Кройщик V. Часть Ⅱ

Я не знаю, бабушка была верующей, или нет: она носила нательный дюралевый крестик, но в церковь не ходила, посты не держала, свечку перед иконой не ставила, пасху, в советское время, не отмечала.

Хотя знала назубок две-три молитвы, умела креститься.

Правда, она это делала не специально, а когда нагрешит, скажет бранное слово, выматериться, выдаст мне подзатыльник, или ещё что-нибудь, вроде того, когда придет ночное время, отходить ко сну.

Быстро покреститься, также быстро проговорит, или прошепчет:

– Прости Господи за грехи наши…

Наверно бабушка была обычным человеком, к тому же малограмотная, всю жизнь работала без устали с утра до ночи, никто ей не помогал.

Она не шибко верила в бога, в его существование, но также как простая старушка имела в доме икону и крестик, поэтому по деревенской психологии, ничтоже сумняше, мнила: «А пущай будет, на всякий случай, ведь кто его знает. От меня не убудет, если пару раз покрещусь…»

Обстановку в бабушкиной комнате составляло несколько вещей: трюмо с большим зеркалом, оно стояло посредине стены, а наверху висел фотопортрет молодой бабушки, когда ей стало тридцать лет, а после смерти мужа, она больше не вышла замуж. Напротив, на стене висит большой ковёр, из красных узоров.

Низкий неказистый шкафчик, покрытый клеенкой, внутри его, за дверцами, хранились разные сыпучие продукты: мука, сахар, соль.

Небольшой диванчик, при случае он раскладывался, но обычно стоял в собранном виде, для экономии места.

Похожий на пивной бочонок, только белый и эмалированный, холодильник марки «Зил», он уже сломался, поэтому использовался как обычная подставка под черно-белый телевизор, который работал через большой гудящий ящик, называемый «стабилизатор».

Четверо лакированных стульев, с высокими гнутыми резными спинками, бабушка их нарекала «венскими», хотя они были без мягких сидений, да стёрся уже лак от долгого употребления.

Один стул бабушка приспособила под свое прядение, когда она привязывает к высокой спинке кудель шерсти.

Большущая кровать из железа, у нее никелированные спинки, на них прикреплены выточенные фигурки в виде куполов.

На ней лежит толстая пуховая перина с одеялом, и две крупные пуховые подушки.

Бабушка ее по утрам застилает широким красочным покрывалом, а подушки белой тюлью, чтобы выглядело красивей.

А под кроватью хранятся трёхлитровые банки, которые укутались паутиной, они с соленьями, да с разным вареньем под полиэтиленовыми крышками.

Соленья же закручены в железные крышки, хотя некоторые из них уже поржавели сверху, а само содержимое покрылось белой плесенью.

Ещё у бабушки стоит в комнате старинный шифоньер, сделанный из деревянных досок, покрытый темным лаком. На его верху покоятся большой фибровый чемодан, обклеенный марками и красивыми этикетками, но сейчас он пуст; два ящика, в одном лежат старые граммофонные пластинки, которые игрались на старинном патефоне. В другом ящике, рулончики фотоплёнки, это снимали мои дядьки, когда они вырастали из мальчиков.

Ещё в нем хранилась стопка пожелтевших газет с фотографиями одного старого дядьки: у него хмурое лицо с усами, нос с горбинкой, волосы зачесаны назад.

Я тогда не умел читать, тоже спрашивал бабушку:

– А это кто?

– Это Сталин.

– Сталин? А кем он был?

– Он был самым главным, как Ленин. Он умер, а дело его живёт.

– Баба, когда вырасту, я тоже буду как Сталин. И стану жить всегда, – заявил гордо.

Бабушка лишь горько усмехнулась, что с мальца взять.

Так сгорели моя мечта походить на фантазёра барона, мечта стать переплётчиком, вместе с ней диалог в картинках, который тогда не мог понять:

– Так который сейчас час?

– Часы пробили первый час. Барон два, стало быть – ровно три.

– Тогда я ставлю жарить утку…

– Но он выстрелил один раз?

– Сей момент, исправим.

– Осечка!

– Ничего, тогда это будет половина третьего…

*

Я проснулся в тёмной арбе, когда вокруг стало очень тихо и темно.

Поворочался с боку на бок, но спать дальше не хотелось.

Поэтому решил, что неплохо бы по-тихому вылезти из телеги, осмотреться по сторонам, даже если сейчас неподходящее время.

Вчера, не до этого.

Стараясь не шуметь, спрыгнул на землю.

Принялся обходить спящий лагерь.

Как предвидел, стояла ночь, или вроде того, как она называется.

Здесь же, над всей местностью, или возможно над планетой, находилось лишь одно светило. Оно висело над поверхностью как электрическая лампочка в абажуре, в виде огромной космической птицы.

Днем свет почти привычный, но он отдавал немного синевой, а сейчас потухшее свечение стало багрового оттенка. словно отблески от неяркого костра накладывались поверх всего на окружающую обстановку.

От этого пейзаж, становился немного похож на то, когда в фотолаборатории рассеивается по сторонам красный свет.

*

Интерлюдии.

Я ходил в городской кружок по фотоделу, вот там такая комната.

Учил нас преподаватель, бородатый мужчина, фотограф.