КамТугеза

Целыми днями Родион находился около медвежьей семьи. И однажды, когда он сидел на камне и снимал детскую возню, медвежата, как бы случайно играя, приблизились к нему так близко, что он, если бы захотел, смог бы дотянуться рукой и погладить их. Они делали вид, что не замечают его. Родион посмотрел на медведицу ? она продолжала спокойно пастись. В этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Медведица ушла из кальдеры пятнадцатого июня. В этот день утром прилетал вертолет, и Родион задержался, разгружая продукты и солярку для генератора. Когда он пришел на склон, медведицы не было. Вместо неё он увидел чужого огромного самца, который пасся на этом месте. Не зная, что предпринять, он быстро вернулся на базу. Вертолетчик еще не улетел, задержавшись на обед с вулканологом. Выслушав Родиона, он рассказал, что когда летел сюда, видел на перевале медведицу с двумя медвежатами.

– Не знаю, твоя это или нет, а шли они в сторону океана. Некуда им больше. Так что догоняй.

И Родион догнал. Сразу за перевалом начиналась едва заметная тропинка. Она шла к океану свинцовый блеск которого был виден вдалеке, когда дорога поднималась на очередной гребень. В низинах и на северных склонах было еще много снега. Снег с гор наползал и на берег реки, когда она вытекала из глубокого каньона на ровное место.

Идти по снегу можно было только утром, когда был твердый наст. А потом наст становился рыхлым, и Родион проваливался, чуть ли не по пояс. Видимо у медведей была такая же проблема. И поэтому они не терялись  надолго. Их следы отчетливо были видны и на снегу, и на красно?бурых склонах. Почему?то Родион перестал бояться потерять их на этом переходе. В принципе и свернуть было некуда: они шли по ложбине вдоль реки.

Посмотрев карту, он увидел, что там, где тропинка и река выходят к морю, есть небольшая избушка. Родион очень надеялся и верил, что медведи придут туда. Невольно он начинал верить в судьбу. Две ночи перехода он провел в спальном мешке у костра. В первую ночь он слышал медвежье ворчание. Родион знал, что здесь несколько лет назад был убит медведями местный егерь и японский фотограф. Когда он вспоминал об этом, было страшно. Поэтому старался больше времени думать о фильме.

Половина видимого пространства была покрыта черным вулканическим пеплом, изредка покрытого снегом и кое?где зелеными пятнами кедрового стланика, в котором он и увидел, как ему показалось, того же самого огромного самца, который был на склоне у домика вулканолога. «Этот что здесь делает? Неужели идет за нами?» Он повел биноклем дальше. Вот ледник, по которому Родион шел два часа назад. Потом ложбина, почти  засыпанная огромными камнями. И здесь, в этой, казалось бы, непроходимой расселине, среди больших серых камней он увидел свою медведицу. Он опять повернул бинокль назад. Медведь?самец стоял на гребне и, похоже, выбирал куда идти. «Поворачивай назад. Возвращайся. Что ты за нами увязался?!» – бормотал Родион.

И в этот момент он вдруг оступился и, с трудом удерживая равновесие, то скользя, то перебегая, часто?часто семеня ногами, помчался вниз. Под черным вулканическим пеплом прятался многолетний ледник. Уклон был небольшим, но лед под ногами и огромный рюкзак не давали возможности остановиться. Единственным вариантом затормозить такой спуск, было падение. Родион как можно осторожнее упал на правый бок, стараясь рюкзаком смягчить удар. Ему удалось избежать переворотов и, пропахав по склону несколько метров, он остановился. И только потом вспомнил про камеру в рюкзаке.

Через два часа он добрался до избушки. Точнее небольшого сарая из фанеры, обитого черным рубероидом. Эти маленькие, но очень необходимые пристанища, построил тот егерь, который потом погиб от лап медведя. Единственное маленькое окошко было выломано. Наверное, еще осенью сюда забирался медведь в надежде чем?нибудь поживиться.

Главное, что в этом домике была хорошая печка. И была солярка для генератора, а значит и электричество. Без него он бы не смог зарядить аккумуляторы на камерах. Родион опять вспомнил о камере, которая была в рюкзаке. Открывать рюкзак было страшно. И он начал с окна. В одной половике его стекло не разбилось, а вторую он заклеил найденным скотчем и целлофаном. Потом он разжег печку и домик ожил. И только после этого развязал рюкзак. Вынув камеру из пластикового бокса, он нажал кнопку включения. Никакой реакции. Поменял аккумулятор. Тот же результат. Была вторая камера. Похуже. На нее можно было что?то снять. Но для серьезного фильма такое качество не подойдет. Все равно придется лететь в Москву.

Рядом с домом был высокий помост. Лестница была приставлена к соседнему дереву. На помосте в ржавой бочке хранилась еда.

Когда он вечером сидел на крыльце и смотрел на океан, мимо на склоне горы прошла медведица. Ему показалось, что она остановилась и посмотрела на него. Медвежата выглядели очень усталыми после перехода и с трудом поспевали за матерью.

Утром Родион проснулся от страшного медвежьего рева совсем рядом  с домом. Он осторожно открыл дверь и в пяти метрах от себя увидел свою медведицу, прижавшуюся к поленнице. Вся шерсть на спине у неё топорщилась, она мотала головой и передними лапами драла землю перед собой. Медвежата прятались за ней. А совсем рядом с домом, на задних лапах стоял тот огромный медведь. Сразу было понятно, что он пришел за медвежатами и без них не уйдет.

От неожиданности Родион сразу захлопнул дверь и прижался к стене. Он понимал, что стены избушки могли защитить только от ветра и дождя, а в случае чего, медведь легко разнесет эту избушку. Он вспомнил про ружье, которое повесил на гвоздь в стене напротив двери у кровати. До него надо было пройти мимо окна, выходящего как раз на медведя. Двигаться было страшно. Но в этот момент медведица опять заревела, и Родион услышал, как рассыпалась поленница. Он, не глядя в окно, проскочил до кровати и схватил ружье. Старая двустволка с пулей в одном стволе и с картечью в другом. Осторожно посмотрел в окно. Медведь уже опустился на все лапы и медленно передвигался в сторону медведицы. Она была раза в два меньше самца и вряд ли бы смогла ему серьезно противостоять.

Родион вспомнил, наставление, что вмешательство, даже с самыми  хорошими намерениями, скорее всего, приведет к плохим последствиям. И сразу вспомнил доверчивые глаза медвежат. Он еще раз выглянул в окно. Медведь не обращал внимания на дом и стоял к нему боком. Родион прицелился через окно в точку у передней лапы, где было сердце. «А что будет, если я не убью медведя с первого выстрела? И даже со второго? Тот наверняка знает, что в этом сарае человек. И что сделает разъяренный медведь?»

Пока он судорожно размышлял, медведь напал на медведицу. Они одновременно встали на задние лапы. Но медведица, у которой было больше стимулов, на мгновение оказалась быстрее и агрессивнее. Она смогла несколько раз ударить обеими лапами, и это заставило самца чуть отступить. Родион увидел медвежат. Они были за рассыпавшимися дровами и никуда не убегали. Прижавшись друг к другу, они понимали, что сейчас решается жить им или нет. Большой медведь тряс головой. Он был так близко, что Родион видел, как в разные стороны из пасти разлетаются сгустки слюны и крови. Ему сильно досталось от когтей медведицы. Он, до этого молчавший, стал глухо рычать и оскаливать клыки. Медведь разозлился.

Родион опять прицелился. В голове проносились мысли об опасности для него самого. Он представил, как после выстрела раненый и разъяренный медведь в два прыжка врывается в окно. Представил свою смерть. Вспомнил, что медведи не всегда сразу убивают свою жертву, а иногда лишь ломают позвоночник и прикапывают до времени. Представил стаю ворон на песчаном берегу холодного моря, дерущихся за возможность обглодать то, что останется от него после медвежьей трапезы. И в этот момент у него появился план. Он схватил с табуретки патронташ и быстро достал из него два сигнальных патрона. Потом переломив ружье, он трясущимися пальцами выдернул из стволов пулю и картечь, воткнул два других, защелкнул, взвел курки и прицелился. И в этот же момент медведь решился на вторую атаку. Родион выстрелил почти одновременно из двух стволов.

Что больше остановило медведя – сигнальные ракеты, горевшие в его шкуре, прожигающие его до ребер или то, что он увидел в глазах готовой идти до конца медведицы, было неясно, но медведь отступил. С ревом, как?то боком, он вломился в узкую полоску кустов, из них вылетел на берег и, не останавливаясь, большими скачками помчался от избушки.

Глава 1

«Если взялась что?то делать, делай это хорошо». Лиза хорошо помнила бабушкин совет и всегда старалась ему следовать. В школе, в университете, в спортзале – она всегда выкладывалась на сто процентов. Вот и сейчас, в постели с Родионом, она послушно и быстро откликалась на каждое его движение: то тихим целомудренным вздохом, то стоном или страстным вскриком. Родион чувствовал некоторую наигранность, но ему было приятно осознавать, что она старается для него. А сегодня Лиза решила внести немного разнообразия и добавить подходящих, как ей казалось, комментариев.

– Давай сильнее… Вот так… Еще… Да,так… Кочегарь меня, кочегарь. Быстрее. Еще глубже…

И тут Родион не выдержал:

– Я не могу глубже, – засмеялся он. – Тебя что, немецкое порно укусило? У тебя Кембридж за спиной. Лиза, милая моя, это не из твоего репертуара.

– Вам не угодишь, – она, конечно, немного обиделась, но виду не показала. – Не хочешь, не надо! И не Кембридж, а Болонский университет… А можно мне на крышу? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выскочила из комнаты на балкон.

Небольшая квартира Родиона на последнем этаже была замечательна тем, что с ее балкона можно было легко по пожарной лестнице попасть на крышу дома.

– Ты бы хоть накинула что-нибудь, – крикнул Родион с кровати.

Но она, уже абсолютно голая, с растрепанной копной рыжих волос, выбралась с балкона на крышу.

– Давай поднимайся, – крикнула Лиза, – и вино захвати.

Он заметил, как она быстро отходила от секса. Уже убежала, а только что кричала, стонала, чуть ли не умирала.

Менять мягкую постель на крышу ему не хотелось. Он еще в детстве излазил всю эту крышу и сейчас использовал ее только для того, чтобы очаровывать новых подружек. С Лизой он встречался неделю. Срок уже не такой, чтобы вскакивать по первому ее зову, но и не такой, чтобы можно было ее игнорировать.

Когда он рассказал об этом знакомстве своему другу Томасу, тот очень удивился: «Она же из Романовых, что у тебя может быть с ней общего?! Там такая семейка – клейма негде ставить. От осинки не родятся апельсинки». На что получил объяснение: «С ней интересно и легко. И мне всегда хотелось узнать элиту поближе».

Родион надел старые джинсы, захватил рубашку для Лизы, бутылку вина и поднялся вслед за ней на крышу.

Было ранее июньское утро. С крыши дома открывался великолепный вид на Москву. Уже порозовел шпиль высотки на Котельнической набережной, и засверкало золото на куполе колокольни Ивана Великого, но две невысокие звонницы Ивановского монастыря, до которых, казалось, с крыши можно дотянуться рукой, были еще в ночной тени. Покрытая железом, окрашенным в зеленый цвет, крыша казалась почти плоской. По краю она была окружена белой балюстрадой с толстыми фигурными балясинами. Через каждые несколько метров ограждение прерывалось невысокими площадками, с которых статуи рабочих, солдат и крестьян, будто охраняя дом, внимательно всматривались в разные районы столицы. Скульптуры давно не ремонтировались. Белая краска полиняла и у многих из них вместо рук, ног, серпов, молотков и винтовок торчали куски арматуры и цемента.

– Как оказывается все рядом! Когда идешь здесь внизу пешком, то не всегда даже понимаешь, в какой стороне что находится. Никак к этому месту не привыкну. Влево, вправо, вверх, вниз… Подкопаевский, Подколокольный, Кривоколенный… Сам черт ногу сломит.

Лиза стояла, облокотившись на широкие каменные перила ограждения. Она знала, что ее попа сейчас выглядит великолепно и Родион не сводит с неё глаз. Все ближайшие дома были ниже этой крыши, поэтому видеть их никто не мог.

Родион сел на пологую крышу чуть позади Лизы, сделал большой глоток из бутылки и действительно любовался ее фигурой. Именно  безупречными ногами и рыжими волосами она и привлекла его в первую встречу. Это было в первый день после его возвращения с Камчатки. Черты лица сначала отталкивали: у Лизы был большой острый нос с горбинкой и крупная нижняя челюсть с неправильным прикусом. Это придавало лицу немного циничное выражение. Может быть, комплексуя из?за этого и чтобы понравиться, она всегда была доброжелательна и улыбчива, умела внимательно слушать и поддержать беседу. Это и старательность в постели, выгодно отличало ее от тех красавиц, которые считали, что если они легли с кем?то в постель, то уже это большая честь и награда. При этом Лиза была из очень известной семьи и скорее всего не испытывала недостатка в поклонниках.

– Да, чертей и ведьм здесь хватает, – сказал Родион. – Бегают по утрам голыми по крыше.

«В утреннем глотке есть особая прелесть – выпил и весь день свободен», – подумал Родион, рассматривая татуировки на длинных Лизиных ногах.

– Меня совсем маленькой родители отправили из Москвы учиться в Италию. Сначала была без ума от Европы. У моих предков дом в Тоскане. Знаешь, такой типичный итальянский домик: выгоревшая на солнце желтая охра, черепичная крыша. Так, ничего особенного. Но какая там вокруг красота! Какой простор! На склонах гор ровные террасы виноградников. А от дома вниз, вдоль ручья, идет фантастическая аллея из высоченных пирамидальных тополей, мощенная старинной брусчаткой, по которой, наверное, маршировали римские легионеры в пыльных доспехах. А внизу на равнине река. Все ухожено, все чисто. Люди улыбаются при встрече, – Лиза подошла к Родиону, взяла бутылку и выпила из горлышка с явным удовольствием. – Но потом это приедается и понимаешь, что это обычная деревня, где хорошо жить на пенсии. Да, и главное, в Европе богатый русский для местных, что?то между африканским диктатором и колумбийским наркобароном.

– Ну, вообще?то, они не сильно ошибаются, – Родион тоже сделал еще один большой глоток и откинулся назад на железную крышу, подложив руку под голову.

– Да нет, просто местечковый снобизм или, как говорят в России, дешевые понты. Они же там все аристократы – графы, князья в сотом поколении, а на самом деле нищие голодранцы. К тому же в Европе все уже расписано: дед твой был булочником, потом отец и ты всю жизнь у печки простоишь. А здесь, в Москве, сейчас все возможности.

– Особенно когда у тебя дед был секретарем ЦК КПСС и отец заместителем премьера, – напомнил Родион. – Не думаю, что у продавщицы из Беляево и у тебя равные возможности.

– Я и не говорила про равные. Равенство, вообще, сказка. Да и что плохого в том, что страной руководит элита? – Лизу всегда немного раздражало, когда ей напоминали о семье, как бы намекая, что без семьи она никто. – В той же Италии несколько столетий страной управляют всего несколько семейств. И в США свои кланы: Кеннеди, Буши. И в этом нет ничего плохого. Кухарки пусть управляются на кухне.

«Кочегарь меня. Кочегарь», – вспомнил Родион и улыбнулся. Бутылка почти опустела, и Лиза нравилась все больше.

– В семнадцатом году кухарки, лакеи, извозчики разогнали аристократию, и что из этого вышло?! – продолжала Лиза. – Ничего не вышло. Все цепи у людей в голове. Аристократию уничтожили, а холопы остались. Попробовали новою элиту создать, а она продалась за пару джинсов. Водка, бабы, машина побольше и пнуть того, кто послабее. Вот и весь репертуар, – чем больше Лиза горячилась, тем сексуальнее становилась.

«Наверное, вот так же сто лет назад зажигала революционных матросов на свержение той самой старой аристократии Лизина прабабушка, памятник которой стоял рядом с домом на бульваре, – думал Родион. – А теперь уже они сами считают, что власть – это их врожденное наследственное право. Но, по крайней мере, Лиза говорит честно и всегда точно знает что хочет».

Родион вспомнил, как вчера Лиза в огромном магазине точно и быстро прошла в винный отдел и, поискав несколько секунд, положила в тележку три бутылки хорошего вина. А потом за две минуты разобралась с закуской. Его бывшая жена часа два бы ходила, выбирала.

– Значит у большинства людей выбор лишь в том, стать ли ему шофером такси, продавцом или официантом? – спросил Родион.

– А разве они хотят чего?то другого? Большинству и не нужна свобода выбора. Им лучше, когда за них все уже решили. Вот у муравьев, если ты родился рабочим муравьем, ты так и будешь им всю жизнь. И ведь никто из?за этого там проблем не делает.

– Так ведь у муравьев нет никакой властной элиты, – рассмеялся Родион. – У них самоорганизующееся общество. Недавно мне один человек уже говорил про муравьев, – Родион опять вспомнил те секунды, когда у него был еще выбор стрелять или нет. «А был ли у меня этот выбор?» – Мне недавно один ученый говорил, что на небесах уже давно все решено и для муравьев, и для людей.