Кройщик V. Часть Ⅱ

Аглая, или Аделаида, по прозвищу Цыганка Ада.

Она выглядит как настоящая цыганка в базарный день.

Ещё с нами;

Клоун, дядя Фаддей.

Его почтительно называют Дядюшкой, или Фаддеичем.

Вместо лица, у него всегда шутовская маска, потому что он никогда ее не снимает, а на голове всегда торчит клоунский колпак.

Хотя на лицо может быть нанесён нестирающийся грим.

Также миленькая девочка, чуть постарше моего возраста, по имени Марта.

Она ничего так. Но почему-то она не показалось мне обычной девчонкой.

У неё лицо с веснушками, она умеет менять цвет волос, цвет глаз, и цвет пальчиков. В зависимости от настроения.

Это потом узнал.

Днем, когда остановились на обед, встал вопрос на общем совете, как же меня называть, чтобы принять в семью.

Я уныло вытянул руку:

– Рыжим будете звать, или Голубем что ли?

– Не, ну это слишком примитивно.

– Ты будешь Руфус, что означает рыжеволосый. Как тебе?

– Идёт: Руфус, так Руфус, – согласно тряхнул шевелюрой.

– Теперь надо определиться, что ты умеешь делать? Вот что-нибудь полезное для нас, для работы.

– Раньше читал мысли. Только сейчас получиться ли такое умение, не знаю.

– Хм, интересно надо как-нибудь попробовать на деле.

Однажды, мы ехали по степи, я сидел в кабине, смотрел в окошко, вдруг увидел далекий огонь и хлопок, вроде как промелькнул взрыв гранаты.

Спросил у Фаддея, он находился за рулем:

– Что там?

– Ничего особенного. Амазонка с человеком уничтожилась.

– А как это?

– Несоответствие организмов.

Он стал объяснять на пальцах:

– Видел у них такие штуки на поясах?

– Ну да.

– Вот, когда она поймает мужчину, женщину, в общем, чужака или новенького как ты, то потом, во время этого происходит.

Амазонка использует свой страпон, затем гремучий водород получается, от взаимодействия кислорода, ещё чего-то там. Потом взрыв. Понял Руфус?

Их-то много, а нас мало.

Фаддей повернул лицо, хитро подмигнул мне нарисованным глазом, при этом уродливо скорчив рожу, так что нос превратился в красный помидор, а толстая бровь съехала набок.

Я кивнул головой, теперь стало немного понятно, для чего меня оставили.

– Ты только амазонок видел?

– Да. Как сюда попал, они сразу меня поймали, потом ночью вы появились.

– Так вот. В этом мире есть ещё валькирии. Женщины такие, они в черную кожу одеты: в плащи или в куртки, ездят на древних мотоциклах. Как поймают кого-то из наших, то выпивают кровь из него. Пока он не лопнет как сдувшийся шарик.

Он снова оборотил лицо, растянул губы, под ними обнажились блестящие зубы в мрачной ухмылке. Затем сделал вид, будто что-то сосет, издавая чмокающие звуки багровыми губами.

Мы всё время ехали, словно топливо в баках машины всегда бесконечно.

Мне постоянно отчего-то хотелось спать, клевал носом в такт, покачиваниям пружинного сиденья, постепенно скатываясь в дрему.

Однообразный пейзаж пустыни, по которой мы двигались, но не было почему-то жарко, навевал неестественные миражи.

Накатывали лавиной образов прежние воспоминания, как-то обо всём, одновременно и разом, будто окунаешься в воду с головой.

А вода тепленькая, совсем не страшно погружаться в глубину…

Интерлюдия первая

В детском садике, когда наступал обед, нам раздавали хлеб, перед едой.

Тарелочки с гороховым супом и пловом уже стояли на столиках, в нашей группе.

А хлеб, в самой большой тарелке, разносила тетя воспитательница.

Это буханка, нарезанная на ломтики.

В той тарелке только четыре горбушки, на всех детей, которых штук двадцать.

Я всегда хватал первым делом, хрустящую запечённую корочку от той буханки хлеба. То есть горбушку.