Барс был хорошо виден из-за своей странной окраски. Первая пуля ударила несколько ниже его груди, зверь с испугу отпрянул и остановился тут же в нерешительности. Я выстрелил ещё дважды, взяв несколько выше. После второго выстрела зверь взвыл, кинулся в сторону и скрылся в ближайших камнях. Больше я его не видел, хотя вглядывался в противоположный склон как нельзя прилежнее, да и на нём почти ничего не росло.

Подбежавшим приятелям я показал лежащего человека, который после происшедшего поднял голову и зашевелился, но продолжал сидеть, видимо ничего не поняв или не имея сил для иных реакций.

Мы, не раздумывая, бросились вниз по склону и почти бегом преодолели более четырехсот метров вниз и ещё столько же, взбираясь вверх, в гору.

При нашем приближении человек неожиданно вскрикнул и с удивительной ловкостью и быстротой кинулся бежать по крутяку. Мы даже отстали от него несколько и чуть не потеряли, так как бежали до этого почти восемьсот метров с полной выкладкой, да ещё почти половину расстояния вверх по крутому склону.

Догнали его мы только через час, когда тот выдохся окончательно. Это, на удивление, действительно был Серега, мой потерянный родственник. Но он был явно не в себе, оказывал яростное сопротивление, пытался ударить нас, кусался и царапался, верещал нечленораздельно, потеряв всякое представление о речи. Глаза его были, как у испуганного зверя. Все симптомы говорили о потери им памяти и основательному сдвигу по фазе в сторону наших дальних предков. Нам пришлось связать моего буйно выражающего несогласие с пленением свояка, если я не ошибаюсь в родственных связях, по рукам и ногам, после чего он испуганно притих и сжался, украдкой незаметно пытаясь наблюдать за нами. Стресс достал из его загашников резервы жизненных сил, и теперь Серега выглядел уже совсем не умирающим человеком, а вполне здоровым, но грубая сила трёх здоровых откормленных мужиков была значительным аргументом в споре с его дикой, но тощей натурой.

Уже было часов пять вечера, мы основательно вымотались гоняясь за этим одичавшим sapiensом, да и обедали и завтракали всухомятку, так что сразу решили разбить бивак и набраться калорий и подкормить на удивление выжившего в горах Серого. Мы быстро сориентировались и вспомнили, где валялось упавшее дерево, притащили свою ношу к нему, напилили с него бревен на нодью и нарубили сучьев на небольшой костер, который развёл Игорь и начал кашеварить. Обломав ближайшие елочки, мы подготовили лапник для постели и стали ждать ужин. Присмотревшись к местности, я обнаружил, что от места, где я стрелял барса и первоначально увидел Серого, мы находимся не так далеко. Я, естественно, решил посмотреть пострел. То, что зверь был ранен, я не сомневался и, может быть, где-то уже лежит ещё тепленький. Игорь был занят, а Петро чувствовал себя не очень хорошо или только на это сослался, так что я пошел один. До места пострела было не более километра, так как мы гонялись за Серым по кругу. Это расстояние я прошел за десять минут. Правда, не сразу нашел это место, но по обратным следам вышел на него. Вторая пуля пробила зверю грудь, прошла насквозь, так что кровь брызнула на снег упругой струей, и, срикошетив о камни, ушла в строну. Третий выстрел был мимо, я несколько обзадил, что было и не удивительно на таком расстоянии. Пройдя по следам, я определил тяжелое ранение: зверь схаркивал сгустки крови, пошатывался и волочил лапы. Ясно было, что я пробил ему лёгкие, и он должен лечь где-то рядом. Тем более мы его не пугали, и должен уже истечь кровью, но, пройдя далее по следу, я обнаружил, что он оправился и скоро выровнял ход и даже пошел скачками. Это было совсем непонятно. Смертельно раненый зверь оправился в течение нескольких сотен метров – это было удивительно. Начало темнеть, нужно было спешить к костру, который я разглядел с вершины горы, на которую меня завёл странный зверь. Я пошел напрямую к огню, который был хорошо виден несколько правее того места, где я стоял. Спустившись с вершины, я обнаружил следы. Это не были следы барса – это были следы человеческие. Сверх того, это были следы женщины. Очень маленькие женские следы, обутые в странную обувь, явно не заводского производства, подшитую толстой кожей. Следы были свежие, но ступала она как-то странно, словно была больна. Она не могла не видеть нашего костра, но повернула от него.

Я вспомнил про странный рассказ, что я слышал от Игоря, о том, что наш друг Серый гулял с какой-то женщиной. Меня удивило то, что Игорь был не из робкого десятка, а сразу сбежал из леса, когда увидел следы незнакомого человека и женщины. Не берцы же среднего размера его запугали? Я решил расспросить поподробнее об этой женщине после ужина или во время его. Но вовремя оного нам пришлось провозиться с Серегой. Он не хотел ничего есть, плевался. Пришлось влить ему в рот водки, после чего он, на удивление, начал материться и накинулся на еду. Так что его вновь пришлось связывать, чтобы он не обожрался с голодухи, за тем он уснул как убитый.

После еды и распитой бутылки водки, я спросил об этом Игоря. Тот неохотно сказал, что слышал я и ранее из его пьяного рассказ, но сильно беспокоился о том: попал я или нет. Я соврал, сказав, что промазал. Он не поверил, так как услышал рёв зверя, но успокоился, решив, что ранение это было незначительное, так как расстояние было, по его понятием, чрезмерным.

Скоро он уснул, а мне отчего-то не спалось. В конце концов, я забылся, но сном не глубоким и тревожным. Карабин я держал при себе. Я не сильно поверил в эти бабушкины сказки, но воображение моё разыгралось, и тревога поселилась в душе. Я некогда воевал, и опасность чуял за сто верст. Здесь я тоже её учуял, учуял смерть, бродящую рядом по горам.

Сквозь неглубоки сон я услышал какие-то монотонные звуки, которые никак не могли принадлежать к звукам природы. Это была музыка! Я с трудом разлепил глаза и привел свое сознание в состояние бодрствования. Сначала мне показалось, что я ошибся, но затем в морозном воздухе услышал едва слышные звуки, словно где-то далеко работала машина. Они исходили откуда-то из-за ближайшей горки, за которой начинался склон горы, на которой мы находились. С трудом я поднялся, вошел на пригорок и прислушался. Действительно слышался отдаленный стук, который здесь был более отчетливым. Я долго прислушивался, чтобы определить, откуда исходили эти странные звуки. Мне даже показалось, что кто-то поёт. Это можно было допустить, так как магнитофон или иной воюще-играющий прибор мог быть у кого угодно, но пикники в такой глуши не предвиделись, а ближайшее жилье было на расстоянии уже неменее сорока километров, да и то зимовьё, в которое мы так и не добрались, было весьма далеко. Я, конечно, помнил о странной женщине, которая отчего-то прошла мимо костра и скрылась в горах. Мне полезла всякая чушь в голову о шаманах и прочей нечисти, тем более последние события давали к этому повод.

Звук раздавался с противоположного склона, до которого было не менее полутора километров. Он был покрыт кедрачом, так что разглядеть на нём ничего категорически было не возможно, хотя луна была полная, и всё было прекрасно видно, как днём.

Я продолжал стоять и прислушиваться. Звуки не прекращались, и мне, в конце концов, удалось примерно установить, откуда они исходили. Мне даже показалось, что там горит костёр, по крайней мере, в одном месте вершины как бы освещались снизу огнем, который он горел неровно, и не всегда можно было рассмотреть его отблески. Скоро я заметил какую-то тень, мне показалось, что двигалось какое-то животное. Хвойника в том месте почти не было, стояли только отдельные кедровые деревья, так что это животное или эта тень хорошо виднелась на былом снегу. По манере движения я определил в нём волка, хотя не ожидал его увидеть так далеко в горах, где тот почти не держится. Скоро я увидел и второго волка, я в этом почти не сомневался. Двигались они в одном направлении, а именно туда, где, по моим предположениям, горел костёр. Меня это удивило. Тем более, что зверь избегает костров и разного рода огней. К тому же волки не могли не слышать звуков, что исходили из этого места. Всё было странно и странно вдвойне. Я вернулся к костру. Мои напарники спали сном праведников. Даже Игорь, который выражал явное беспокойство с вечера, не пошевелился при моём появлении. Я взял бинокль и вышел на пригорок.

Противоположный склон был виден, как на ладони. Первого волка не было уже видно, но второй ещё шел по его следам. Через восьмикратный бинокль блеклая тень материализовалась в весьма матёрое и крупное создание серого цвета. Я перевёл бинокль в то место, где были заметны отблески костра, и увидел женщину, кружащуюся в танце. Я разглядел и бубен, который разбудил меня. Она беспрестанно колотила по нему, издавая те звуки, что знакомы были мне по передачам телевиденья. Но костюма шамана на ней не было. На ней был накинут плащ, если можно было назвать плащом накидку из меха с капюшоном. Цвет её мне напоминал шкуру того барса, что я стрелял накануне вечером. Всё это было достаточно странно, тем более движение в этом направлении волков.

Животное это очень осторожное и умное, и за свою достаточно долгую охотничью практику я всего несколько раз встречался с ним в природе, хотя специально на них не охотился, не видя нужды в этом.

Костра не было видно, так как его от меня скрывало большое лохматое дерево, но в его свете я увидел сидящих возле него волков. Их было около десятка. Но это были те, что я мог рассмотреть. Сколько их было вообще, я мог только предполагать. Они сидели плотной кучей и смотрели на танцующую женщину. Она мне показалась очень маленькой, так как волки, которые были по размеру несколько крупнее овчарки, выглядели очень крупными по сравнению с нею. Она была чуть более метра ростом, но очень хорошее сложение и ловкость движений, сила и отточеность их говорили о её зрелости. Едва ли десятилетняя девочка могла знать заклинания и камлать, как старая шаманка. Это была, безусловно, женщина, но маленького роста, но зрелая душевно.

Я наблюдал за этой вакханалией некоторое время и решил показать это зрелище ещё кому-нибудь. Игоря я не стал будить, опасаясь того, что он возьмет в голову бог весть, что и на следующий день мы будим иметь проблемы ещё и с ним. Нам хватало одного Серёги, ещё неизвестно, как тот поведёт себя завтра. Я разбудил Петьку. Тот сначала ничего не понял, и мне пришлось довольно долго объяснить, то, что он должен увидеть.

Он нехотя поднес окуляр бинокля к глазам и стал искать женщину и волков. В конце концов, он рассмотрел отблеск костра и увидел сидящих волков, которых он принял за больших собак. Он не видел женщины. Я взял у него бинокль и посмотрел туда, где эта женщина была ранее. Волков я рассмотрел сразу. Те проявили беспокойство, видимо учуяв нас, но женщины я не рассмотрел. Они смотрели в нашу сторону, и никто из них более не лежал. Я долго рассматривал место у костра, но её больше не увидел. Правда, я рассмотрел в бинокль странный перелив воздуха, словно тот искажался от сильного жара. Костер же был едва ли столь горяч, чтобы создавать столь мощное турбулентное движение воздуха, которое не могло бы возникнуть далеко в стороне от него, а не вверху. Звуков бубна не было слышно, скоро, однако, я вновь услышал его мерные звуки. Как не странно воздух при этом стал искажаться больше. Какой-то сгусток энергии кружил в воздухе у костра. Это было явно материальной сущностью или энергетической, напоминающей призрака, но тот имел бы цвет тумана или молока.

Петьке надоело торчать возле меня столбом, он явно уже пришел в себя и стал замерзать, поскольку съежился, так как находились мы в стороне от костра. Он вновь взял у меня бинокль и стал смотреть на то место, где сидели волки, и клубилось нечто, что должны были видеть волки, но не видели мы. Он довольно долго рассматривал прогалину у костра, заметил странное движение воздуха, но не придал этому никакого значения, хотя монотонные звуки камлания он слышал отчетливо.