– Фух-х… ну и местечко! Самый райский уголок для всяких водяных и кикимор.
– Даже странно слышать это от профессионального учёного – эколога, – насмешливо поддела коллегу Евгения.
– Так я же просто эколог, а не «Кожаный чулок» Фенимора Купера. Скажу откровенно, даже в Ханты-Мансийских топях, когда мы работали с местными торфяниками, и то было легче!
– Вадим, вам удалось продвинуться хотя бы на сотню метров вглубь? – лондонский английский Клоссона заставил Ревенко улыбнуться. Уж очень он не вязался с этим местом, зарослями, глухоманью и квакающими лягушками.
– Метров на триста продвинулся. Типичное верховое или олиготрофное болото. Думаю, далеко пройти не удастся. Но мне чуток повезло. Выскочил на островок, примерно пятнадцать-двадцать метров в диаметре. Чтобы разбить маленькую палатку – места хватит. Уверен.
Это «sure», прозвучало так обнадёживающее, что англичанин радостно потёр руки:
– Отлично! Отлично! Вы наметили маршрут?
– Конечно. Сразу же. Мне бы не хотелось второй раз булькать в этой грязной кастрюле зазря.
Они рассмеялись, и Клоссон признательно пожал руку экологу:
– Спасибо! После обеда мы попытаемся добраться до вашего островка и разместить там нашего «Гранта»! А пока отдыхайте!
Клоссон опять отошёл терзать свою «тарелку», а Женя, наполнив кружку Ревенко горячим кофе, дала волю любопытству:
– Вадим, а что это – «Грант»? В чём его назначение?
– «Грант»? – сладко пошевелил босыми пальцами ног эколог, – «Грант» – это «генератор аномальных турбуленций». Хотя, если вы начнёте меня спрашивать о нём в подробностях, я окажусь ещё более некомпетентным, чем любой житель деревни Яковлево.
Но девушка не отставала. Ей правда было интересно, тем более, в самую сущность экспедиции она по роду занятий, посвящена не была.
– Это, что-то типа прибора, позволяющего обнаружить «призраков», да? – она снова «закинула удочку».
– Вроде того, – прижмурился от удовольствия Ревенко, сделав пару глотков обжигающего напитка, – Только не обнаружить, а увидеть, если они существуют. Я точно не знаю, но эта штука как бы вырабатывает специальное электромагнитное излучение, позволяющее сделать поле «призрака» видимым. Как симпатические чернила. Чуть нагреешь письмо – и буквы начинают проявляться.
– И это работает?
– Наверно. Если только наш босс, – он с сомнением кивнул в сторону Клоссона, – не сумасшедший. Поживём-увидим. Моя задача – исследовать местный природный массив, в частности, эту лужу. И помочь в монтаже и демонтаже оборудования.
– А моя – переводы и ведение записей. Но так скучно постоянно знать свои рамки. Хочется нового, понимаете?
– Конечно, понимаю, Женечка! – абсолютно серьёзно подтвердил Ревенко, – Но вы забыли ещё об одной, и может быть, самой главной вашей задаче!
– Вот как? И какой же?
– Спасение от голодной смерти мужской части экспедиции! – так же серьёзно ответил Вадим и, не выдержав, расхохотался. Но Евгения не обратила на смех никакого внимания. Намазав маргарином бутерброд, она язвительно отпарировала:
– Всё верно. А то вы через пару дней начнёте ловить лягушек в болоте.
Протянув бутерброд Ревенко, она на зависть ему, на отличном английском позвала:
– Мистер Клоссон! Ваш ланч готов!
Солнце валилось к обеду.
4
Орлову нравилась эта опрятная уютная кухонька в обычном панельном доме, где всё было разложено по полочкам, аккуратно и продуманно. И сама хозяйка, Любовь Самуиловна Гляссер, племянница пропавшей Лазуткиной была уютной и аккуратной. И очень обаятельной. На своей территории она чувствовала себя уверенно, приготовила чай, поставила вазочку с конфетами и положила в блюдечко вишнёвое варенье. И сам разговор шёл гладко, напоминая обычную беседу, а не официальную встречу. В этом и был настоящий профессионализм. Нужно создать зону комфорта, дать собеседнику расслабиться и уметь слушать. Элементарно.
«Непростая дама, – подумал Дмитрий Сергеевич, – очень непростая!» Он покрутил в руках чайную чашечку и осторожно уточнил:
– А вы точно помните? Может, вы ненароком просмотрели её?
– Нет, – она решительно провела пальцами по воздуху, – шкатулка всегда стояла в правом верхнем углу гарнитура. Возле статуэтки Будды. И её там не было. Я сначала не обратила внимания, а сейчас вспомнила.
– Хотите, поедем, проверим ещё раз? Машина внизу.
– Не стоит, – улыбнулась она, – в моём возрасте обычно на память ещё не жалуются.
– На мой намекаете? – улыбнулся в ответ Орлов, – А вы не помните, что там было, в этой шкатулке?
– Не могу сказать точно, я только один раз видела её открытой.
Она наморщила лоб и честно старалась вспомнить.
– Вот как? А что, шкатулка имела какое-то запорное устройство? – заинтересованно заёрзал на стуле гость, – Какой-то специальный шифр?
– Нет… шифр не помню. А вот механизм, который открывался двумя ключами, кажется, был.
– Так-так… и что же так надёжно хранилось? Наверно какие-то старинные драгоценности?
– Вы знаете, нет, – задумчиво покачала головой хозяйка, – Да и откуда у моей тёти драгоценности? Она всю жизнь проработала учителем физики и астрономии в школе.
– Тогда что же? Вы сказали, что однажды видели её открытой.
– Вспомнила! Там были письма. Деда. И какие-то схемы… Что-то вроде нарисованной от руки таблицы.
Орлов спрятал задрожавшие от нетерпения руки под стол:
– А вы уверены, что это были письма вашего деда?
– Да. Скорее всего. Я знаю его почерк, и, кроме того, я успела прочитать заголовок одного письма. Оно было адресовано какому-то Гимпелу…
– Любовь Самуиловна, а что было потом? – не выдержал Дмитрий, невольно подгоняя рассказчицу.
«К чёрту профессионализм!»
– Потом? Потом тётя закрыла шкатулку, и мы пошли пить чай. А вам налить ещё?
– Спасибо, – Орлов благодарно протянул чашку, – могу вам задать ещё один вопрос?
– Спрашивайте.