Но остроносый сабатон (латный ботинок обитый сталью) попал под ребра, жёстко обрывая движение на половине пути, и вбил меня в землю остановив дыхание.
Наверняка, обеспечивая переломы нескольких ребер грудной клетки.
Рыцарь—берсерк, с удвоенной силой, обрадовано заревел громко.
Громче иерихонской трубы, готовясь нанести один—единственный смертельный удар.
Ладонь, бессознательно сама по себе отдельно от тела, шарясь по земле, легла на что-то объемное и холодное, похожее на рукоять. Дёрнув «это» к себе, ощутил внутренним видением, что в руке тяжелый меч: просто видеть уже было поздно.
Молот устремился в незащищенную голову.
Приподняв меч за рукоять, махнул им.
Просто хотя бы пытался сбить молот в сторону.
С грохотом, издав неимоверный звон и оглушив, молот врезался во что-то железное, валяющееся на земле рядом с головой.
Железной штукой оказался, сбитый с головы, чей-то шлем кабассет.
Превратившись в смятую железную лепешку.
Получилось!
Оглушение пройдет, главное пока жив, да и боли в ребрах пока не ощущалась. Адреналин боя – лучший наркотик.
Рыцарь, вслед за молотом, принужденно нагнулся.
Я кое-как задышал, через силу превозмогая боль в легких, дыхание немного выровнялось.
Теперь моя очередь, уж не обессудь месье за это.
Фух! Двойной удар ногами по корпусу, из положения лежа, тоже не шутки. Удар, конечно не пробил тело и корпус, но отбросил в бок латника, вместе с молотом, приводя его в чувство.
А то он почуял свою безнаказанность.
Зато я встал с колен, то есть сначала с земли, затем на ноги.
Берсерк непонимающе стоял, не зная, как это произошло.
Потом он очнулся, вознеся молот вверх, ринулся навстречу.
Но я стоял наготове.
Мечи возле гарды, в локоть не затачивают!
Потому, перехватив левой рукой за тупое лезвие клинка: встретил ручку падающего молота.
Искры, звон стали – столкнувшегося металла друг с другом.
Кое-как удерживая молот двумя руками, крутнул рукоять с гардой.
Сталь клинка заскользила по ручке молота, освобождаясь от слишком плотного сцепления.
Раньше я немного имел честь учебно фехтовать на спадоне или эспадоне, похожим на этот полутораручник.
В толедской школе мастеров фехтования, там и узнал некоторые хитрые приемчики. Вот и пригодилось. Но всё потом.
Выводя рукоять вверх и вбок, резкий удар тычком навершием клинка в забрало мосье.
Четкий удар—тычок еще больше отрезвил его, откидывая назад.
Теперь мы на равных, и я даже в более выгодном положении.
Рыцарь оторопело обреченно, уже устав, и не так стремительно закрутил молот над собой.
Вот уж хрен вам!
Чуть прыгнув вперед и наискось, да сколько я прыгал за этот денёк, рубанул по ближней ноге латника.
Сталь наколенника не спасла ногу, она не сдержав удар раскололась.
Пропуская клинок до мяса мышцы.
Брызнула кровь, рыцарь осел, хрипя какое-то ругательство на своём «парле-франсе».
Чувствуя конец, он попытался бросить молот в меня.
Но не успел.
Остро заточенное острие глубоко, упершись в металл шлема, вошло в пробел забрала, продолжая мою комбинацию колющего удара.
Мерзко чавкнуло, даже я это почувствовал, вытаскивая клинок из забрала.
Туша рыцаря погромыхивая люцернхаммером, медленно повалилась оземь, постепенно затихая.
Иди к черту, месье! Все кончено.
И заняло не более нескольких секунд.
Вот что чувствуют мужчины, когда убивают друг друга.
Боль и разочарование в жизни. Боль и омертвевшая пустота, которая будет преследовать по пятам до конца дней.
Когда лишаешь жизни кого—то, то сам в ответ теряешь самого себя.
Это не имеет значение, когда так неожиданно случится: будь то война, будь то криминальная разборка.
Все одним миром мазаны изначально.